Опаловый соблазн, стр. 22

Поэтому он от всего такого отказался. Вся его энергия была направлена на поиск жизни, непохожей на жизнь отца. Он окунулся в книги и избегал общества женщин из страха, что, влюбившись, потеряет разум.

Из всех женщин мира, возможно, только Елена поймет и отнесется с уважением к его желанию не причинять страданий.

Или увидит в этом подтверждение тому, что все мужчины внутри коварны и необузданны.

В данный момент он чувствовал себя чрезвычайно коварным. Каждое нервное окончание трепетало и полнилось возбуждением. А в том, как в присутствии Елены тяжелела его плоть и росли требования его тела, не было ничего, достойного настоящего рыцаря. Разум изменил ему, и Дариус, сев за письменный стол, взглянул правде в глаза.

Он быстро проигрывал битву за то, чтобы держаться от Елены на расстоянии вытянутой руки.

Проклятие. Он поклялся оберегать ее, но никогда не думал, что придется оберегать ее от самого себя.

Глава 8

На следующее утро, сидя в библиотеке, Дариус писал письмо Эйшу, сообщая о своем открытии, что среди шотландских торговцев драгоценными камнями отсутствует главный, и не обращал внимания на обычный шум в доме, пока ему не показалось, что тон спора, долетавшего до него из кухни, изменился.

Он отвлекся от письма и, склонив голову набок, прислушался к необычным горестным оттенкам обычно беззлобной перепалки. Со вздохом встав из-за стола, он отправился в заднюю часть дома, а услышав крик, сопровождаемый громким стуком металла о пол и звоном бьющегося фарфора, ускорил шаги.

Распахнув дверь, Дариус застыл при виде открывшейся ему картины. Хеймиш лежал на каменном полу рядом с перевернутым рабочим столом. Елена в слезах стояла над ним, подняв чугунную сковороду с длинной ручкой, словно собиралась нанести еще один удар. А миссис Макфедден с вытаращенными от удивления глазами стояла, не шевелясь и прикрывая рот фартуком.

Потом Елена выронила сковороду, и от резкого звука удара металла о каменный пол Хеймиш застонал и сел.

– Я… очень виновата, – прошептала Елена.

– Что случилось? – спросил Дариус.

– Я… Я… – У миссис Макфедден был такой жалкий вид, какого он никогда ни у кого не видел.

– Она с гусиное яйцо, но жить буду, – сообщил Хеймиш, ощупав череп.

– Что случилось? – повторил Дариус.

В конце концов заговорил Хеймиш:

– Я узнал настоящее имя вашей экономки и… получил за это.

– Правда? – Дариус старался не улыбаться.

– В этом-то и дело. – Хеймиш прочесал руками волосы и застонал. – Она не Мэри.

Миссис Макфедден кивнула, но щеки, покрывшиеся ярко-красными пятнами, выдали ее смущение.

– Вряд ли Маргарита… подходящее имя для шотландки, сэр. Мать услышала его от испанской цыганки, и оно почему-то ей понравилось. Признаюсь, я всегда немного расстраивалась из-за него и, возможно, излишне громко закричала. Не сомневаюсь, мадам решила прийти мне на выручку…

– Излишне громко закричали? – фыркнул Хеймиш. – Вы набросились на меня как мегера!

– Вы насмехались надо мной, бесчувственный невежа! – Миссис Макфедден угрожающе сложила руки.

– Ну хватит! – Дариус шагнул вперед, чтобы помочь Хеймишу подняться на ноги. – Вставайте с пола и приложите к голове холодную тряпку.

– Простите меня, мистер Макквин! – попросила Елена, отчаянно дрожащими руками протягивая ему холодную мокрую тряпку. – Не могу поверить… Я на самом деле очень виновата, сэр!

Забрав у нее тряпку, экономка проворно сложила ее и подошла к Хеймишу.

– Не извиняйтесь перед грубияном, мадам. Это его собственная вина – и моя. Мне следовало помнить о своем характере. Теперь я держу себя в руках. Почему бы вам не выпить по бокалу хереса в библиотеке, а я немного погодя принесу пирожков.

– Итак, перемирие. – Дариус подал Елене руку. – Пойдемте, Елена, и оставим их наводить порядок. Теперь миссис Макфедден вполне справится.

Смиренно понурив голову, Елена взяла его под руку и позволила увести себя из кухни. По мнению Дариуса, убежище его библиотеки еще никогда не было более желанным. Проводив Елену к креслу у камина, он достал херес и, наполнив небольшой хрустальный бокал благородным напитком, опустился на колени у ее ног.

– Вот.

Она взяла бокал, и при виде страха в ее глазах Дариус почувствовал, как у него защемило сердце.

– Вы имеете полное право сердиться, мистер Торн.

– Но я не сержусь.

– Как это может быть? Я ударила мистера Макквина железной сковородкой и чуть не убила его.

Дариус отчаянно старался не пойти на поводу у внезапно вселившегося в него озорства и не поддаться комизму обстоятельств и чудачеств своих домашних.

– Елена, – начал он, но был вынужден замолчать, так как им овладело веселье, и, заняв кресло напротив нее, он громко расхохотался. – Любой, обладающий здравым смыслом, одобрил бы ваши действия, – продолжил он, когда наконец успокоился настолько, что мог говорить.

– Почему?

– Потому что вы вели себя храбро. – Он пристально смотрел на нее. – Вы не знали, что Хеймиш на самом деле не представляет угрозы, и все же бросились в драку, защищая миссис Макфедден.

– Я услышала ее визг, а потом, когда… – Воспоминание затуманило ее голубые глаза. – Он… он назвал ее ведьмой и схватил за локоть… и я… Я выставила себя дурочкой.

– А-а, да, ведьмой. Думаю, в данном случае это выражение нежности. В ответ она называет его идиотом и как-то еще на гаэльском языке, чего совесть не позволяет мне перевести, но скажу, что это связано с его профессией и несомненной любовью к домашней скотине. – Дариус улыбнулся. – Но они не враги, и Хеймиш бросится на отряд стрелков, не дожидаясь, чтобы на ее голове пострадал хотя бы один волосок. Он ее обожает.

– Правда? У меня совсем не сложилось такого впечатления!

– В отношении этой пары легко ошибиться.

– С ним все в порядке?

– Он будет жить. Это маленькая шишка, а учитывая внимание, которое уделит ему миссис Макфедден, он, я уверен, еще и поблагодарит вас, когда у него перестанет звенеть в ушах.

– Она отвечает на его чувства? – смахнув слезы, спросила Елена с задумчивым серьезным видом.

Дариус кивнул.

– Я понял это, увидев однажды утром, как она готовит ему поднос с завтраком, когда он заболел. Она нарисовала медом цветок на его овсянке и процедила бульон через тончайшую ткань – дважды. – Легкая зависть окрасила интонацию Дариуса, и он вздохнул.

– Но они так грубы друг с другом. Любовь всегда… такая жестокая?

У Дариуса сжалось сердце, когда он понял направление ее мыслей.

– Нет. По своей сути любовь никогда не может быть ничем, кроме доброты. Это высший идеал, Елена. Их слова – это показное представление. Наша истинная сущность проявляется только в наших поступках.

– Медовый цветок на его каше?

– И еще сотня других небольших знаков внимания друг к другу. У меня есть друг-зоолог, и после прочтения нескольких его работ я понял, что смотреть на своих экономку и кучера – все равно что наблюдать за ухаживаниями дикобразов. – Дариус усмехнулся. – Это трудное дело, но им так нравится.

– Удивительно! – тихо воскликнула она.

– Когда вы однажды… встретите подходящего вам человека, вы узнаете его по его поступкам. Ваша интуиция ни за что не обманет вас.

– Мистер Торн, вы когда-нибудь были влюблены? – спросила Елена.

Он уставился на носки своих туфель. Вопрос казался совсем простым, и ответ должен был быть дан без размышлений. Но как он мог сказать «нет», не выставив себя бессердечным истуканом? Как он мог раскрыть свои самые ужасные страхи и величайшие надежды, не позволив ей понять, каких трудов ему уже стоило не упасть в ее глазах?

Но прежде чем ему удалось придумать ответ, снова заговорила Елена:

– Извините меня, это не мое дело, и вопрос бестактный. Особенно после прошлого вечера. Обещаю вам больше не затрагивать эту тему.

– Это еще один хороший вопрос, а ответ был бы неполным. – Дариус откинулся на спинку кресла, но потом, покачав головой, наклонился вперед. – Вы так и не дотронулись до своего хереса. Если вы предпочитаете чай или кофе, я могу принести.