Алый Первоцвет, стр. 9

Что касается лорда Энтони и сэра Эндрю Ффаулкса, то их сердца, казалось, остановились при этой беспричинной грубости. Один издал протестующий возглас, другой — предостерегающий, и оба инстинктивно уставились на дверь, из-за которой доносился приятный мужской голос, говорящий неторопливо и несколько растягивая слова.

Только Маргерит Блейкни и графиня де Турней казались абсолютно нетронутыми происходящим. Графиня стояла, надменно выпрямившись, держа дочь за руку и словно являя собой непреклонную гордость. Лицо Маргерит на мгновение стало белым, как кружевное фишю вокруг ее шеи, а внимательный наблюдатель мог бы заметить, как дрогнула ее рука, сжимавшая трость с лентами.

Но все это продолжалось буквально несколько секунд. Леди Блейкни пожала плечами и слегка приподняла тонкие брови, на ее губах мелькнула саркастическая усмешка, взгляд ярко-голубых глаз устремился в лицо графини.

— Право же, гражданка, — весело осведомилась она, — какая муха вас укусила?

— Сейчас мы в Англии, мадам, — холодно ответила графиня, — и я вправе запретить своей дочери протягивать вам руку дружбы. Пойдем, Сюзанна.

Сделав знак дочери и не удостоив более взглядом Маргерит Блейкни, она присела перед обеими молодыми людьми в старомодном реверансе и торжественно выплыла из комнаты.

В столовой царило молчание, пока шелест юбок графини исчезал в коридоре. Маргерит, стоявшая неподвижно, как статуя, смотрела вслед старшей даме, но когда юная Сюзанна покорно направилась по стопам матери, суровое выражение исчезло с лица леди Блейкни. Взгляд ее стал печальным и по-детски жалобным.

Сюзанна заметила этот взгляд, и сердце юной девушки вновь потянулось к красавице, едва старше ее самой, а симпатия к подруге пересилила дочернюю покорность. У двери она обернулась, подбежала к Маргерит, быстро обняла и поцеловала ее и лишь потом последовала за матерью. Салли с приятной улыбкой на пухлом личике замыкала шествие.

Искренний порыв Сюзанны разрядил напряженную атмосферу. Глаза сэра Эндрю не отрывались от изящной фигурки девушки, пока она не скрылась за дверью, а затем встретились с повеселевшим взглядом леди Блейкни.

Маргерит послала вслед дамам воздушный поцелуй, в уголках ее рта заиграла улыбка.

— Ну и ну! — воскликнула она. — Сэр Эндрю, видели ли вы когда-нибудь такую неприятную особу? Надеюсь, что в старости я не буду походить на нее.

Подобрав юбки, Маргерит величавой походкой направилась к камину.

— Сюзанна, — произнесла она, подражая голосу графини, — я запрещаю тебе говорить с этой женщиной!

Улыбка, сопровождавшая эту реплику, была, возможно, несколько принужденной, но ни сэр Эндрю, ни лорд Тони не отличались особой наблюдательностью. Имитация была столь совершенной, а интонация передана так точно, что оба молодых человека дружно зааплодировали.

— Ах, леди Блейкни! — воскликнул лорд Тони, — как вас, должно быть, не хватает в «Комеди Франсез», и как парижане ненавидят сэра Перси за то, что он забрал вас от них.

— Господи, друг мой! — пожала грациозными плечами Маргерит. — Сэра Перси невозможно ненавидеть. Его остроты способны обезоружить даже мадам графиню.

Юный виконт, решивший не присоединяться к матери в ее достойном отступлении, шагнул вперед, намереваясь защитить графиню от стрел леди Блейкни. Но прежде чем он успел произнести хоть слово протеста, снаружи послышался приятный, хотя и глуповатый смех, и в следующий момент в дверном проеме появился необычайно высокий и богато одетый мужчина.

Глава шестая

Щеголь образца 1792 года

Сэру Перси Блейкни, как сообщают нам хроники того времени, в 1792 году оставался еще год или два до тридцати. Высокий даже для англичанина, широкоплечий и крепко сложенный, он мог бы считаться необычайно красивым, если бы не ленивый взгляд глубоко посаженных голубых глаз и постоянная глупая усмешка, словно уродующая его волевой и четко очерченный рот.

Прошел почти год с тех пор, как сэр Перси Блейкни, баронет, один из богатейших людей Англии, законодатель мод и личный друг принца Уэльского, поверг в изумление светское общество Лондона и Бата [33], привезя с собой из очередного путешествия за границу красивую, очаровательную и умную жену-француженку. Он, самый ленивый и скучный, самый британский из всех британцев, когда-либо заставлявших зевать хорошенькую женщину, завоевал великолепный приз, которого, как утверждают хроникеры, добивались очень многие.

Дебют Маргерит Сен-Жюст в аристократических кругах Парижа произошел как раз тогда, когда в стенах этого города начались величайшие социальные потрясения, какие только знал мир. Едва достигшая восемнадцати лет, щедро одаренная красотой и талантом, опекаемая только молодым и любящим братом, она вскоре собрала вокруг себя в своей очаровательной квартире на улице Ришелье кружок столь блестящий, сколь и избранный — правда, избранный лишь с одной точки зрения. По своим принципам и убеждениям Маргерит Сен-Жюст была республиканкой. Ее девизом было равенство при рождении, неравенство в судьбе являлось в ее глазах несчастной случайностью, а единственное неравенство, которое она признавала, относилось к таланту. «Деньги и титулы можно унаследовать, — говорила Маргерит, — а ум — нет». Поэтому ее салон предназначался для оригинального дарования и незаурядного мышления, для умных мужчин и талантливых женщин, а допуск в него вскоре стал в мире интеллекта, который находил точку опоры в Париже даже в те беспокойные дни, печатью артистической карьеры.

Одаренные люди, отличавшиеся возвышенным образом мыслей, создали блистательный двор вокруг молодой актрисы «Комеди Франсез», которая сверкала в республиканском, революционном и жаждущем крови Париже подобно комете с хвостом из всего самого интересного и выдающегося в интеллектуальной Европе.

Затем наступила кульминация. Одни снисходительно улыбались и называли это артистической эксцентричностью, другие рассматривали это как разумную меру предосторожности, учитывая происходившие в Париже события, но подлинные причины оставались тайной. Как бы то ни было, Маргерит Сен-Жюст в один прекрасный день вышла замуж за сэра Перси Блейкни без soiree de contrat, diner de fiancailles [34] и других непременных атрибутов французского светского брака.

Как этот недалекий и скучный англичанин добился, что его приняли в интеллектуальном кругу, собравшемся вокруг умнейшей женщины Европы, каковой единодушно считали Маргерит ее друзья, никто не догадывался. Правда, как утверждали злые языки, золотой ключик открывает любую дверь.

Одним словом, «умнейшая женщина Европы» связала свою судьбу с «законченным идиотом Блейкни», и даже самые близкие друзья Маргерит не могли дать этому странному поступку иное объяснение, кроме эксцентричного характера девушки. Они с презрением смеялись над предположением, что Маргерит Сен-Жюст вышла замуж за дурака, чтобы обрести с его помощью путь в высшее общество. Кроме того, что Маргерит абсолютно не волновали ни деньги, ни титулы, вокруг было немало мужчин, не менее знатных, чем Блейкни, пусть даже не таких богатых, как он, с удовольствием обеспечившим бы Маргерит Сен-Жюст любое положение, какое она желала бы занять.

Что касается сэра Перси, то, по общему мнению, он никак не подходил для взятой на себя трудной роли. К ней располагали только его огромное состояние и высокое положение при дворе, но лондонское общество считало, что с его ограниченным интеллектом ему следовало бы облагодетельствовать упомянутыми преимуществами менее блестящую и умную супругу.

Являясь столь заметной фигурой в британском высшем свете, сэр Перси тем не менее провел большую часть жизни за границей. Его отца, покойного сэра Элджернона Блейкни, постигло страшное несчастье, когда его обожаемая молодая жена помешалась после двух лет счастливой супружеской жизни. Перси только родился, когда покойная леди Блейкни стала жертвой ужасной болезни, считавшейся в то время абсолютно неизлечимой, и на всю семью словно пало проклятие Божье. Сэр Элджернон увез больную жену за границу, где Перси получил образование и рос в обществе безумной матери и поглощенного своим горем отца, пока не достиг совершеннолетия. Сэр Элджернон вел простую и уединенную жизнь, поэтому, когда родители Перси скончались один за другим, состояние семьи увеличилось в десять раз.