Шеврикука, или Любовь к привидению, стр. 82

Отчего-то эти Коррожи и Жрази разочаровали Шеврикуку. Будто бы он об Отродьях Башни был лучшего мнения. Хотя, конечно, взглянуть на Тыслу и на Потомка Мульду было интересно. Впрочем, как и на Коррожь с Жразью. Еще, возможно, наглядится.

Рассказывал и отвечал на расспросы Шеврикуки эксперт по катавасиям вяло, порой и зевая. Видно было, что он утомился. И похоже, приземление Пузыря и сам Пузырь Пэрста-Капсулу не слишком взволновали и озадачили. Пожелав Пэрсту сладких дремот, Шеврикука отправился в квартиру Уткиных.

40

В телевизионных новостях Пузырю уделили секунд двадцать, признав его разновидностью атмосферного явления, особо не ехидничали и сразу же перешли от Пузыря к пожарам в австралийском штате Новый Южный Уэльс, где в эвкалиптовых лесах, возможно, пострадают сумчатые медведи коала. Кстати, как выяснил вечером Шеврикука, к Пузырю пригнали десятка два пожарных машин с лестницами и водяными орудиями и расположили их на отдых, но в состоянии непременной готовности. Поговаривали, что будет выставлено оцепление, но Пузырь не оцепили, лишь выделили для наблюдения за ним специальные патрули, а в местах транспортных пересечений поставили людей в пятнистых куртках и штанах. Опять же поговаривали, что, несмотря на пожарных, патрули, пятнистые куртки, ночью или на рассвете Пузырь безусловно уворуют и завтра же, в особенности если в нем есть цветные металлы и редкоземельные элементы, он обнаружится в какой-нибудь прибалтийской супердержаве. И это мнение оказалось ошибочным. Ни ночью, ни на рассвете Пузырь не пропал. И в пятницу, и в субботу, и в воскресенье он лежал на Звездном и Ракетном бульварах.

Но лежал неживой.

Тем временем к нему привыкли. Ученые мужи и специалисты по чрезвычайным происшествиям объявили, что природа явления исследуется и, когда суть прояснится, обо всем будет доложено населению. Паниковать нет никакой нужды, но и беспечные позевывания вредны. И не надо возить к нему из дальних префектур и пригородов детей на просмотры, словно к белым медведям в зоопарк. Что же касается слухов относительно того, что Пузырь будут раздавать, то они беспочвенны. Лежит себе Пузырь и пусть пока лежит.

Так он и лежал до понедельника.

А в понедельник, в два часа дня, в нем случились шевеления. То там, то тут оболочка Пузыря вздрагивала, и под ней что-то перетекало. Можно было подумать, что Пузырь одолела почесуха и он старается облегчить свое состояние. Или какие-то невидимые оводы и слепни садились на него с невежливыми намерениями, а он за неимением хвостов не мог их отогнать и потому вынужден был нервно подрагивать оболочкой или шкурой. Во всяком случае, он опять привлек к себе внимание и показал, что жизненное наполнение, нам неведомое, в нем есть и останкинским гражданам следует ожидать новых его проявлений.

А в четыре часа дня по улицам и домам разнеслось: «Пузырь угощает!»

Очевидцы утверждали, что перед тем в недрах Пузыря снова, как и в небесную пору его существования, случились мерцания и будто бы бульканья и всхлипы, а потом из него изверглось. Они же утверждали, что никаких разрывов оболочки Пузыря не происходило, никакие люки, двери, окна, въезды, туннели не открывались, а явленное Пузырем словно бы проступило сквозь его шкуру и свалилось на Землю (очень аккуратно свалилось, надо полагать, без повреждений) в десяти метрах, как вымерили позже, от тела Пузыря.

К этому явленному сразу же направили укутанных в оборонные костюмы бойцов с чувствительными приборами в руках, и они никаких опасностей, подвохов и коварных намерений Пузыря не учуяли. И даже если ответственные и предусмотрительные люди пожелали бы открытое разведчиками поместить в герметический сосуд государственного секрета, тайна все равно была бы разгадана пытливыми останкинскими умами. А умам этим пошли бы в подмогу подсказки обоняний и физиологических потребностей натур. Потому очень скоро в Останкине снова зазвучало: «Гороховый суп!»

Пакеты с супами-концентратами! Коробки с гороховыми супами! Тюки! Контейнеры! Вот что выдавил из себя Пузырь!

И опять замер. Мерцания, бульканья в нем прекратились. Невидимые слепни и оводы от него отлетели. И почесуха более не томила его. Совершенно спокойно Пузырь отнесся к тому, что явленное им с предосторожностями было погружено в фургоны продуктовых грузовиков. И никак не препятствовал отъезду автомобилей. А те понеслись, скорее всего, к местам исследовательских интересов и служб.

Конечно, возникли досады. Нате вам. Опущенное на здешние земли взяли, забрали и увезли. А от людей, вооруженных на крышах и балконах биноклями, подзорными трубами и видеокамерами, моментально стало известно, что Пузырь одарил останкинцев не только гороховыми супами с копченостями. Супы в пакетах были на любые вкусы: и куриные с лапшой, и рыбные с ароматами Охотского моря, и капустно-морковные, и с профитролями, и изысканно-парижские луковые, какие хочешь. Вывалились из Пузыря произведения и отечественной пищевой индустрии, и от Кнорра, и от дядюшки Бенса. Да разве одни супы был способен предоставить гражданам Пузырь? Естественно, не одни. В подзорные трубы (имелись к тому же у здешних астрономов и четыре телескопа) разглядели и коробки конфет, и плитки шоколада, и упаковки макарон, и лекарственные препараты, и предметы сангигиены, и банки печени трески, и вещи, смысл и назначение которых понять пока не удалось.

Телефонными разговорами с приятелями, обитающими во всех концах Москвы, сразу же выяснили, что нигде более никакие Пузыри не висели и, естественно, не приземлялись. Стало быть, в продуктовых грузовиках неизвестно куда увезли пусть мелкие и чаще всего консервированные, но именно останкинские приобретения. Возник и ропот. «Надо было потребовать, – рассуждали теперь раздосадованные, – у тех, которые увозили, предъявить удостоверения!» «Да сейчас какие хочешь удостоверения можно завести или купить!» – урезонивали нервных.

И опять покатилось мнение о том, что Пузырь будут раздавать. Каждому и справедливо определят долю и выдадут под расписку. А потому и нечего сейчас беспокоиться.

В ту пору снова прибыл в Останкино высокомерный малый, прозванный инспектором Варнике. Воротник его предзимнего пальто был по-прежнему поднят, а серая клетчатая кепка надвинута на левое ухо, будто оно у него мерзло. И хотя малый старался, как и раньше, говорить тоном посвященного или миссионера, бросалось в глаза, что он растерян. Одно дело было, когда Пузырь висел в воздушных струях, а вот на скорое приземление его инспектор Варнике, возможно, и не рассчитывал. Он повторял соображения о Земле как о плантации, куда в свою пору завезли рассаду человека, но, похоже, не понимал, зачем Пузырю надо было опускаться на презренные московские бульвары, задачи собственные он мог решить и находясь в высоте. Надежды на неизбежную и всеобщую раздачу Пузыря он, вынимая трубку изо рта, называл варварскими, бредовыми и решительно утверждал, что и опустившийся Пузырь не позволит никому делить его или уворовывать. Слова малого, естественно, раздражали энтузиастов и вызывали требование гнать Варнике из Останкина в шею. Однако не прогнали.

Но мнение о том, что Пузырь необходимо раздать, набухало, тяжелело и принимало форму народной резолюции. Будет, будет раздача. А как же! Непременно произойдет раздача Пузыря. С установленными льготами. «Раздача! Разбор! Расхлеб! Разжев! Раздрызг!» – звучало всюду.

– Во! Народ не унывает! – заявил Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный, доставив на Звездный бульвар своего японского друга и компаньона Такеути Накаяму. – А иначе как, Сан Саныч? Хорош, хорош лежит. Почти как мой змей Анаконда. А шкура этого дредноута вполне может пойти нам на рогатки.

– Да. Конечно. Народ не унывает, – поддержал Сергея Андреевича Такеути-сан. – Да. Анаконда! Пожалуйста. Я давно мечтаю познакомиться со змеем Анакондой.

– Не теперь! Змей сейчас занят! – спохватился Крейсер Грозный и срочно обрадовался стоявшему невдалеке Шеврикуке. – Ба! Игорь Константинович! И вы здесь прогуливаетесь!