Галактики, как песчинки, стр. 22

Нет, определённо, я должна поблагодарить дядю Клода. И непременно сделаю это при первом же удобном случае.

10

Психологические тесты показали, что мой блок работает нормально. Когда с медицинскими вопросами было покончено, в отдел вернулся адмирал Лефевр и вызвал нас с Анн-Мари к себе. Со мной он беседовал недолго и вскоре отпустил меня с миром, выдав суточную увольнительную, чтобы я могла как следует отдохнуть, устроиться на новом месте и уладить прочие дела.

А вот Анн-Мари начальник ОСО попросил задержаться, и по его виду было ясно, что им предстоит долгий и серьёзный разговор. Таким образом я оказалась предоставленной сама себе и первым делом созвонилась с отцом. Он немедленно ответил на мой вызов, однако сразу извинился, что не сможет уделить мне много времени, потому как сейчас занят и освободится не раньше, чем через пару часов. Мы договорились, что свяжемся позже, и я отправилась осматривать своё жильё.

Предоставленная в моё распоряжение квартира была стандартной лейтенантской каютой с некоторыми дополнительными удобствами, вроде ванны вместо обычного душа, индивидуального пищемата, способного приготовить простейшие синтетические блюда и напитки, а также небольшого портала станционной сети грузовых коммуникаций, через который можно было отправлять и получать малогабаритные контейнеры со всякой всячиной. Два таких контейнера уже поджидали меня в специальной нише — один из них был тот самый, который мы с Анн-Мари отправили со склада обмундирования, а во втором находились мои личные вещи с «Зари Свободы». Там же я обнаружила короткую записку: «Мои поздравления, мичман Леблан». И подпись: «Лейтком Л. Сигурдсон, капитан „З.С.“».

Я улыбнулась. Лайфа тоже можно поздравить — он получил долгожданное звание лейтенанта-командора и наконец стал капитаном корабля. А вот папа явно расстроится из-за того, что у него отняли любимую игрушку. Небось, он рассчитывал, что и дальше будет командовать «Зарёй Свободы», только теперь уже в составе Отдела специальных операций. Но нет, не выгорело. Интересно, что ему дадут взамен? Самое меньшее, думаю, тяжёлый крейсер класса «АВ». А может, и «АА».

Я временно переложила все свои вещи на койку, отправила пустые контейнеры на склад и принялась наводить шмон в каюте. В смысле — придавать ей жилой вид, привнося небольшую толику личного хаоса в царивший вокруг идеальный порядок. Это заняло у меня около часа, после чего квартира из безликой стерильной норы превратилась в уютное гнёздышко, нёсшее на себе отпечаток моей неповторимой индивидуальности.

Справившись с этим делом, я приняла ванну — что было отнюдь не лишним после всех медицинских процедур в сочетании с рюмкой коньяка. Затем, посвежевшая и взбодрённая, облачилась в парадный мундир, сколола на затылке волосы и нахлобучила форменную фуражку. Вдоволь налюбовавшись собой в зеркале (зрелище было просто отпадное), я устроилась перед терминалом, включила видеозапись и стала диктовать письмо маме.

Разумеется, всей правды я ей не рассказала. Сообщила лишь, что при содействии дяди Клода (типа по его протекции) получила офицерское звание и теперь вместе с папой служу в ОСО. Я перечислила кучу вещей, которые следует переслать сюда из дому и попросила сделать это как можно скорее. У меня не было никаких сомнений, что вместе с вещами явится и мама собственной персоной. Оставалось лишь надеяться, что она не устроит мне душераздирающей сцены, вроде той, когда я, вопреки всем её уговорам, подала заявление в Аннаполис. Зато дяде она наверняка выскажет все свои претензии. Я ему, бедняге, не завидую — когда мама сердится, то становится сущей пантерой. Ну а я была её детёнышем, которого она всеми силами стремилась уберечь от военной службы, уже отнявшей у неё и отца (в смысле, моего деда), и мужа (моего первого отца). Мама вовсе не была пацифисткой, просто не хотела потерять и меня. Я её прекрасно понимала, но ничего поделать не могла — служить во флоте было мечтой всей моей жизни…

Надиктовав письмо, я отправила его по назначению. Теперь сигналу понадобится минут сорок, чтобы пройти по цепочке из восьми каналов первого рода отсюда до Солнечной системы, а потом ещё три часа — чтобы достигнуть Земли. Я быстро сосчитала, что письмо будет получено в начале шестого утра по московскому времени — а мама сейчас жила в Москве, работая главным архитектором в проекте реставрации разрушенного габбарами храма Христа-Спасителя. Поскольку она просыпалась не раньше восьми, то ответа от неё следовало ожидать как минимум часов через десять.

Ещё некоторое время я сидела перед терминалом, прикидывая в уме, кому из друзей и подруг послать от себя весточку. Некоторые из них просто лопнут от зависти, когда увидят меня в новеньком офицерском мундире…

Впрочем, эту затею пришлось отложить на будущее, так как ко мне наконец-то явился отец. Он охватил цепким взглядом обстановку каюты и с улыбкой произнёс:

— Здорово ты здесь устроилась. И форма тебе идёт, словно ты родилась в ней. Как твоё самочувствие?

Я поняла, что он спрашивает о психоблоке.

— Всё в порядке, па. Уже привыкла. А ты?

— Только начинаю привыкать, — ответил отец, усаживаясь в кресло в углу каюты. — Я к тебе прямиком из медсанчасти.

— Ты голоден?

— Не так чтобы очень, но от парочки сандвичей не отказался бы.

Я подошла к пищемату, заказала сандвичи и два стакана томатного сока.

— Следовало бы налить тебе немного спиртного, — сказала я, возвращаясь с подносом, — но у меня ничего нет.

— Не беда. По пути сюда я выпил жестянку пива, этого достаточно. Сейчас мне нельзя напиваться, я при исполнении. Через три часа пройду повторный медосмотр, а потом начнётся обычная предстартовая беготня.

— Ох! — огорчилась я, хотя и ожидала это услышать. — Улетаешь на задание?

— Да. — Отец проглотил сандвич и запил его глотком сока. — Собственно, я пришёл попрощаться. Если у тебя нет никаких дел, проведу с тобой всё оставшееся время.

— Да, конечно, папа, я свободна, я… А куда ты летишь? Надолго?

Он с сожалением покачал головой:

— Извини, это не подлежит разглашению. Привыкай, лапочка, к секретности. Ты служишь в ОСО.

Я разочарованно вздохнула:

— Да, понимаю… А что будет со мной?

— Насколько мне известно, после увольнительной ты получишь назначение пилотом-стажёром, на крейсер класса «AВ». Должность, конечно, не ахти какая, но для тебя это будет неплохой практикой. А через несколько месяцев, если хорошо себя зарекомендуешь, станешь полноправным штатным пилотом.

Гм, крейсер класса «АВ», это совсем недурственно. Даже более чем недурственно. «А» означает, что корабль принадлежит к категории тяжёлых крейсеров, а «В» — второй разряд по боеспособности. Пять основных пилотов, два навигатора, целая команда инженеров, шестнадцать отдельных артиллерийских расчётов, эскадрилья шаттлов-истребителей с соответствующим личным составом, полк космической пехоты… Короче, здорово! Можно не сомневаться, я себя хорошо зарекомендую. А лет через пять доберусь до кресла первого пилота. Ну, минимум, второго — а во флотском табеле о рангах это не хуже, чем быть капитаном корвета.

Жаль только, что командовать кораблём будет не отец. Увы, это против правил — служить под непосредственным руководством близкого родственника…

Мои размышления прервала мелодичная трель звонка. На экране дверного монитора возникло лицо Анн-Мари.

— Тоже зашла попрощаться, — прокомментировал отец.

Я впустила Анн-Мари в каюту, и та прямо с порога заявила:

— Я буквально на минутку, чтобы спросить… — Тут она увидела отца, вытянулась по стойке «смирно» и отдала честь: — Бригадир-адмирал, сэр!

Чёрт побери, какая же я растяпа! Только сейчас я обратила внимание, что в петлицах воротника отцовской форменной рубашки вместо привычных орлов красуются серебряные звёзды. И на именной планке уже написано не «CAPT», а «CMDR». Конечно, будь у него погоны, я бы сразу заметила разницу, но это нисколько не оправдывало меня. Я должна была заметить в любом случае.