Загадка Большой тропы, стр. 13

От Павла Осиповича Гриша твердо усвоил истину: «Не так страшен черт, как его малюют». Снизу склон представляется крутым, неприступным, а заберешься выше и отыщешь место, где можно подняться, — не на ногах, так на карачках заползешь.

Вечерние костры на лагере были клубом и местом заседаний геологов. В хорошую погоду после ужина у огонька собирался весь отряд: здесь обсуждались новости, рассказывались дневные происшествия, намечались планы очередных маршрутов и переездов. А под конец, засидевшись допоздна, пели песни или просто шутили, смеялись…

Как-то неприметно получилось, что распорядок дня оказался в твердых руках Валентины Гавриловны. Хоть она никогда и не распоряжалась, но ее слушались все. Бывало, уже за полночь, Петр с Гришей принесут к огню новую сушину, Николай погладит ладонью смолисто-черные кудряшки коротенькой своей бородки и приготовится затянуть песню — а Валентина Гавриловна поднимется на ноги, отойдет немного в сторону от жара, обведет всех взглядом и, чуть улыбнувшись про себя, решительно заявит:

— Пора спать.

Грише всегда кажется, что в этот момент ее улыбка чем-то неуловимо похожа на улыбку Наташи.

— Ещё немного, Валя, — за всех попросит Братов.

Но она непреклонна.

— Спать, спать. Остальное допоем завтра.

С этими словами Валентина Гавриловна уходит в свою палатку. А через минуту вслед за ней расходятся и остальные.

— Вот оно как, братцы вы мои, — улыбаясь, скажет Павел Осипович.

А Николай, блеснув на него глазами, почешет затылок и состроит такую гримасу, что все покатятся со смеху и даже молчун Петр восхищенно воскликнет:

— Ну и артист!

— Берите пример с Виктора, — объявит Николай, поднимаясь на ноги, — он уже давно бай-бай делает. — И, подняв палец вверх, Николай заставит всех прислушаться к громкому храпу в палатке.

…Первые дни Гриша все надеялся, что вот не сегодня-завтра станет известно что-нибудь новое о рудаковском золоте. Но дни шли за днями в трудовом будничном однообразии, похожие и непохожие один на другой, как шум речек, на берегах которых отряд устраивал палаточные лагери.

И только в один из августовских дней приключилось новое загадочное происшествие, такое же странное, как уже позабытый случай с конскими путами.

На лагере в тот день оставался только конюх дед Кузьма да пес Шарик, остальные были в маршрутах, Кузьма Прокопьевич надумал поставить перемет на ночь. Подходящее место в излучине реки он присмотрел еще накануне. Он ушел под вечер, не дождавшись маршрутчиков. Придут без него — беды не будет. Ужин готов, ведра с супом и чаем висят на тагане, в сторонке от дотлевающих головешек. Шарика оставил в лагере, а чтобы тот не увязался следом, привязал его веревкой к колу возле продуктовой палатки.

Не успел Кузьма Прокопьевич отшагать и половину пути, как услышал позади отчаянный захлебывающийся лай собаки. Никогда раньше Шарик не лаял с таким остервенением. Что-то случилось — собака зря не станет брехать. Шаркая ичигами по кустам, рыболов заторопился обратно. Навстречу мчался Шарик с обрывком веревки на шее. Он возбужденно прыгал вокруг конюха и нетерпеливо и зло лаял, упрашивал поторопиться. «Никак медведь пожаловал в гости», — подумал Кузьма Прокопьевич. Однако, завидев лагерь, отбросил эту мысль — возле палаток спокойно топтались кони. Одно только было странно: все сгрудились в кучу и что-то жадно хватали с земли. К палаткам он подошел одновременно с Виктором Прагиным (тот как раз возвратился из маршрута). Под ногами у лошадей валялся брезентовый мешочек с запасом соли. Дед Кузьма ударами плети разогнал, коней, спасая остатки необходимого продукта. Палатка с продуктами, как уверял дед Кузьма, оставалась застегнутой на все петли, а соль лежала в ней во вьючном ящике сверху. Вечером после ужина все обсуждали это странное происшествие. Общее мнение высказал Николай:

— Запамятовал ты, деда: и соль позабыл спрятать, и палатку не застегнул.

На том и порешили. Один Кузьма Прокопьевич с сомнением качал головой:

«Хорошо, вроде, помню», — говорил этот жест. Странным было и поведение Шарика. Неужто он, так усердно лаял на лошадей?

Новая работа

Скоро Гриша стал выполнять другую работу, более интересную и важную, чем занятия маршрутного рабочего.

Разламывая ящик из-под продуктов, Николай проткнул ладонь ржавым гвоздем. Рука опухла. Несколько дней он крепился, продолжал работать, но рука болела все сильнее, и опухоль распространилась выше локтя.

— Что же ты раньше молчал? — сердито спросил Братов, увидев больную руку Николая.

— Пустяки, пройдет, — уверял Николай, — вот привяжу настой из зверобоя, и заживет.

Но Братов не стал слушать и с первым же рейсом отправил его в Перевальное к врачу. Взамен Николая начальник решил временно поставить Гришу, а самому походить в маршруты в одиночку.

После завтрака Виктор и Гриша отправлялись шлиховать. Горные речки шумливы и порожисты, а притоки их, зажатые в скалистых бортах, часто непроходимы. Виктор шагами отсчитывает нужное расстояние (шлиховые пробы брали через полкилометра), отмечает на карте место и делает короткую запись в полевой книжке. Гриша нагребает в лоток речного песку и галечника и начинает промывать. В лоток вмещается около ведра породы, а после промывки остается горстка темно-серого шлиха. Работа не очень трудная, но требует сноровки: нужно внимательно следить, чтобы не смыть тяжелые песчинки. Промывка ведется так же, как это делают старатели при добыче россыпного золота, только те смывают из лотка и шлих, оставляя на дне одни золотинки.

Гриша и раньше слышал от геологов, что шлихованием можно искать не только золото, но и платину, вольфрам, олово…

Обучая Гришу шлихованию, Павел Осипович объяснял:

— Все тяжелые минералы вместе с песком переносятся речной водой, но они раньше легких песчинок осаждаются на дно. Иногда тяжелых минералов накапливается много в одном месте: в песчаных косах, на изгибах рек. Если река большая и древняя, то на берегах ее образуются террасы, сложенные из множества слоев речного песка и галечника. В террасах на глубине могут оказаться слои, богатые полезным металлом. Это склады, созданные природой. В них тысячелетиями песчинка за песчинкой накапливался металл.

Павел Осипович сделал паузу и посмотрел на единственного своего слушателя. Гриша сидел на крупном валуне, упершись черенком скребка в прибрежный песок. Карие глаза мальчика полны настороженного внимания.

— Как же искать эти чудесные кладовые? Ведь маленькие золотинки не увидишь глазом в куче всего песка, — продолжал Братов, чуть улыбнувшись своему ученику, и сам ответил: — А вот тут-то и пришел на помощь лоток. Лоток и смекалка. Вода накопила золото — вода и поможет добыть его.

— Когда ты наполняешь лоток песком, — геолог постукал чернем молотка по лотку, — зачерпываешь в него воду и начинаешь сильно раскручивать, перемешивая породу руками и скребком, — песок и галька в лотке перемещаются и распределяются по весу: тяжелые песчинки оседают на дно, легкие всплывают наверх. Золото обязательно останется на дне.

Но Гришу больше всего интересовала рудаковская жила.

— А рудное золото можно найти шлихованием? — спросил он.

— Можно и рудное найти, — заверил его Братов. — Жила, как бы она прочна ни была, от времени все равно разрушается, отдельные песчинки и обломки от нее попадают в воду. Вблизи от места, где залегает жила, в речке обязательно встретятся золотые песчинки, и чем ближе к залежи, тем их больше. Могут даже оказаться самородки.

Каждый день после завтрака Виктор и Гриша отправлялись в шлиховой маршрут. Чаще опробовать приходилось боковые притоки, а не главную речку.

Однажды, перед тем как войти в очередной ключ, Виктор сказал:

— Вот что, Гриша, у меня накопилось много работы с дневником. А начальник, сам знаешь, ни одного дня на камералку не даст. Ты пойди один. А я посижу здесь, дневник обработаю. Обратно пойдешь, встретимся. Ты не боишься? — спросил он, отводя глаза в сторону. — Я тебе карту и компас дам.