Стеклянная невеста, стр. 32

Матвей посмотрел на Графа и пожал плечами.

— А что тут непонятного?

— Вот и хорошо! — шумно выдохнул Граф. — А теперь на посошок, и до вечера. Пока ты свободен. Да и зелень отвези, спрячь куда-нибудь. Вечером заступай.

Глава 34

СПАСЕНИЕ

Матвей и впрямь поехал домой. В комнате он лег на кровать прямо поверх покрывала, закинул руки за голову и стал смотреть на бледные, пожелтевшие от времени обои потолка. В открытое окно, выходящее в тихий переулок, влетали звуки птичьего свиста и, заглушая их, поднимались до недоступных высот визги нерусских детей, кажется, азербайджанских, которые играли в какую-то сложную игру, может быть, военную. Временами с густым ревом пролетала по переулку машина, каждый раз провожаемая дрожью оконных стекол.

Все сейчас протекало сквозь него, совсем не затрагивая его мыслей и чувств, и ощущение этой текучести преображалось в подобие грез. Лежа на покрывале, столь ценимом его пожилой хозяйкой, он в то же самое время метался среди детворы во дворе, мелькавшей перед его глазами подобно персонажам американских мультфильмов, следом за тем он вновь оказывался в предрассветном лесу возле дымящегося озера и, поднимаясь с туманом, видел себя, целящегося из-за дерева, и тут же чувствовал все сразу: запредельную ярость пса, обнаружившего чужака, гнев Орла, ощутившего удар в затылок, но еще не растерявшего мыслей, панический испуг телохранителя, никак не готового в это райское утро встретить опасность…

Все это доставляло Матвею живейшее удовольствие. Он чувствовал, что реальность окончательно теряет свои отличительные приметы, так что, одновременно пребывая в лесу, он снова присутствовал и в кабинете Атаманши, где в этот момент открывалась дверь и в комнату входила, освещая сумрак своим присутствием, Света, мгновенно обретавшая ту плотность и реальность, которую теряли все другие в комнате…

Проснувшись, Матвей продолжал неподвижно лежать на кровати. Проспал он долго, солнце уже зашло, сумерки мягко вползали в комнату, со стороны кухни доносился звон посуды и добродушное бормотание хозяйки, привыкшей собственными комментариями озвучивать процесс своей стряпни. Матвей чувствовал нежность мира, непостижимую связь между собой и всем вокруг. Он внезапно понял, что радость, которую сейчас испытывал, заключена в том сияющем образе, в котором привиделась ему Света. Ее близкое присутствие наполняло его все эти последние недели ожиданием чудесных перемен, ожиданием чуда, которому пришлось так долго от него скрываться. И тем замечательнее было неожиданное задание начальства охранять ее, быть рядом с ней, заботиться о ней.

Быстро собравшись, он вышел на улицу, выкатил мотоцикл из подсобки, ключ от которой дала ему здешняя дворничиха, и поехал в клуб.

Темнело все больше, и одновременно с приближением ночи нетерпение его все возрастало. Что-то незнакомое поселилось в его душе, что-то тревожное, мучительное и одновременно радостное. С поразившим его самого удивлением он подумал, что через полчаса — без всяких усилий, без препятствий и борьбы — он сможет увидеть Свету… Все это было так удивительно, так необычно!..

Стемнело, когда он подрулил к железным воротам. Со стороны невидимой реки пахнуло сыростью. Он улыбнулся тому, как все это не имело отношения к тому событию, которое его ожидает: встреча с ней. И последующие недели будет еще много этих встреч: каждый день, по несколько раз, — ведь он теперь ее персональный телохранитель!

В вестибюле было шумно, толпился, как всегда в это время, народ: курили, прохаживались, выходили на улицу проветриться. Швейцар тоже курил с братьями Свиридовыми. Матвей спросил их, не видели ли они племянницу Атаманши?

— В зале, кажется, — махнул рукой Иван.

Матвей заглянул в зал ресторана, но Свету не увидел. Наверное, у тетки в кабинете. Он поднялся наверх. По пути встретил Графа. На вопрос, где Света, тот пожал плечами:

— Мы ее в зал отправили. Там не видел? А Маршала спрашивал? Ну, так спроси.

Маршалом в клубе называли заведующего рестораном Семена Семеновича Конева, конечно, из-за фамилии. А еще потому, что и в руководстве он старался придерживаться армейских методов. Маршал был на своем посту и бдительно надзирал за порядком в зале. Свету он видел, как же:

— У нее сегодня роман с этим хлюстом… как его?.. Васей. Они недавно поднялись наверх, в номера.

Разглядев что-то в глазах Матвея, Маршал покачал головой:

— А я тоже подумал, чего это она так напилась? Но это не мое дело, сам знаешь. А ты сходи, конечно, проверь. У них там был свободный номер, пятый, кажется. Скорее всего они там.

Матвей поспешил наверх. Потом побежал, перепрыгивая через ступеньки. В голове проносились картины одна другой хуже. На лестничной площадке поскользнулся и едва не упал. Какой-то встречный пьяный засмеялся. Задыхаясь, Матвей думал: «Если что, убью на месте!» А потом думал: «Только бы она была жива!» Все в нем горело, все смешалось в одно ослепительное волнение.

Рванув дверь пятого номера, он вошел внутрь.

В полутемной комнате сразу трудно было что-либо разглядеть. Лишь тусклый красноватый свет настольной лампы с трудом освещал широкую кровать, на которой возились двое. Матвей тупо смотрел, не понимая, что здесь происходит, не желая понимать, но вдруг знакомый голос сдавленно, с яростью и ненавистью прокричал:

— Пошел прочь! Прочь!

А потом сразу, не давая времени на раздумья, она закричала:

— Матвей! Матвей!..

Боровшийся с ней парень, извернувшись, с ненавистью взглянул на него:

— Ты чего, мужик, коротнуться хочешь? А ну пшел вон, пока я занят! Потом с тобой разберусь!

Матвей шагнул к кровати, и в следующее мгновение схватив парня за шиворот, с поразившей его самого легкостью, отбросил в сторону. Откатившись к стене, тот вскочил на ноги; ошеломляющим безумием вспыхнули в полумраке комнаты его глаза. В то же мгновение он сунул руку в карман и выхватил нож. Матвей ударил его ногой по кисти — нож отлетел в сторону. Парень закричал и схватился за руку.

— Тебе, мужик, не жить! Ты хоть знаешь, с кем связался? Ты труп, труп!

Потрясенная Света видела, что при этих угрозах спокойное лицо Матвея скривила гримаса отвращения и ненависти. А еще презрения. Презрения было больше, гораздо больше.

Матвей шагнул к парню, схватил рукой за поврежденную кисть и как-то повернул ее так, что тот вмиг оказался на коленях. От боли в вывихнутой кисти он заскулил. В руке Матвея тут же оказался кастет.

— Ах ты, дух паршивый! Если еще увижу тебя, тварь, — не только рядом с ней (кивнул он в сторону Светы), но вообще здесь или где-нибудь еще, сам станешь трупом! — сказал Матвей и несколько раз ударил его в лицо, с наслаждением слыша, как с хрустом крошатся зубы.

Потом дотащил уже сломленного парня к двери, вышвырнул пинком, закрыл дверь и повернулся к Свете. Она стала оправлять смятый, задранный подол платья, вспомнила, что сама сидит на этой вонючей постели, сидит растрепанная, жалкая… Но когда Матвей, поднимая ее, обнял, все это перестало казаться важным. Она обвила руками его шею, прижалась к груди лицом и громко, по-детски, заплакала.

Потом Света срывающимся голосом попыталась ему что-то объяснить, но он прервал ее и, глядя в лучистые от слез глаза, сказал:

— Не надо, не плачь. Теперь я тебя никому в обиду не дам.

Света поморгала, чтобы лучше видеть его лицо, всмотрелась, и сразу поверила, что так и будет.