Шеврикука, или Любовь к привидению, стр. 158

– Нет, конечно, – сказал Крейсер Грозный. – Организм змея еще много чего потребовал.

– Рыбу-то он, возможно, принимает?

– Принимает. По четвергам…

– Ну, тогда разумно начать дегустацию с рыб осетровых пород, – предложил Илларион. – С икорками…

– Истинно так! – обрадовался Крейсер Грозный. – Истинно так! А потом перейдем на поросят. Он, стервец, ужас как любит заглатывать поросят.

Водка подавалась змею исключительно завода «Кристалл», лишь иногда – от волжских берегов, самарского ликеро-водочного. Похоже, что Крейсер Грозный, его японский друг Такеути-сан, Сан Саныч, и зоотехник Алексей Юрьевич Савкин (это был черно-красивый мужчина с буденновскими усищами) в ожидании гостей уже приняли для приличия аперитивы и, мягко сказать, назюзюкались. Они не падали, не теряли аппетита, лишь по укорам Крейсера Грозного Сан Санычу можно было догадаться о степени их долговременной подготовки к дегустации. А укорял Сергей Андреевич так: «Вот у вас, Сан Саныч, есть император, а ты с ним не пил! А я пил с императором! С ихним, с эфиопским! Как раз перед тем, как мы пошли с дружеским визитом на Амазонку за змеем! Эй, змей! Ты дрыхнешь, а ты тоже не пил с императором!» «Не верю! – качал головой японский друг. – Не верю!» «Не веришь! – трубил Крейсер Грозный в возмущении. – Да хочешь, я позову императора? Спроси его!»

Шеврикука подмигнул Иллариону.

И сейчас же за столом обнаружился пожилой мелко-курчавый негр в коричнево-оранжевом балахоне.

– Хайле! Селассия! – бросился его обнимать Крейсер Грозный. – Они мне не верили! Савкин, наливай! Все пропьем, а флот не опозорим! А вы мне не верили! Ну и не будете пить с императором!

– А мы пригласим своего императора, – заявил Илларион. Сегодня он был в темно-синей деловой тройке, без сапог и шпор.

В гостиную стремительно вошел император Павел Петрович, будто прямо из Гатчины. Только нынче при нем была его знаменитая палка.

– Милости просим! – вскочил Сергей Андреевич, соображая при этом вслух. – Это кто же у нас был такой курносый?

– Павел, Павел… – прошептал ему Шеврикука.

– Точно, Павел! Паша, садись сюда, напротив эфиопского. Савкин, гони стакан! Ба, а тут еще и флотский! – обрадовался Крейсер Грозный.

Флотским, естественно, оказался Александр Федорович Керенский.

«А этот-то зачем приплелся?» – Шеврикука с удивлением посмотрел на Иллариона. «Ничего, ничего…» – успокоил его Илларион.

Опасения Шеврикуки, что Павел Петрович кого-нибудь отдубасит и сошлет в Сибирь, оказались напрасными. Павел находился в шутейном состоянии духа и с удовольствием выслушал историю хождения черноморского крейсера секретным фарватером под Африкой в Парагвай и обретения амазонского змея, подтвержденную мычанием эфиопского императора. Некую нервозность за столом вызвали отказы братишки Александра выпивать с компанией.

– Я не пью! Я не пью! – твердил он.

– Да какой же ты флотский! – возмутился Крейсер Грозный. – Может, ты какая баба переодетая? Сестра милосердия какая!..

– Ну, это вы грубо, Сергей Андреевич, – покачал головой Шеврикука.

А Александр Федорович нервно съежился и принял от зоотехника Савкина стакан. И пил далее.

Когда откушали солянку по-московски, разговор зашел о змее, как о живом символе концерна «Анаконда». Вспомнили, что с помощью змея бразильские хирурги вернули Сергею Андреевичу главные достоинства, каким нанесли ущерб бандитские пираньи. А потому разумно было говорить о фаллическом, дионисийском смысле именно этой змеиной особи, а стало быть, и о том, что своим присутствием змей-символ предназначен служить плодородию, процветанию, вакханалиям и росту концерна «Анаконда».

– Он как там, в манаусском госпитале, – вспомнил Крейсер Грозный, – поднялся в полный рост, все и охнули… А уж тут-то, в Парадизе, да на московских харчах… Пойдемте к нему! Сейчас мы его поднимем. Под самую крышу!

Спустились к бассейну. Призывы Сергея Андреевича приподняться были оставлены змеем без внимания. Случилось лишь слабое колыхание листьев виктории. Да мартышки будто бы смеялись.

– Паш, – обратился к Павлу Петровичу Крейсер Грозный, – будь добр, дай-ка мне свою палку.

Усердия палки возымели действие. Змей высунул из воды морду. И даже поднял ее метра на три. «Давай! Давай, родимый! – поощрял его Крейсер Грозный. – Помнишь, как в Манаусе…» Сан Саныч и Савкин побуждали змея бодрствовать стрельбой из рогаток. Затем, поскребя буденновские усищи, Савкин предложил подвесить на лианах жареного поросенка, тогда у змея возникнет животный стимул. На лианы с поросенком отправили эфиопского императора. Украшение лианы заинтересовало змея. Он поднялся было метров на семь, но потом расхотел, опал и скрылся под лотосами и викториями.

– У, скотина! – осерчал Крейсер Грозный. – Разнежился! Отъелся на московских харчах!.. Или, может, харчи не те?..

Тут же вспомнили, что Игорь Константинович и Илларион Васильевич приглашены в Парадиз в качестве экспертов и инспекторов, должных определить, нет ли в провианте и напитках змея каких-либо изъянов, способных навредить здоровью не только самого змея, но и хрупких погонщиков и дегустаторов. Вернулись в гостиную. Изъяны, естественно, были обнаружены. Требовалось немедленно составить челобитную-рекламацию на имя господ Кубаринова и Дударева. За бумагу усадили Алексея Юрьевича Савкина, текст же ему подсказывали все, с эфиопского (ахмарского) переводил Крейсер Грозный. Шеврикука вспомнил челобитную погонщиков елизаветинского слона, и его фраза «к удовольствию змея водка, поставленная в ящиках 30 ноября, неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка» была положена на бумагу. Подписи под челобитной среди прочих поставили императоры Хайле Селассие и Павел Петрович. А под ними и флотский, Александр Федорович.

– Народ не унывает! – потряс бумагой Крейсер Грозный.

И Сергей Андреевич предложил подписавшим исполнить хором «Прощайте, скалистые горы!». Что и было исполнено.

82

Утром Шеврикука чувствовал себя скверно. Снег шел густой. В Сокольники, что ли, съездить, раздумывал Шеврикука, или сходить в Ботанический сад? Пошел в Ботанический сад. Один из столбов металлической ограды притянул Шеврикуку. Будто что-то призывно трещало на нем. Или верещало. Паучок сидел на столбе, ему бы замерзнуть, а он ползал, видно, был искусственного происхождения.

– Шеврикука, – раздалось из паучка. – Это я, Бордюр. Тот, кто называл себя Бордюром.

– И что? – спросил Шеврикука.

– Мы вас недооценили. Как и все ваше сословие. А именно вас-то надо было уничтожить еще в июле…

– Что-либо изменилось бы?

– Может, и ничего не изменилось бы, – печально прошептал Бордюр. – Мы ослабли… Мы искорежены… Но мы еще кое на что способны… Меня нанимают компьютерным вредителем… Мы воспрянем… И вы от нас хорошего не ждите…

– Мы и не ждем, – сказал Шеврикука. – Вы подозвали меня, чтобы сообщить мне это?

– Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, – сказал Бордюр. – Но я уже не мог… У меня к вам личный мучительный интерес… Он меня жжет… В чем сила ваших бархатных бантов?.. Почему вы их развесили перед Чашей?

– Кабы я сам знал! – чуть ли не вскричал Шеврикука. – Это и для меня тайна!

– Я так и полагал, что вы мне не скажете, – прошептал Бордюр. – Но я уже не мог…

– Да нечего мне вам сказать! – Шеврикука готов был выругаться.

А верещащий паучок исчез со столба.

«Отродья окрепнут, Бушмелев окрепнет… Любохват пойдет с ними… – размышлял Шеврикука. – Так и будет. А Векка-Увека? Она ведь выходила на Отродий… По моей же подсказке…»

На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху. Но никакая миловидная барышня в пушистой шубенке, с трогательной беличьей муфтой под орехом его не поджидала…

В Салоне благодействий и чудес в Сверчковом переулке Шеврикуку встретили с шумом и приязнью. Шеврикука опасался сегодняшних проявлений расположения к нему Совокупеевой, но жаркая женщина Совокупеева вела себя чрезвычайно деликатно. К тому же все были оживлены новостью: через две недели произойдет наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж на что был опасен сейчас Шеврикуке Крейсер Грозный (вдруг – новая дегустация!), но и тот обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только сытно пофантазировал по поводу свадебного застолья. «Помнишь, Игорь Константинович, – подтолкнул он Шеврикуку, – как славно мы посидели на поминках Департамента Шмелей!» Никаких намеков на особенность отношений Крейсера Грозного с Веккой-Увекой Шеврикука не углядел. Может, ничего и не сложилось? Или – гвоздики съедены, опали лютики?.. И такое могло быть. Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой, в разговор с ним не вступала, будто бы и не молила его (и не раз) оказать ей честь – сделать помощницей в его, Шеврикуки, делах. Может, дела эти ее разочаровали. А может, увлекли ее новые затеи и интересы. Оно и к лучшему. Пусть поживет в них.