У птенцов подрастают крылья, стр. 41
Потом простились с мужиками, винтовки забрали с собой да и подались на станцию, а оттуда к дому поближе. «Хватит, — говорят, — навоевались, пора и честь знать».
Все это рассказал один из заказчиков Ходака. Он и к Ходаку-то зашел, принес сапоги барские, хромовые. По дележу ему достались. Самому-то малы, а сынишке велики больно; вот он принес поубавить, на новую колодку перетянуть. А Михалыч из больницы пришел, еще случай рассказал: в другой волости драгуны решили мужичков шомполами постегать. А те на них с топорами, с вилами. Настоящее сражение получилось. Потом ночью мужики-то всю усадьбу с разных концов подпалили, драгуны-то еле живы выскочили, покрутились, покрутились, да на лошадок, да подобру-поздорову назад, откуда прибыли…
— Вот когда настоящая революция начинается! — закончил Михалыч.
Вообще настроение в городе день ото дня становилось все тревожнее. Многие из помещиков, кто побогаче, давно уже переехали из своих поместий в город, а теперь большинство и из города куда-то исчезло. Поговаривали, что те, у кого деньжонки да разные драгоценности имеются, уезжают на юг, в Крым, на Кавказ. Оттуда, ежели что, на пароход — да и за границу.
Особенно приуныло в городе купечество. То одна, то другая лавка почему-то закрыты. Покупатели ничего в толк не возьмут: и праздника нет, и торговли тоже нет. Куда же хозяева девались? Ответ обычно один и тот же: в губернию, мол, за товарами поехали.
— Ох, что-то уж больно часто за товарами стали отъезжать? — дивятся покупатели. — Ездят, ездят, а товаров все меньше да меньше. Какая же тому причина?
Как-то вечером, когда мы с Колей сидели в гостях у Миши Ходака и обсуждали план будущей охоты, в комнату вошел Алеша. Давно я его уже не видел: то школа, то охота, некогда к нему и заглянуть.
— А вот и вся честная компания! — весело сказал Алеша, подсаживаясь к столу. — Хорошо, что застал всех зараз, проститься пришел, завтра утром еду.
— Ты куда? — удивились мы.
— Хочу в Тулу податься — глянуть, что там ребята поделывают.
— Какие ребята?
— Да наши дружки-фронтовички. Письмецо от них на днях получил. Зовут, повидаться хотят, пишут, больно по мне соскучились.
— Ну что ж, съезди, повидайся с приятелями, — одобрил Коля. — Может, они тебе местечко какое посытнее на заводе подыщут. Кладовкой ведать, водочку раздавать — оно и ничего, подходяще получится.
— Я тоже мерекаю: может, дельце какое и для меня найдется, — как-то загадочно усмехнувшись, ответил Алеша.
«На что-то он намекает», — подумал я, но так и не понял, на что именно.
Алеша посидел недолго.
— Ну, нора в путь собираться, — сказал он, — да со старухой на прощание посидеть. Кто знает, свидимся ли еще.
— А почему же не свидитесь? — удивился я. — До Тулы всего девяносто верст, пять часов езды, не больше, не на край света едешь.
— Оно, конечно, так, — опять усмехнувшись чему-то, согласился Алеша, — да все-таки кто его знает. В жизни ведь всякое случается.
Мы все переглянулись. Что-то Алеша задумал неладное. Не остаться ли ему лучше с нами в Черни.
— Нет, братцы, у меня иной путь намечен, — ответил он на наше предложение. Встал, подошел ко мне, обнял уцелевшей рукой. — Прощай, Юрка! Вспоминай, как мы с тобой пескарей ловили. Спасибо, что червяков мне насаживал… — Он хотел уже выйти, потом вдруг вернулся, будто вспомнил что-то. — Да вот еще: коли случаем где на охоте графа Бутурина повстречаешь, кланяйся ему от меня. Скажи, мы с ним еще сполна не рассчитались.
— Эва, — захохотал Колька, — Бутурина захотел повидать! Да он теперь где-нибудь в Африке ай в Америке на слоне катается. Будет он здесь сидеть — тебя дожидаться!
— Да я только так, к слову, — ответил Алеша. — Ну, прощайте, ребятки! Может, еще и свидимся, и рыбку вместе половим.
Алеша вышел. Мы сидели молча. Даже Коля и тот приутих. И никто из нас не мог знать, что это наша последняя встреча, что мы больше никогда не увидим Алешу и он погибнет где-то под Тулой, сражаясь за Советскую власть.
ШКОЛЬНЫЙ ВЕЧЕР
Настроение в городе и в уезде с каждым днем становилось все напряженнее. Всюду говорили, что солдаты совсем отказываются воевать. Целыми поездами уезжают с фронта. Уверяли, что вот-вот немцы как хлынут — и Москву, и Петроград возьмут. Что тогда?!
А другие говорили, что уже заготовлено перемирие, только держится оно до поры до времени в строгом секрете.
Но больше всего толковали о том, что солдаты не зря едут с фронта домой прямо с винтовками. Как заявятся — всех помещиков перебьют, а землю и имущество между собой разделят.
«А как же с купцами дело будет?» — робко допытывались те, у кого в городе была какая-нибудь лавчонка. Насчет этого мнения расходились: одни утверждали, что всех под корень сметут, другие успокаивали, говорили, что солдат только насчет земли озлобился. Земля, скотина и все прочее, что в деревенской жизни нужно, ему подавай. А торговля ему без надобности. Торговать он все одно не будет. Значит, купцы ему не помеха.
— Вот и разберись, что к чему! — разводили руками мелкие торгаши.
Городок наш волновался, шумел, как потревоженный улей.
Только нас, ребят, все эти разговоры, опасения и надежды мало касались. У нас была своя школьная жизнь, и жизнь, нужно признаться, превеселая.
Правильно сказал как-то раз Толя Латин, что у нас не школа, а прямо Академия художеств. И действительно, в основном мы занимались уроками музыки, рисования и подготовкой к школьному празднику. Изредка бывали уроки математики, физики, французского языка, географии, а также ручной труд, когда в школу привозили какие-нибудь материалы для слесарного или столярного дела. Тогда мы начинали пилить, строгать, паять, точить… Трудились до rex пор, пока весь материал оказывался окончательно «обработан» и его относили в сарай или просто выбрасывали. Тогда столярные и слесарные станки временно приостанавливались, впредь до получения новых материалов. Обычными школьными предметами мы почти не занимались. То ли учителя городского училища куда-то поразъехались из Черни, то ли большинству из них, и это вернее всего, было совсем не до нас. Все ждали чего-то нового, небывалого, а чего, и сами не знали.
И вот мы, предоставленные сами себе, отлично проводили время, собирались в школу, как в веселый товарищеский клуб.
Репетиции к школьному вечеру шли полным ходом. В них приняла самое деятельное участие и Маргарита Ивановна. Она организовала ученический хор и разучила с нами ряд популярных революционных песен. Кроме этого, оказалось, что многие из ребят играют кто на мандолине, кто на гитаре, кто на балалайке. Маргарита Ивановна сейчас же собрала всех играющих. Получился струнный оркестр. Беда была только в том, что большинство не знало нот, играло по слуху. Но Маргариту Ивановну это ничуть не смутило.
— Для первого вечера обойдемся без нот, — решила она, — будем играть только то, что вы все и так знаете. А на будущее вот вам наглядный пример, как важно знать ноты. Для каждого, кто хочет хоть немножко владеть каким-нибудь инструментом, знать ноты так же необходимо, как уметь читать и писать.
— Молодец наша Маргарита Ивановна, — восхищались ребята, — как у нее все ловко получается!
И это было верно. Маргарита Ивановна умела как-то удивительно все хорошо организовать. Хоть бы, к примеру, эти самые ноты. Ну кого из ребят заставишь их так, без надобности учить? А теперь ведь не только учат — сами переписывают друг у друга, один другого подгоняет.
К школьному вечеру наш оркестр разучил несколько маршей и вальсов.
Помимо этого, был приготовлен и еще один музыкальный номер. Лева Пяткин выучил стихотворение Некрасова «Несжатая полоса». Но читал он его не просто один, а под музыку. Лева читал, а Маргарита Ивановна подыгрывала ему на рояле. Назывался этот номер «мелодекламация». Получалось очень здорово!
Наши сценки «Пацюк с варениками» и «Встреча Чичикова с Ноздревым» были тоже готовы.