Брошенная в бездну, стр. 31
Хаджер-ханым перешла улицу и постучалась к соседям. Передав привет от Мазхара и сообщив о его мнимой просьбе, она сказала:
— Что поделаешь? Такова жизнь! Судьба! Я надеюсь, Рыза-эфенди возьмёт на себя труд посадить Назан в поезд и…
Она сунула Рызе горсть монет. Ощутив в руке деньги, Рыза страшно обрадовался. Наконец-то хоть немного повезло!
— Какой там труд! Это мой долг, ханым-эфенди! — засуетился он. — Пока Назан будет оставаться в моём доме, можете не волноваться: я и не загляну сюда. Отправим её вместе с Несрин, будьте спокойны!
Вскоре после этого разговора Назан вместе с Халдуном перешла к Наджие. Когда вечером Мазхар не застал их дома, он сильно огорчился.
— Значит, она настаивает на том, чтобы забрать сына?
— Настаивала. Но я уговорила её и она согласилась оставить его, — сказала Хаджер-ханым.
— Так почему Халдуна нет дома?
— Я заберу его спящим…
— А когда Назан собирается ехать?
— Денька через два. Там одна девица из бара, Несрин, едет в Стамбул. Так вот Назан поедет вместе с ней…
Мазхар вспомнил, как однажды Жале говорила, что её больная подруга собирается скоро в Стамбул к своему возлюбленному.
— Назан сердится на меня?
— Как же она может не сердиться?
12
Халдун оставался с матерью у Наджие два дня и две ночи. Вечером третьего дня, когда он спал, за ним пришла Хаджер-ханым. Назан разрыдалась.
— Не волнуйся, дитя моё! — успокаивала её шёпотом старуха. — Да убережёт тебя аллах от зла! Самое позднее весной снова будешь здесь.
С улицы донёсся шум подкатившего к дому фаэтона.
— Ну, как, готова? — спросил Рыза входя.
Пока Назан собирала вещи, Хаджер-ханым с ребёнком на руках незаметно скользнула в дверь, быстро перебежала дорогу и, поднявшись к себе, уложила спящего Халдуна в свою постель.
Мазхар не появлялся. Стоя у окна, он не сводил глаз с дома напротив. Тусклый свет фонарей фаэтона едва освещал кусок стены и дверь. Вот показалась закутанная в чаршаф фигура Назан…
Мазхар более не мог сдерживаться и всхлипнул.
— Хорош мужчина! — раздался за его спиной голос матери. — И не стыдно тебе?
Но он ничего не слышал. Терзаемый угрызениями совести, Мазхар был готов молить о прощении. Быть может, он никогда больше не увидит Назан, ведь теперь она стала для него чужой… Нет, он должен пожелать ей счастливого пути!
Оттолкнув мать, Мазхар сбежал вниз и в один миг оказался возле фаэтона.
— Счастливого пути! — сказал он дрогнувшим голосом.
Назан едва была в силах произнести слова благодарности.
— Я оставила вам Халдуна, — сказала она чуть слышно. — Быть может, он иногда будет напоминать вам обо мне. Но вы не вернули мне свой подарок…
— Какой подарок? — изумился Мазхар.
— Ваша матушка забрала у меня перстень, чтобы показать вам, ведь он нашёлся…
Мазхар опрометью бросился в дом и одним махом взлетел по лестнице.
— Разве я не приказывал тебе не брать у неё перстня? — набросился он на мать.
Хаджер-ханым сорвала перстень с мизинца:
— На, возьми! Она сама дала его, сын мой, чтобы показать тебе. А ты уж подумал бог знает что.
Мазхар махнул рукой, схватил перстень и выскочил на улицу.
— Вот! — тяжело дыша, протянул он перстень Назан. — Береги его как память обо мне и Халдуне.
— Благодарю вас!
Рыза уселся на козлах рядом с кучером, и фаэтон тронулся. Вскоре он исчез в темноте.
С трудом овладев собой, Мазхар вернулся в дом. Всё, решительно всё отодвинулось куда-то далеко-далеко: сын, мать и даже Жале. Невидимые тиски безжалостно сжимали сердце. Войдя в спальню, он плотно прикрыл дверь. Взгляд его случайно упал на сундук.
Почему же Назан не взяла его с собой? Или она накопила столько денег, что ни в чём не нуждалась? Нет, Мазхар знал, что у неё не было лишних денег. Ведь Назан ничего от него не скрывала… Но тут же он вспомнил о колдовстве и брезгливо поморщился.
Закурив сигарету, Мазхар тяжело опустился в кресло. Что с ним творилось? Ведь всего несколько дней назад один вид этой измождённой, начинавшей увядать женщины выводил его из себя. Но почему же сейчас ему было так жаль её? Отчего так сжималось сердце?..
Прошло много времени, прежде чем Мазхар взглянул на часы. Половина двенадцатого — пора в бар! Выходя из спальни, он заметил свет у матери, и только тут вспомнил, что у неё спит сын. Как же он мог забыть о нём? Толкнув дверь, Мазхар почти вбежал в комнату. Халдун спал, безмятежно разметавшись на кровати. Мазхар погладил золотистые кудри мальчика. Бедный ребёнок! Ни о чём не ведает… Утром проснётся и позовёт мать. Будет допытываться у бабки, где она. Что она ответит ему? Мазхар посмотрел на Хаджер-ханым, которая совершала вечерний намаз, и тяжело вздохнул.
Хаджер-ханым быстро выпрямилась и уселась на молитвенный коврик.
— Доброй ночи тебе, сын мой, — сказала она с тоской.
Хаджер-ханым боялась, что Мазхар начнёт расспрашивать о перстне. Но он и не вспомнил об этом.
— Даже сундука своего не взяла! — сказал Мазхар.
Хаджер-ханым хорошо знала, почему Назан не взяла сундук, ведь она надеялась вернуться назад.
— Не снизошла до такой милости! Видно, имела кое-что про запас.
— А ты ей предлагала взять сундук?
— Ну разумеется, дитя моё! Она ведь не дочь миллионера и не к миллионерше поехала.
— Что же она?
— Пусть, говорит, этот сундук разобьётся о его голову.
Мазхар вспыхнул, словно порох:
— Ах так! Тогда не надо было давать ей денег.
Хаджер-ханым отдала Назан только половину того, что передал для неё Мазхар. Вспомнив об этом, она смиренно сказала:
— Сделанного назад не вернёшь. Знай я, что она такое скажет, отдала бы лучше эти деньги какой-нибудь уличной девке! По правде говоря, я не хотела отдавать ей перстень. Да ты меня не послушал. А не мешало бы, хоть изредка, прислушиваться к словам матери…
Мазхар поднялся.
— Нам трудно будет воспитать без матери мальчика.
— Положись на меня и не вмешивайся, — сказала Хаджер-ханым, провожая сына до двери. — Куда это ты так поздно?
— Пройдусь немного.
— Не вздумай только привести в дом девицу из бара!
Но Мазхар уже не слышал её слов.
У Жале теперь вошло в привычку отвергать просьбы богатых посетителей бара провести с ними вечер. Так было и сегодня. Сидя в одиночестве за дальним столиком, она отпивала из фужера маленькими глотками пиво и ждала Мазхара.
— Здравствуй!
Жале вздрогнула от неожиданности. Как она не заметила его прихода?
— Всё ещё сердишься?
Жале ответила не сразу. Наконец она поставила на стол пепельницу, которую до этого вертела в руках, и, отчеканивая каждое слово, сказала:
— Тебе не следовало разводиться с женой!
— Опять старая песня! Мне уже надоело! Я дал развод жене не из-за тебя и не потому, что меня подстрекали. В этой женщине мне не нравилось всё, решительно всё! Я никогда по-настоящему не любил её и не раскаиваюсь в том, что сделал. Знаешь, что она сказала перед тем, как покинуть мой дом?
— Не знаю, Мазхар, — бросила Жале. — Не знаю и знать не хочу! Это касается только тебя и твоей жены!.. Но меня бесит, что в наши отношения всё время вмешиваются другие.
— Она, кажется, ни о чём не жалеет, — словно не слыша её, продолжал Мазхар. — Мать говорит, что…
— Ради аллаха, перестань напоминать мне о своей матери, — прервала его Жале.
— Почему?
— Могу объяснить, если тебе угодно. Я уже не раз говорила, что твоя мать — истинная свекровь, в самом страшном смысле этого слова!
На мгновение в баре смолк грохот джаза. Откуда-то издалека донёсся протяжный гудок паровоза.
Назан ехала вместе с Несрин в купе второго класса. Хотя она верила, что не более чем через три месяца вернётся домой, к мужу, бедняжка не могла сдержать слёз. Невозможно было забыть, как свекровь унесла спящего сына. Бедный мальчик! Ложась спать, он словно предчувствовал беду. Всё открывал глазёнки и просил: «Мамочка! Не бросай меня! Не уходи от нас!»