Во власти обольстителя, стр. 15
Аннабелл резала, закалывала и шила до тех пор, пока свет в окне детской не померк и иголку в сумерках стало видно с трудом. Тогда она зажгла лампы и продолжила работу, несмотря на то, что глаза болели от напряжения. Ее остановила миссис Потсбери. Экономка пришла, чтобы напомнить ей, что пора спуститься к ужину, но Аннабелл слишком углубилась в свое занятие, чтобы сделать перерыв. Кроме того, есть ей совсем не хотелось.
Спустя несколько часов все было сделано. По крайней мере все, что она могла сделать в этот вечер. Завтра утром надо встать пораньше и заняться нарядом леди Оливии. Отложив в сторону бледно-голубое платье, она принялась ползать по полу, собирая нитки и обрезки материи, и тут послышался стук в дверь. Сердце у нее отчаянно забилось. Разумеется, герцог не мог прийти сюда в такое время.
Поднявшись, Аннабелл повернулась лицом к двери. Без очков ей трудно было понять, кто это там, на пороге, но этот кто-то был одет в женское платье. Аннабелл стало ясно, что это не герцог. Рыжие волосы подсказали, кто к ней пожаловал.
– Леди Роуз! Так поздно! Что случилось?
Девушка закивала головой, улыбнулась и вытащила из-за спины небольшой белый сверток. Потом сунула его в руки Аннабелл.
– Что это? – Какой-то предмет одежды, мягкий, белый, туго свернутый в квадрат, пахнул свежестью и чистотой.
Леди Роуз не сказала ничего, поэтому Аннабелл развернула его, и волна белого батиста обрушилась на пол.
Ночная рубашка.
– Это мне?
Вскинув брови, леди Роуз хмыкнула, как будто ответ был очевиден.
К горлу Аннабелл подкатил комок.
– Спасибо. Какая прелесть!
Девушка улыбнулась и выскользнула из комнаты.
– Доброй ночи, – крикнула ей вслед Аннабелл. Она никак не могла понять, почему такое простое проявление доброты чуть не довело ее до слез.
Но вот в чем Аннабелл теперь была абсолютно уверена: она сошьет леди Роуз такое бальное платье, что все красавцы-холостяки из высшего общества окажутся у ее ног. А когда мисс Старлинг увидит графиню Шерборн в этом наряде, она больше никогда не посмеет смотреть на нее с жалостью или снисхождением. Единственное чувство, которое поразит всех, будет жгучая, отчаянная зависть.
Глава 7
После затяжного старта мисс Ханикоут наконец стала оправдывать работой свое содержание. Подумать только, последний раз его светлость видел ее, когда она не торопясь наслаждалась чаем в компании его сестер. Но уже через три дня Оливия и Роуз начали говорить о потрясающей работоспособности портнихи. Если верить экономке, мисс Ханикоут спала совсем мало и без напоминания не делала перерывов на еду. Оливия восторгалась эскизами нарядов, выполненными портнихой, как будто та была гениальной художницей. Прямо-таки сам Гейнсборо [2], только с иголкой в руках. Но главное то, что Роуз, обладавшая поразительной проницательностью по части людских характеров, испытывала к Аннабелл полное душевное расположение.
Надо же, Аннабелл…
У вымогательницы, превратившейся в портниху, оказывается, имелось имя. Оливия даже заявила, что, поскольку они втроем проведут вместе месяцы, им нужно держаться друг с другом менее формально.
Оуэн заворчал про себя. Ему было абсолютно наплевать на то, как ее зовет Оливия. Для него она была мисс Ханикоут. А еще лучше – просто портниха. И навсегда такой останется.
Необычное желание поцеловать ее, когда он увидел ее спящей, было не более чем эксцентричной аберрацией. Любовница бросила герцога два месяца назад, а он устал от нее за три месяца их связи. Ему трудно было объяснить почему. Наверное, потому, что ей все время страшно хотелось угодить ему. Ей не хватало силы духа и… подлинности, что ли. Друзья были уверены, что он сошел с ума.
Может, они и правы.
То, что мисс Ханикоут привлекательна, застало Оуэна врасплох. Это было подобно тому, как ничем не примечательный стебелек в чьем-нибудь саду вдруг расцветает редкостным цветком. Поначалу это очень интересно, но потом чувство новизны притупляется и красивый цветок становится одним из многих. Да, его физически потянуло к портнихе, но совершенно ясно, что это произошло из-за нехватки секса, сна и, возможно, неспособности мыслить трезво.
Оуэн отвернулся от окна и подошел к письменному столу красного дерева. Выдвинув верхний ящик, вынул оттуда небольшой сверток и положил на поверхность стола.
– Деннисон! – крикнул он.
Дворецкий появился тут же, но порога кабинета не переступил.
– Да, ваша светлость?
– Передайте мисс Ханикоут, что я хочу немедленно видеть ее.
– Пригласить ее в гостиную, сэр?
Оуэн смерил дворецкого взглядом. Либо Деннисон пытается избавить мисс Ханикоут от необходимости заходить в кабинет, где случилось то, о чем нельзя упоминать, либо считает, что назначить встречу в гостиной было бы более вежливым по отношению к ней. Судя по всему, весь дом считает ее наивной молоденькой мисс, в то время как она – шантажистка.
– Я не в гостиной, Деннисон. Я здесь!
Брови дворецкого взлетели минимум на дюйм, и он заторопился прочь.
Оуэн получил очки Аннабелл из ремонта, и теперь она сможет рассмотреть все как следует, когда будет подшивать то, что подшивают, кромсать то, что кромсают, или чем там еще занимаются портнихи? Он не позволит одной из своих работниц выполнять обязанности с лопнувшими линзами на носу. Хантфорду было очень неприятно – пусть даже никто не знает, – что это именно он растоптал очки.
Он не нуждался в признательности мисс Ханикоут. Ему просто хотелось, чтобы она могла без помех делать свою работу.
Мисс Ханикоут пришла все в том же проклятом чепце. Просто ужас какой-то!
Однако щеки ее приятно округлились – не то что раньше. Черты лица стали мягче, серые глаза заблестели. Отвратительное коричневое платье сменилось на неприглядное зеленое, которое, впрочем, было немногим лучше предыдущего, но кое-что изменило в положительную сторону. По крайней мере теперь можно было сказать, что у мисс Ханикоут есть фигура. Ее грудь, хоть и небольшого размера, была высокой и прелестно очерченной. Линия бедер, которые угадывались под юбками, заставила кровь его светлости быстрее бежать по жилам.
Но чепец! Это было форменное оскорбление для всех остальных чепцов, но Хантфорд решил, что не станет возмущаться и оставит все как есть. До определенного момента.
– Вы звали меня, ваша светлость?
– Заходите.
Аннабелл медленно подошла и остановилась перед письменным столом. Взяв сверток в руки, Оуэн обогнул стол и вручил его ей.
– Вот. Это для вас.
Радость и любопытство отразились на ее лице.
– Сестра прислала?
– Нет.
– Тогда кто?
– Никто.
Девушка с сомнением посмотрела на него.
– «Никто» прислал мне пакет?
Только у нее обычный пакет мог вызвать такую подозрительность.
– Просто вскройте его, и все поймете.
Аннабелл, развязав бечевку, развернула бумагу.
– Очки, – сказала она и принялась хмуро разглядывать их, словно русалка, которой вдруг подарили домашние туфли.
– Я рассчитывал, что вы обрадуетесь, получив свои очки назад.
Аннабелл недоверчиво покачала головой:
– Это не мои очки. Мои были больше, в круглой оправе, а эти в овальной. Не знаю, чьи они, но только не мои. – Она протянула очки герцогу и направилась к двери.
– Подождите.
Резко остановившись, Аннабелл развернулась к нему лицом.
Оуэн запустил пятерню в волосы.
– Я взял ваши старые очки и отдал их в починку, но ювелир сказал, что починить их не сможет.
– Взяли? Вы не имели права! – Она уперла кулаки в бока. – Я хочу, чтобы вы их мне вернули.
Вот дьявол! Все обернулось катастрофой. Древний и безотказный мужской инстинкт подсказал ему, что сейчас разразится сцена, поэтому, подойдя к двери, Оуэн захлопнул ее и вернулся назад.
– Ваши старые очки не подлежали ремонту. Их больше нет. Все! – Неожиданно он снова ощутил себя великаном-людоедом. Ему пришло в голову, что такое происходит всегда с теми, кто пытается сделать что-нибудь доброе для криминальной личности с непомерно раздутым чувством гордости.