Происшествие в Никольском, стр. 79

23

— Денег у нас сколько? — спросила мать дома.

Вера протянула ей тетрадь с расчетами — сколько было денег, сколько осталось, сколько истрачено по дням и на что.

— Ладно, — сказала мать. — Карамели много брали. Краска одна. А песок купила весь?

— Нет, килограмма четыре еще надо.

— Я и вижу. Ну ладно. В магазин ты сходишь или я?

— А что надо?

— Песку. Селедки… Ну, и вина, что ль? — Тут Настасья Степановна поглядела на Веру неуверенно, в сомнении, и все же решилась: — Купи белого. Бутылки две. Или три. И красного.

— А кто придет?

— Кто-нибудь да придет. Тетя Клаша уж наверное придет. Еще кто-нибудь. Надо для приличия. Твой-то не придет?

— Нет, наверное, — смутилась Вера.

— Тетя Клаша-то точно придет.

— Она в обиде. Сюда не приходила ни разу.

— В больнице она, однако, была.

— Не ты же выгнала ее.

— Вот и помиритесь.

Тетя Клаша Суханова, конечно, пришла к вечеру, потом явилась тетя Нюра Тюрина, а позже прилетела и Нина. В доме уже вкусно пахло, мать, раскрасневшаяся, счастливая, хлопотала на кухне, пекла пироги с мясом и капустой, младшие сестры вертелись возле нее, не упускали случая ухватить горсть начинки, а то и горячий, с масленой коркой пирог. Мать обнималась с гостьями, просила извинить за выпачканные в тесте руки, обещала сейчас же допечь пироги и усадить всех за стол.

Клавдия Афанасьевна Суханова предвкушала удовольствие, глаза ее с одобрением оглядывали стол, накрытый не как обычно, в кухне, а в большой комнате с вышивками на стенах, радовали ее на этом столе и водка, и закуски: распоротая банка шпрот, селедка и уж конечно навашинские разносолы — грибы в банках и на тарелках, прошлогодние огурцы и помидоры из погреба, — сама Клавдия Афанасьевна хозяйство вела небрежно, словно горожанка. С Верой она говорила доброй старой приятельницей, почти родственницей, а Вера смущалась, она вспоминала, как куражилась, выгоняя из дома пожилых женщин, матерей, стыд-то какой? Но зачем, зачем ей предлагали деньги?..

Мать установила на столе кастрюлю с пирогами.

— Садитесь, садитесь, гости и девочки, берите, хозяйку не обижайте, пока горячие.

Она смотрела на гостей счастливо, но и рассеянно, как бы вспоминая, все ли сделала. Вспомнила:

— Надька, принеси масла с кухни. Сливочного.

Но передник не сняла. На всякий случай. Так и села в нем за стол.

— Ну, Настя, с выздоровлением, — подняла рюмку Клавдия Афанасьевна, — и давай переживем всяких мао-цзедунов!

— Теть Насть, — сказала Нина, — долгих вам лет.

— Слава богу, дома, — улыбнулась Настасья Степановна и выпила рюмку.

Соня с Надей чокались квасом. Соня — кружкой, а Надька наливала квас в стопку для интересу.

— Ну, и сразу же по второй, — сказала Клавдия Афанасьевна, — чтобы мгла глаза не застила.

— Ох, захмелею, — опечалилась Тюрина, однако быстро выпила и вторую рюмку.

— Мы же не стаканами, — успокоила ее Суханова.

Настало время пирогов, их ели, нахваливая Настасью Степановну, не из вежливости, а от души, потому, что печь и жарить пироги она была мастерица. Кому в Никольском удавались блины, кому кислые щи с грибами, кому запеченная в тесте рыба, пусть и морская, а дом Навашиных славился именно пирогами.

— Ешьте, ешьте… Ну как, вышло или нет?.. Ниночка, ты горчицу бери, вот она, — говорила Настасья Степановна, протягивая Нине банку с горчицей, знала, что нынешние молодые любят все поострее, она и сама, по Вериной просьбе, клала теперь в начинку больше перца. — Вышли хоть пироги-то?

— Вышли, вышли, — басила, жуя, Суханова.

— Ну вот и ладно, если вышли… А мне селедка хороша.

Вера косила глаза на мать и удивлялась ей: давно она не видела мать такой благополучной. И прежде хоть и редко, но бывало — мать подхватывало веселье. Но всегда в ее радостном состоянии было и некое напряжение, неистребимая озабоченность, сковывающая мать. А нынче, казалось, ничто не беспокоило ее, словно бы при выходе из больницы мать получила освобождение от всех своих тревог. Знать, тяжкими были ее мысли от болезни, может быть, и с миром, и с дочерьми она успела уже попрощаться. Ни праздники, ни последние именины не радовали мать так, как сегодняшний вечер. Хлопоты по дому и на кухне были матери до того приятны, что Вера не стала мешать ей своей помощью. Опять Вера подумала о том, что все невысказанное, потаенное и самое существенное, что было у матери на душе в последние недели, ей, Вере, не дано узнать, она может только догадываться об этом существенном, да и то объясняя состояние матери своими мерками и понятиями. И ни один другой человек, даже мать, даже Сергей, не смогут знать истинно, а не приблизительно, что происходит в ее, Вериной, душе. И так будет всегда. Мысль эта не была болезненной и тоскливой, как в день операции матери, она была спокойной. Да и ушла быстро. А Вера все глядела на мать и радовалась ее неожиданной беззаботности. «Вот и хорошо, — думала Вера, — вот и у меня ноша теперь будет легче». Тут она вспомнила, как славно ей было утром на Поспелихинской поляне, когда она лежала в траве и понимала, зачем она живет на земле. Вот и дальше все было бы хорошо и с ней, Верой, и с матерью, и с сестрами, и с Сергеем, и с отцом. И со всеми. Спокойствие и доброта Поспелихинской поляны казались ей теперь самыми важными на свете.

— Небось вы, тетя Насть, — сказала Нина, — в больнице пироги-то эти во сне видели! И чад кухонный небось был приятен?

— Ой, не говори, — кивнула Настасья Степановна. — Закроешь глаза, а перед тобой плита и сковородка на ней…

— Не сладко болеть-то? — спросила Суханова.

— Не приведи господь еще раз!

— Во-от. А я что говорю? — протянула Клавдия Афанасьевна и добавила печально: — Ничего не попишешь. Годы у нас уже такие. Пора деньги копить.

— Ох уж, ох уж, — пропела Нина, — какие уж у вас такие годы? На что деньги-то копить?

— На что, на что! — проворчала Суханова. — На гроб с музыкой.

— Ну, если только с музыкой, — сказала Нина.

— Вон, — сказала Клавдия Афанасьевна, — померла старуха Курнева. Ни копейки не оставила. Родственники ее на похороны тратились, уж вспоминали ее, поди, почем зря. Каково ей? У Павловых наоборот, у Софьи Тимофеевны на книжке остались деньги. И на поминки, и на подарки. Это по-людски. Я уж заведу особую книжку…