Брошенная в бездну, стр. 23

Мазхар всё ещё был под впечатлением недавней встречи с Жале. Увидев мать, он стал нервно перебирать лежавшие на столе бумаги и раздражённо спросил:

— Что там опять стряслось?

Хаджер-ханым с шумом шлёпнулась на стул.

— Где это ты пропадал со вчерашнего вечера, чёрт тебя подери?

— В аду!

— Пёс паршивый! Опять начал кусаться! А моё бедное сердце всю ночь кровью обливалось!

— Да что же случилось?

— Из-за твоих штучек у меня со вчерашнего обеда маковой росинки во рту не было.

— Ну и зря!

— Не все же могут быть такими безразличными, как твоя жена. Дрыхла всю ночь до утра, будто и не о чем тревожиться. Ей и в голову не пришло подумать, куда пропал муж, не стряслась ли с ним какая беда. А посмотри на меня. За одну ночь побледнела и осунулась, на покойницу стала похожа. Ох-хо-хо! Уж лучше быть камнем в мостовой, чем матерью…

Сделав вид, что вытирает глаза краем чаршафа, Хаджер-ханым украдкой наблюдала за сыном. Нет, её слова не произвели на него никакого впечатления.

— Вот и носи дитя в чреве своём, роди его в муках, расти, выбиваясь из сил, чтобы сделать из него человека. А потом…

— Ну, а что потом? — улыбнулся Мазхар.

— Вот как тресну тебя по башке, неблагодарный!

— Лучше оставь свои глупости и прямо скажи, зачем пришла? Какая у тебя цель?

— Да нет никакой цели! А чего это ты торопишься меня выпроводить? Опять кого-нибудь поджидаешь?

Мазхар с беспокойством посмотрел на мать. Взгляды их встретились, и Хаджер-ханым подмигнула ему:

— Уж не та ли ханым должна пожаловать?

Он сделал вид, что не понял:

— Какая ханым?

— Да та самая, надушенная дама, в элегантном сером костюме. Ну, одним словом, эта… как её… госпожа Жале.

— Тебе известно, мать, я адвокат, ко мне приходит много разных женщин.

— И все они приходят для того, чтобы разводиться со своими мужьями?

— Они бывают по разным делам — у кого развод, у кого имущественный иск. Мало ли что…

— И всегда скрывают свои настоящие имена?

— Что ты хочешь этим сказать? — вскинул голову Мазхар.

— Н-н-ничего! Просто спрашиваю.

— А разве Жале, по-твоему, скрыла своё настоящее имя?

— Вы вместе скрыли! Ведь на самом деле её зовут Нериман. Так, что ли? Она, как мне известно, служит в баре. А ты проводишь с ней все вечера.

Мазхар покраснел до корней волос. В мозгу его молнией пронеслась догадка.

— Уж не этот ли пёс Рыза наболтал тебе?

— О нет! Не поднимай руку на невинного, не вводи себя в грех. Ты, верно, думаешь, что вокруг одни слепцы да глухие. А все, кого бы я ни встретила спрашивают: «Это правда, ханым-эфенди, что ваш сын, Мазхар-бей, бросает Назан-ханым ради девицы из бара?» И все очень сожалеют об этом. От таких разговоров я скоро разума лишусь… «Откуда вы это взяли? — спрашиваю я у людей. — Мне ровно ничего не известно. Да и зачем ему бросать свою жену, этот цветочек?» Но люди только смеются в лицо.

Мазхар то бледнел, то краснел.

— Моя личная жизнь никого не касается! И я не собираюсь ни перед кем отчитываться за свои поступки.

— Так-то оно так, да только рот не торба, шнурком не затянешь.

— А мне плевать, что болтают…

— Как тебе угодно, но не делай ты этого, сын мой!

— Чего не делать?

— Не вздумай бросать жену.

— Пока об этом нечего говорить…

Хаджер-ханым пристально поглядела на сына и вдруг громко заревела. Мазхар был ошеломлён. Он подошёл к матери и, преодолевая накипевшее раздражение, обнял её. Необходимо было утихомирить старуху и выпроводить из конторы. Ведь с минуты на минуту мог войти какой-нибудь клиент.

— Дорогая мамочка! Почему ты принимаешь так близко к сердцу судьбу Назан? Не думаю, что от большой любви к ней. Нет? Но тогда к чему эти терзания и слёзы? Тем более что пока для них нет никаких оснований.

Хаджер-ханым посмотрела на сына влажными глазами.

— Я беспокоюсь вовсе не о Назан. Пусть она провалится хоть в тартарары! Да и тебе незачем о ней беспокоиться. Допустим, что завтра ты дашь ей развод, думаешь, она пропадёт? Ничего подобного! Поедет к своей тётке, найдёт себе такого же, как сама, неотёсанного, мужика и выйдет за него. Да и ты, пожалуй, можешь неплохо устроиться — сегодня с одной, завтра с другой. Ты ведь не собираешься приводить кого-нибудь в наш дом?

— Ну, разумеется.

— Вот видишь, и об этом нечего беспокоиться…

— Тогда что же тебя тревожит?

— Халдун! Я думаю только о Халдуне.

— О чём, собственно?

— Как о чём? А вдруг Назан заберёт сына с собой.

Мазхар вспылил.

— Халдуна? Да пока я жив, никакая сила не вырвет Халдуна из моих рук!

У Хаджер-ханым отлегло от сердца.

— Вот это другой разговор. Мне, сынок, люди все уши прожужжали: «Назан-ханым не пара Мазхар-бею! Не достойна она поливать ему воду на руки!» Я, конечно, всем отвечаю, что мне жаль бедняжку. Ведь у неё никого нет на свете, да и как-никак она мать твоего ребёнка. Но если хочешь знать, я напрасно за неё заступаюсь. За твоей женой столько грехов водится, что давно пора вышвырнуть её на улицу.

— Это какие же за ней водятся грехи?

— Нет, дитя моё, нет! — поднялась Хаджер-ханым. — Не заставляй меня рассказывать. Узнают люди добрые и будут говорить: «Да как же свекровь не углядела? Чтоб у неё глаза повылазили!»

Она направилась к двери, но Мазхар преградил ей дорогу:

— Нет, скажешь, сейчас же скажешь, будь я проклят!

Хаджер-ханым испуганно посмотрела на сына:

— И как только открывается рот для этаких слов? Ладно, скажу, но с одним условием: всё останется между нами. Мне об этом по секрету сообщила мать начальника финансового отдела. Но я поклялась ей сохранить всё в тайне. Смотри же, не проговорись…

Она взяла его за руки и с таинственным видом зашептала:

— Назан купила у разносчика товаров заговорённый амулет… Хочет зашить его в подкладку твоего пиджака.

По лицу Мазхара пробежала гримаса отвращения.

— Да, да! Ты уже мне говорила о чём-то подобном…

— Так ведь душа болит за тебя, дитя мое. Думаешь, легко быть матерью? Нет, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Поступай, как знаешь. У тебя своя голова на плечах, и законы ты получше других знаешь. Не будет Назан, так появится другая, а потом, может, и третья. Для меня всё едино… Ну, я пошла…

Когда дверь за Хаджер-ханым закрылась, Мазхар ощутил такую острую ненависть к Назан, что ему захотелось тотчас бежать домой и вышвырнуть её на улицу. Но он был вынужден сдержаться. Надо было закончить кое-какие дела в конторе, а потом ехать в суд, где сегодня рассматривалось дело об убийстве, которое он вёл.

Мазхар в изнеможении опустился на стул, стоявший у письменного стола, и поглядел в окно. Погода испортилась: небо заволокло тучами, послышались удары грома. Надвигалась гроза.

9

Когда Мазхар выходил из здания суда по особо тяжким преступлениям, дождь лил словно из ведра. Он прыгнул в один из фаэтонов, мокнувших у подъезда в ожидании седоков.

Выглянув из-под накинутой на голову чёрной клеёнки, извозчик спросил:

— Вас домой, бей-эфенди?

— Нет! — Слово «дом» больно кольнуло его в самое сердце. Он не знал, куда теперь ехать. А может, напротив, хорошо знал. Только ему почему-то хотелось, чтобы извозчик сам назвал заветное место. «Ну и человек ты, — укорял себя Мазхар. — Твоя связь с Жале стала уже притчей во языцех. Мудрено ли извозчику догадаться?» И он сказал решительным голосом:

— Отвези меня в контору, а сам поезжай за Жале.

Извозчик щёлкнул бичом, и лошади побежали, подгоняемые косыми струями дождя.

Мазхар всё ещё продолжал думать о деле, которое только что слушалось в суде. Убийство вызвали распри из-за земельных наделов. Оно было не первым и, конечно, будет не последним. Мазхар это хорошо понимал. Сейчас всё складывалось так, что он, наверное, выиграет этот процесс. Казалось бы, надо быть довольным. Но его буквально преследовали полные ненависти глаза ответчиков-крестьян. Когда он проходил мимо этих людей в неуклюжих чёрных штанах и грубых йемени [12], он слышал за спиной их ропот. А сколько презрения было в их взглядах!