От Москвы до Берлина, стр. 10
И полковник Хагель тоже мечтал о шашлыке по-кавказски.
И много, и много ещё других.
Браво шагали они на Кавказ. Всё ближе и ближе красавицы горы.
Представляет Штопке костёр и шашлычный запах.
Представляет Кобленц костёр и шашлычный запах.
Представляет Зингер костёр и шашлычный запах.
Представляет Редер.
Представляет Хагель.
И много, и много ещё других.
Идут по кавказским они дорогам. Вот и уступы, вот и теснины. Терек несётся. Ревёт Баксан. Орлы в вышине клокочут.
Поднимаются фашисты в горы. А в это время там высоко в горах – на кручах, на скалах, среди теснин – укрылись кавказские партизаны. Много их. Есть у народных мстителей метод борьбы с врагами. Взрывчатку под камни. В руки запал. Взрыв. Грохот. И вот лавина с Кавказских гор вниз на врагов несётся.
Так и сейчас. Идут Штопке, и Кобленц, и Зингер, и Редер, и Хагель. И много, и много ещё других. Идут, о шашлыках мечтают. Вдруг взметнулись от взрыва камни. Устремились смертельным потоком вниз.
Рухнули в пропасть Штопке, и Кобленц, и Зингер, и Редер, и Хагель. И много, и много ещё других.
Смешались камни, мундиры, люди.
Спустился в пропасть столетний ворон.
– Салют по-кавказски, – прокаркал ворон.
Лист осенний
Гитлеровскими войсками, наступавшими на Кавказ, командовал фашистский генерал-фельдмаршал Лист.
Кончилось лето. Приблизилась осень. Не достигли фашисты намеченных целей.
Клялись фашисты взять Грозный, вступить в Баку.
Застряли фашисты. По-прежнему грозно высится Грозный. За горами, за долами лежит Баку.
Дали фашисты слово прорваться к Сочи, к Сухуми, к Поти, к Батуми.
Застряли фашисты. Споткнулись у моря. Как до Луны, далеко до Сочи.
Кричали фашисты, что горы осилят, возьмут Тбилиси. И всё Закавказье тоже.
Застряли фашисты. Не прорвались через Кавказские перевалы. Всё также в мечтах Тбилиси. И всё Закавказье тоже.
Сорвались фашистские планы. Заслонили советские люди грудью своей Кавказ.
Разгневан Гитлер провалом Листа.
Мчит из Берлина курьер в Россию. Срочный приказ в кармане:
– Снять Листа!
– Снять Листа!!
– Снять Листа!!!
Смещён, впал в немилость фельдмаршал Лист.
Узнали наши солдаты о грозном приказе Гитлера. Осень начиналась как раз на дворе.
Смеются солдаты. Назвали генерал-фельдмаршала Листа:
– Лист осенний.
Советским осенним военным ветром сорван фельдмаршал Лист.
Двенадцать тополей
Как-то новый командир одного из полков, сражавшихся на Кавказе, посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному. Представляются командиру:
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
Что такое – поражается командир полка. Продолжают доклад солдаты:
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
Не знает, как поступить командир полка, – шутят, что ли, над ним солдаты?
– Отставить, – сказал командир полка.
Семь бойцов представилось. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:
– Тоже все Григоряны.
Посмотрел теперь командир полка удивлённо на командира роты – не шутит ли командир роты?
– Все Григоряны. Все – двенадцать, – сказал командир роты.
Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.
– Однофамильцы?
– Нет.
Двенадцать Григорянов, от старшего – Барсега Григоряна до младшего – Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе шли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали страну и родной Кавказ.
Один из боёв для отделения Григорянов был особенно тяжёлым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки – с одной, Григоряны – с другой. Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счёта огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.
Тяжёлой ценой достаётся победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.
Было двенадцать, стало шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до твердынь Берлина.
Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли ещё в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший, Агаси Григорян, один невредимым вернулся с полей сражений.
В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе на Кавказе были посажены двенадцать тополей.
Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю – целое отделение. Память вечная Григорянам!
«Ахтунг! Ахтунг!»
Лётчик-истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.
Впился лётчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землёй, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повёл головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.
В наушниках послышалось:
– Ахтунг! Ахтунг!
Речь немецкая.
– Ахтунг! Ахтунг!
Голос тревожный («Ахтунг» – означает «внимание».)
«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»
Снова повёл головой налево, снова повёл направо: «Что же такое тревожное там у фашистов?»
И вдруг:
– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!
Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!»
Услышали «ахтунг!» на других наших самолётах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу на нашем командном пункте.
Ясно нашим, почему раздаётся фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским лётчикам, почему их предупреждают. Двадцать самолётов врага сбил над Кубанью лётчик Покрышкин. (А до этого – над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном – и ещё двадцать.) Лишь в одном бою над станцией Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!
– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!
Бежит, нарастает победный счёт у Покрышкина – 41 самолёт, 42, 43, 44, 45… 51, 52, 53, 54, 55…
– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!
От первого до последнего дня войны сражался отважно с фашистами лётчик.
59 самолётов врага сбил в воздушных боях лётчик-истребитель Александр Иванович Покрышкин.
Стал он Героем Советского Союза.
Стал дважды Героем Советского Союза.
Стал трижды Героем Советского Союза.
Слава тебе, Александр Покрышкин, первый трижды Герой в стране.
Кобрик и Киттихаук
Некоторые наши авиационные соединения, сражавшиеся на Северном Кавказе и Кубани, имели самолёты английского производства. Англичане были нашими союзниками. Поставляли нам отдельные виды своего вооружения. В том числе и самолёты-истребители. Были они двух марок: «аэрокобра», или просто «кобра», и «киттихаук».
Пристала как-то к лётчикам, летавшим на «кобрах» и «киттихауках», собачонка. Приютили её авиаторы. Стали думать об имени.
– Барбос.
– Жучка.
– Бобик, – идут предложения.
– Не то, не то.
Кто-то вдруг произнёс:
– Кобрик!
Посмотрели лётчики на самолёты «аэрокобра»:
– Кобрик?
Понравилось лётчикам имя Кобрик.
Прошло несколько дней. Как-то вернулись лётчики из боевого полёта, видят, поджидает их ещё одна собачонка. Морда весёлая. Хвост колечком.