Чужое тело, стр. 51
Подъехал сверкающий черным лаком робот-официант. Лиргисо взял с откидного столика рюмку в виде крохотного серебряного черепа, другую подал Тине. Коньяк.
– Я это не пью. Что-нибудь полегче есть?
У нее сейчас нет фильтров, нейтрализующих воздействие алкоголя, а напиться в компании Лиргисо – это последнее, что ей хотелось бы сделать.
На столике появился серебряный бокал в виде вставшей на хвост морской твари с разинутой пастью. Игнорируя вызывающую форму посудины, Тина взяла, пригубила. Десертное вино. Вроде бы неплохое. Она не разбиралась в спиртном, но Лиргисо наверняка разбирается.
– Знаешь, о чем я не спросил?
Грустная усмешка, непохожая на его обычные гримасы. Тину заинтриговал не столько вопрос, сколько это выражение, нетипичное для Лиргисо.
– О чем?
– О том, как ты на самом деле ко мне относишься. Человек, которому ввели мезген, не может что-то утаить или солгать. Ты сказала, что я тебе нужен, как Флассу пивной автомат, – но откуда я знаю, что это не блеф? Я ведь и сам не раз играл в такие игры. А вот если бы ты сказала то же самое под мезгеном… Узнать, что ты не испытываешь ко мне ничего, кроме заурядной неприязни, – это было бы слишком больно.
Он залпом выпил коньяк из одной рюмки, потом из другой.
– Предпочитаешь баловаться иллюзиями?
– Предпочитаю не убивать надежду. Пусть живет. Тина, мы с тобой летим на Савайбу. Завтра. – На лицо Лиргисо вернулось обычное для него выражение иронии. – Сможешь оценить все прелести своего нового положения. Савайба закрыта для киборгов, а теперь ты там побываешь.
Сотканный из разноцветных блесток лозунг: «Протестуй против Рипарола на Савайбе!» На одной из кеодосских площадей раздавали в толпе шарики, те лопались – и в воздухе мерцали эти призывы, чтобы через несколько секунд осесть на тротуар переливчатой пылью. Тина тогда все еще была тергаронским киборгом, рядом с ней были Стив и Поль. Резь в сердце, словно всадили и начали медленно поворачивать нож, – физически неощутимая, но до чего острая… Не сейчас. Не в присутствии Лиргисо.
– Предполагается, что на Савайбе я что-то забыла?
– Предполагается, что у меня там дела и ты летишь со мной. Оставить тебя здесь без присмотра… Это будет рискованный опыт. Когда ты на Валгре сдала меня в тюрьму, я покинул это приятное заведение на четвертые сутки. Ты похожа на меня, поэтому рисковать не будем.
– Я похожа на тебя? Знаешь, мне давно уже не говорили таких гадостей!
– Я почему-то думал, что сказал тебе комплимент… – ехидно ухмыльнулся Лиргисо.
– Потому что коньяка перебрал. Полетишь на Савайбу в обществе голой девки с макияжем?
– Тина, ты не должна говорить о себе в таких выражениях! – Он зло поморщился. – Учти, мне это не нравится. Если это еще раз повторится, я притащу сюда кого-нибудь с улицы – первого, кто попадется, – и убью. У тебя на глазах.
Тина поняла: он так и сделает. Пусть он не сумасшедший, нормальным его тоже не назовешь. Холодные яростные огоньки, тлеющие в глубине зрачков Лиргисо, угасли, он усмехнулся.
– По-твоему, это будет адекватно? – тихо спросила Тина.
– Да. Никто не смеет унижать наши отношения, даже ты. – Он помолчал, глубоко вздохнул и добавил: – Одежду и обувь получишь сегодня вечером.
Несмотря на только что пережитый легкий шок, вызванный его вспышкой, Тина ощутила эмоцию, которая с некоторой натяжкой могла сойти за радость.
– Значит, я могу заказать по каталогу то, что мне нужно?
– Фласс, только не это! – Он в театральном ужасе закатил глаза к потолку. – Сам закажу. Твоя манера одеваться всегда вызывала у меня оторопь. Все эти любимые тобой мешковатые комбинезоны и похожие на военные вездеходы ботинки… Лучше я подберу тебе одежду на свой вкус. Пойдем, – он встал, – провожу тебя в твою тюрьму, а то мне пора в «Кристалон».
«Хотя бы узнаю, что такое Рипарол. И почему против него надо протестовать».
Глава 10
Однажды Тина сказала, что жить можно везде, кроме Манокара. Преувеличение, решил Поль. Они тогда сидели в одном из кеодосских кафе, под стилизованным деревянным шатром на крыше небоскреба, смотрели на бескрайнее полосато-розовое закатное небо и пили кофе-гляссе. В такой обстановке будешь относиться терпимо к чему угодно. Манокар далеко, он почти нереален, а жизнь слишком хороша, чтобы всерьез согласиться, что где-то жить нельзя.
Другое дело сейчас, когда тебя со всех сторон окружает, как холодный туман, грязная «вата», склизкая на ощупь… На ощупь?.. Никуда не денешься, иллюзия тактильных ощущений была достаточно сильной. Лицо Поля прикрывала черная сетчатая вуаль, но ничем не защищенные кисти рук соприкасались с «ватой», которая заполняла весь коридор, словно отравляющий газ.
Довольно уютный коридор, если смотреть обычным зрением. По-домашнему чистенький, на стенах вышитые салфеточки. Вот только плавает в нем всякая дрянь, не воспринимаемая человеческим глазом. Полину Вердал трясло в ознобе, она задыхалась и еле удерживалась от слез. Свернуть ее к чертовой матери? Не выход. Базовая личность, если вырвется из-под контроля, весь этот гадючник разнесет, ей только дай волю… А Томек «ваты» не почувствует, зато и вести себя адекватно обстановке не будет. Какая из Томека вдова?
Поль сознавал, что влип. Первоначально он рассчитывал уложиться в три-четыре часа: найти Мею Ришсем, остаться с ней наедине, послать сигнал Стиву… Все не так просто. Сколько наивная и любопытная Полина Вердал ни расспрашивала про вдову президента, удовлетворительных ответов она не получила. Все говорили, что Мея где-то здесь, в Приюте (и Приют, мол, этим гордится), но никто не мог сказать, где она находится. С разрешения компетентных органов, Мея поселилась в Приюте под чужим именем.
Как она выглядит, Поль знал: видел снимки и голограммы. Как и все остальные, Мея носит вуаль, это осложняет задачу. Придется торчать здесь, пока не удастся ее идентифицировать… Разве что Стив сумеет выяснить, под каким именем она зарегистрировалась, но это отнимет неизвестно сколько времени.
Стив выходил на связь два с половиной часа назад; Поль сказал, что с ним все в порядке. Последнее не очень-то соответствовало истине, но Поль не собирался просить, чтобы его поскорее отсюда вытащили. По векселям надо платить. Раз уж он, спасаясь от гипотетического «кирпича», навязался в напарники Стиву, он свою работу выполнит.
Полине Вердал предоставили аскетически скромную комнатку в одном из больших, разветвленных, распластавшихся в глубине фруктового сада строений. Под расписку ознакомили с Уставом и внутренним распорядком Приюта, вручили распечатанный список мероприятий на ближайший месяц: уроки политической азбуки, просмотры поучительных фильмов, какие-то «совместные скорбные бдения». Полине сказали, что обязанности у нее будут несложные: ремонт одежды для работников низших уровней и надзор за девочками-сиротами во время прогулок.
«Вату» Поль заметил сразу – сколько же ее здесь, хоть налаживай оптовые поставки для тех, кто заинтересован в таком добре! – но по-настоящему нехорошо ему стало во время ужина. Громадная столовая с длинными столами и пластиковыми скамьями, на серых оштукатуренных стенах развешаны плакаты с незамысловатыми стишками на тему любви к великому Манокару и вдовьей скорби. Еду разносили женщины в фартуках – вдовы граждан пятого-шестого уровней, выполняющие обязанности прислуги.
За отдельными столами сидели девочки разного возраста, в мешковатых коричневых платьях. Несколько женщин с ложками прохаживалось взад-вперед, наблюдая за ними. Если какая-нибудь из девочек улыбалась, ставила локти на стол, поворачивалась к соседке или делала что-то еще, неуловимое для Поля, но, по-видимому, возбраняемое здешними правилами, ей тут же доставалось ложкой по голове.
Поль горел, словно подцепил инфекцию и температура зашкаливала за сорок два, все его рефлексы незийского полицейского бунтовали: садистское обращение с детьми – немедленно пресечь, задержать и составить протокол! Он давно бы уже сорвался с места и призвал это разошедшееся бабье к порядку, но базовая личность сейчас находилась на положении пассивного наблюдателя, доминировала Полина Вердал.