Алый Первоцвет, стр. 46
— Примерно полчаса спустя я услышал голоса, гражданин, и вскоре двое мужчин вышли на край утеса, по-моему, с Лилльской дороги. Один был молодой, другой — старик. Они говорили шепотом, поэтому я ничего не расслышал.
Один — молодой, другой — старик… Маргерит ощутила боль в сердце. Неужели это были ее брат Арман и граф де Турней — два беглеца, которых, неведомо для них самих, использовали в качестве ловушки для их бесстрашного и благородного спасителя?
— Вскоре оба вошли в хижину, — продолжал солдат, в то время как напряженный слух Маргерит уловил довольную усмешку Шовлена, — и я подошел поближе. В стенах оказалось полно щелей, и мне удалось уловить обрывки разговора.
— Ну и что же вы услышали?
— Старик спросил у молодого, уверен ли он, что они находятся в правильном месте. Молодой ответил, что уверен, и при свете огня в очаге показал старику бумагу. «Это план, — объяснил он, — который я получил от него, когда уезжал из Лондона. Мы должны были строго придерживаться его, если ко мне не поступят другие указания, а они не поступили. Смотрите: вот дорога, по которой мы шли, вот развилка, здесь мы пересекли Сен-Мартенскую дорогу, а вот тропинка, приведшая нас на утес». Должно быть, я издал какой-то звук, потому что молодой человек подошел к двери и стал с подозрением осматриваться вокруг. Когда он вернулся к своему спутнику, они стали говорить так тихо, что я больше ничего не услышал.
— Ну? — нетерпеливо произнес Шовлен.
— Нас было шестеро, патрулирующих на этом участке берега, поэтому мы посоветовались и решили, что четверо останутся наблюдать за хижиной, а я с одним из товарищей сразу же поскачу доложить об увиденном.
— А вы не заметили высокого иностранца?
— Нет, гражданин.
— Если его увидят ваши товарищи, что они сделают?
— Не будут терять его из виду, и если у берега появится лодка, и он обнаружит намерения бежать, то подойдут ближе, а в случае необходимости начнут стрелять, и на шум сбегутся остальные. Как бы то ни было, они не позволят ему скрыться.
— Да, но я не хочу, чтобы его ранили — пока что не хочу, — свирепо пробормотал Шовлен. — Ладно, вы сделали все, что могли. Надеюсь, я не опоздаю.
— Мы встретили шестерых солдат, которые уже несколько часов патрулировали на этой дороге.
— Ну?
— Они не видели никого постороннего.
— Все же он либо впереди нас, в повозке, либо… Нельзя терять ни минуты! Далеко отсюда эта хижина?
— Примерно, в паре лье, гражданин.
— Вы сможете сразу же найти ее снова?
— Разумеется, гражданин.
— И найдете тропинку на утес даже в темноте?
— Ночь не такая уж темная, а я знаю дорогу, — уверенно ответил солдат.
— Тогда следуйте за нами. Пускай ваш товарищ отведет ваших лошадей назад в Кале — вам они не понадобятся. Держитесь рядом с повозкой и показывайте еврею дорогу, затем остановите его на расстоянии четверти лье от тропинки.
Покуда Шовлен говорил, Дега и его люди быстро приближались — Маргерит могла слышать их шаги в сотне ярдов за собой. Ей казалось небезопасным и ненужным оставаться на дороге, так как она услышала достаточно. Молодая женщина словно утратила способность страдать — ее сердце, мозг и нервы полностью онемели после многочасовых мучений, приведших ныне к отчаянию.
Ибо теперь не оставалось никакой надежды. На расстоянии двух лье беглецы ожидали их отважного избавителя. Он был на пути к ним, где-то на этой пустынной дороге, и вскоре должен был добраться до места назначения. Тогда захлопнется ловко приготовленная ловушка, и маленькая группа беглецов вместе с их смелым вожаком будут окружены двумя дюжинами солдат, чей предводитель питает к Алому Пимпернелю смертельную ненависть. Все будут схвачены. Арман, если полагаться на слово Шовлена, вернется невредимым к Маргерит, но Перси, ее муж, которого она любила все сильнее с каждой минутой, попадет в лапы врага, не испытывающего ни жалости к храброму сердцу, ни восхищения душевным благородством, а одержимому лютой злобой на хитроумного противника, столь долго обводившего его вокруг пальца.
Услышав, как солдат дал несколько кратких распоряжений еврею, она быстро вернулась на обочину и спряталась за кустами, пропуская Дега и его людей, которые последовали за повозкой по темной дороге. Подождав, пока звуки их шагов замерли вдали, Маргерит бесшумно двинулась вперед в темноте, казалось, внезапно ставшей еще более густой.
Глава двадцать восьмая
Хижина папаши Бланшара
Маргерит плелась, как во сне. С каждой минутой паутина все сильнее стягивалась вокруг того, кто был для нее дороже всех на свете. Ее единственной целью стало снова увидеть мужа, сказать ему, как она страдала, как ошибалась в нем. Видя, как вокруг Перси сжимается кольцо, молодая женщина отказалась от надежды спасти его. Оглядываясь во мраке, она спрашивала себя, откуда он вскоре должен появиться, направляясь прямо в западню, приготовленную безжалостным врагом.
Отдаленный шум волн, уханье совы или крик чайки теперь заставляли Маргерит вздрагивать, наполняя ее сердце ужасом. Она думала о кровожадных зверях в человеческом облике, которые залегли в ожидании добычи, готовые уничтожить ее, подобно голодным волкам, дабы насытить свою ненависть. Маргерит не боялась темноты; она страшилась только человека, едущего впереди в грубой деревенской повозке и лелеющего мысль о мести, которая заставит радостно посмеиваться демонов в преисподней.
Ноги Маргерит болели, колени дрожали от усталости. Несколько дней она прожила в диком напряжении, три ночи почти не смыкала глаз, а теперь уже два часа шла по скользкой дороге, но ее решимость не ослабевала ни на момент. Она должна увидеть мужа, рассказать ему обо всем, и, если он простит ей преступление, совершенное в слепом неведении, с радостью умереть рядом с ним,
Маргерит шагала словно в трансе, ведомая инстинктом по следу врага, когда внезапно напряженный слух сообщил ей, что повозка и солдаты остановились. Они приблизились к цели — впереди справа находилась тропинка, ведущая на утес и к хижине.
Нечувствительная к риску Маргерит подкралась ближе к Шовлену, стоящему в окружении своего маленького отряда; он слез с повозки и давал распоряжения солдатам. Она хотела слышать его слова, чтобы узнать, останется ли у нее хоть маленькая надежда чем-нибудь помочь Перси.
Место, где остановилась вся компания, находилось, очевидно, на расстоянии около восьмисот метров от берега" Шовлен и Дега, за которыми следовали солдаты, свернули с дороги направо — вероятно, на тропинку, ведущую к утесам. Еврей остался на дороге с повозкой и кобылой.
Маргерит также свернула направо, буквально ползя на четвереньках, продираясь сквозь низкорослый кустарник, царапавший ей руки и лицо, и изо всех сил стараясь, чтобы ее не видели и не слышали. К счастью, дорога, как обычно в этих местах, была обрамлена живой изгородью, за которой находилась канава, наполненная сухой травой. В ней и нашла убежище Маргерит, оставаясь скрытой от взглядов на расстоянии трех ярдов от Шовлена, инструктирующего солдат.
— Где находится хижина папаши Бланшара? — властным шепотом осведомился он.
— В восьмистах метрах отсюда по тропинке, — ответил солдат, исполняющий обязанности проводника, — и на полдороге к утесу.
— Отлично! Вы поведете нас. Прежде чем мы начнем спускаться к утесу, вы бесшумно подкрадетесь к хижине и проверите, там ли предатели-роялисты. Понятно?
— Понятно, гражданин.
— Теперь слушайте внимательно, — продолжал Шовлен, обращаясь ко всем солдатам, — ибо в дальнейшем нам не удастся обменяться ни единым словом. Запомните все, что я скажу, как если бы от этого зависела ваша жизнь. Тем более, что, возможно, так оно и есть, — сухо добавил он.
— Мы слушаем, гражданин, — ответил Дега, — а солдат республики никогда не забывает приказа.
— Тот солдат, который подкрадется к хижине, должен попытаться заглянуть внутрь. Если там с этими предателями находится англичанин — человек очень высокого роста или сутулящийся, чтобы казаться ниже, — то солдат должен быстро свистнуть, давая сигнал товарищам. Тогда вы все ворветесь в хижину и схватите всех, кто в ней находится, прежде чем они успеют взяться за оружие. Если кто-нибудь начнет сопротивляться, стреляйте в руку или в ногу, но ни в коем случае не убивайте высокого англичанина. Ясно?