Загадка Большой тропы, стр. 22

Утром Братов пригласил коллектора Прагина в палатку, где собрались следователь Швецов и капитан милиции Снитко. Заслышав голос начальника, Виктор вздрогнул. Наташе, которая не спускала с него глаз, показалось, что он давно ждал этого зова. Вид у коллектора унылый, он даже как-то болезненно осунулся. Наташа, не закончив завтрак, направилась следом.

— Я только на одну минутку, — просительным тоном сказала она отцу, пробралась к изголовью отцовского мешка и сделала вид, будто разыскивает что-то.

— Бери, что тебе надо, и выходи, — строго приказал отец. У Наташи даже слезы навернулись на глаза от обиды. Можно, конечно, сесть поблизости от палатки и слышать все, о чем будут говорить, но Наташе претил такой нечестный способ — подслушивать, словно шпик.

— Пусть останется: она не помешает, — неожиданно выручил ее следователь, — это мой хороший помощник. — Он подмигнул ей, как старому знакомому. Наташа благодарно улыбнулась в ответ.

— Ну, рассказывай! — Братов сказал это таким голосом, что Наташа невольно вздрогнула. Таким она никогда не видела отца: плотно сжатые губы, колючий прищур глаз, желваки на скулах — по лицу видно, что руки его сжаты в кулаки.

Виктор еще ниже опустил голову и тихо, как напроказивший школьник, ответил:

— Виноват, Павел Осипович…

— Что виноват?

— Я не думал, что так случится. Это последний раз, честное слово: последний раз.

— Сколько ты отправил в лабораторию фальшивых проб? Можно ли после этого верить, что мы провели опробование рек?

«Ну зачем папка отвлекается в сторону? Разве это главное?» — подумала Наташа.

Коллектор подавленно молчал. В палатке было тесно; все сидели на корточках. Виктор расправил неловко подогнутую ногу и коснулся колена Наташи. Девочка, как ужаленная, отодвинулась в сторону и подобрала ноги под себя.

— Ну ладно, мы еще поговорим, — пообещал начальник голосом, не предвещавшим ничего хорошего для Виктора. — А сейчас с тобой хочет Василий Петрович потолковать. — С этими словами Павел Осипович покинул палатку.

— У меня к вам, Прагин, несколько вопросов.

Наташа недовольно поморщилась: ей не понравился чересчур доброжелательный тон, каким начал говорить следователь.

— Скажи: где ты был в тот день, когда ранили рабочего?

— Я ходил охотиться, — недоуменно ответил Виктор.

— Ты знал, с какой целью рабочий отлучился из лагеря?

— Н-нет. То есть я не думал, что он решится пойти один, — отвечал Виктор с нарастающим удивлением в голосе. Бледно-голубые глаза его вдруг оживились: стали огромными и испуганными.

— Ты стрелял из ружья?

— Стрелял… — Виктор тяжело глотнул воздух. — Неужели… Неужели вы думаете, что я…

Начальник милиции капитан Снитко сидел ближе к выходу и осторожными глотками прихлебывал горячий чай из большой кружки. На коленях у него лежал огромный носовой платок, и капитан то и дело прикладывал его к шее. Капитан тяжело дышал и, как казалось Наташе, с хитрой ухмылкой поглядывал то на перетрусившего Виктора, то на следователя.

— Мы ничего не думаем, — тем же спокойным голосом пояснил Швецов. — Три дня назад у вас в отряде было совершено преступление. На лагере, кроме пострадавшего рабочего, не было только коллектора Прагина. Поэтому небольшое любопытство по отношению к нему законно.

— Да неужели… Если бы я знал, куда он пошел… Да разве я… — судорожные всхлипывания прервали голос Виктора.

«Дальше ничего интересного здесь уже не будет», — про себя решила Наташа. Теперь она окончательно уверилась в своей догадке. Конечно, Виктор станет запираться.

Наташа осторожно проползла к выходу за спиной коллектора. Она знает, что делать дальше.

Костер в лесу

Наташа не боялась заблудится. Нужно идти все время вверх по течению, не перебредая ни одной речки. Раньше она не раз ходила по тайге и в горах с отцом. А он умел просто объяснить, каким законам подчиняется строение рельефа. Реки не пересекаются. Заблудиться можно, только переходя водораздел: там достаточно чуть сбиться — и попадешь в долину другой речки. А ей на горы взбираться не к чему. На таборе ее, конечно, скоро хватятся, но это не беда. Пусть немного поволнуются. Цель, с которой она уходила, стоила того.

Байкал, разумеется, с нею. Наташа прихватила немного хлеба и колбасы для себя и для него. Держать Байкала на привязи нужды нет: он и так не покинет ее. Байкал доволен свободой — ему надоело скучать на лагере — неистово носится вокруг. Вид у него озабоченный, деловой. А когда он оборачивается на хозяйку, Наташе кажется, что она читает его собачьи мысли: «Тебе, Наташа, хорошо — идешь и только, а мне нужно все кругом обнюхать и посмотреть. Сколько здесь интересного!».

Забираясь все выше и выше на склон, девочка неожиданно разыскала хорошую удобную тропу, проторенную вдоль террасы. Наташа вспомнила, с каким трудом приходилось в то памятное утро нести носилки с раненым Гришей. Русло реки в этом месте узкое, без песчаных отмелей, а пойма заросла ельником с густым подлеском из ольхи и талины. И нужно же было продираться через чащу, когда рядом такая отличная тропа.

Это открытие должно сэкономить ей немало времени. Но надежды Наташи не оправдались. Терраса становилась все уже и уже и наконец оборвалась, обрезанная рекой. Тропа привела к круче. Пройти выше по скалам невозможно. Пришлось спуститься вниз, к реке, и пробираться по крутой галечной осыпи. Сверху то и дело скатывались отдельные камешки, струйками стекал песок, а то и целыми кусками обрушивалась земля, всплескивая воду. Бурное течение медленно, но верно подмывало, рушило свое же детище — речную террасу.

Скоро Наташа подошла к устью злополучной речки. Байкал правильно разгадал ее план и повернул направо вверх. Наташа, не переводя дыхания, вбежала по крутому склону следом за ним. Отсюда вид изменился, как по волшебству. Горизонт, хотя и закрытый по-прежнему бортами долины, раздвинулся. Видны стали излучины реки и густой лес, разделенный редкими прогалинами. Ей удалось даже увидеть лагерь отряда и над ним тихую струйку голубоватого дыма. Вид палаток, точками белеющих средь леса, действовал успокаивающе — горы не так пугали своей неприветливостью. Троги, подобные тому, куда поднялась Наташа, называются висячими: они как подвешены над главной долиной. В горах это нередкое явление. Но чем дальше шла Наташа вверх по речке, тем теснее становился кругозор: скалы ближе и ближе подступали с боков. Вскоре ей снова встретилась удобная тропинка, правда, поуже прежней, той, что оборвалась у откоса террасы. Наташа не захотела расстаться со стежкой даже тогда, когда пришлось отвернуть в сторону, к скалам. «Не может быть, чтобы она уводила прямо в горы», — рассудила девочка. И верно, тропа подошла к подножию скалистых отвесов, поблуждала между нагромождений камня и возвратилась вниз в лиственничный лес.

На одном из деревьев Наташа увидела свежие борозды, прорезающие кору поперек ствола — след рогов сохатого. Здесь зверь останавливался и чесал свои огромные рога-лопаты, сбрасывая омертвевшую к осени тонкую предохранительную шкурку. Борозды были на такой высоте, что девочка, даже подпрыгнув, не смогла достать их рукой.

Наташа была спокойна, одиночество не пугало ее, и только одна случайная находка на время встревожила: на глаза попался обломок кедровой ветки с тремя крупными созревшими шишками. Наташа, не задумываясь, подобрала этот дар и пошла медленнее, выбирая пахучие вкусные орешки. Видимо, ветку обломило порывом ветра или недавним снегопадом. Пройдя еще немного, девочка попала в густой лиственничный лес. Стволы деревьев совсем сжали тропу, и Наташа часто задевала ветви, свисающие до земли. Деревья щедро осыпали ее с головы до ног пушистым золотом своих игл, щекотливые хвоинки попадали за воротник свитера. «Как в новогодний вечер конфетти», — подумала она. И вдруг резко остановилась, пораженная внезапной мыслью: «Откуда же кедровые шишки? — вокруг одни лиственницы». Она возвратилась к месту, где подняла кедровую ветку. Здесь, вблизи тоже ни одного кедра. Наташа подозрительно всматривалась с золотистую гущу леса. К ней подбежал Байкал, обнюхал землю и остановился, равнодушно помахивая хвостом. Поведение собаки успокоило девочку. Раз Байкал ничего не чует — опасности нет. А кедровая ветка?