Ветер времени, стр. 21
8
Темнота была пронизана ужасом.
Арвон вдруг лишился зрения, лишился рассудка. Он слышал вой и скрежет металла, раздиравшие его мозг. Он ощущал капли пота на лбу и ладонях. Он слышал частые удары своего сердца.
Но он не мог думать. И ничего не видел.
В одно мгновение он снова стал маленьким мальчиком, ночующим в чужом доме. Он прячется под одеялом. Ветер стонет в деревьях за окном. В комнате темно. Стоит тишина, но тишина, наполненная звуками. Вот… вот… Что это? Шорох, скрип — может быть, открылась дверь? Его дверь? Выгляни из-под одеяла, посмотри! Опять тот же звук, но ты ничего не видишь. Вокруг тебя чернота. Ты затаил дыхание, закрыл глаза, прислушиваешься и ждешь…
Он очнулся — взрослым человеком. Он ощутил вокруг себя скрежещущий металлический гроб, которым стал корабль, и толчки под ногами. Теперь он видел — но не глазами. Он видел ночь, окружающую корабль, — океан ночной тьмы, ледяную черную бездну без начала и конца. Он увидел, как космос рвется в корабль, стремится высосать его, оставить пустую скорлупу, летящую без цели в Никуда.
Космос подступил совсем близко.
Человек забывал, до какой степени он близок, пока корабль не подводил его. И тут человек вспоминал. Он содрогался. Его сознанием овладевал мрак, и он утрачивал все — даже свою личность. Оставалась лишь дрожащая искорка жизни, пытающаяся не погаснуть…
Вдруг зажглись лампы — сперва они горели тускло, потом их свет внезапно стал ослепительным и режуще-белым. Корабль перестал содрогаться. Сумасшедший хаос звуков стих, но тревожный вой двигателей был по-прежнему непохож на успокоительный рокот, означавший, что корабль находится в нормальном пространстве.
А находится ли он в нормальном пространстве?
Арвон все еще лежал на полу, но он чувствовал, что к нему возвращается жизнь. Он заставил себя не вставать до тех пор, пока не перестал дрожать. Только тогда он с трудом поднялся. По-видимому, нарушилось поле искусственной гравитации: его ноги словно налились свинцом.
В каюту, спотыкаясь, ввалился Нлезин — в этом пронзительном свете его лицо казалось мертвенно бледным, а глаза дико блестели.
— Что произошло?
Арвон пожал плечами:
— Не знаю. Мы выходили из поля искривления и вдруг…
— Капитан ведь говорил, что это может оказаться опасным.
— По-моему, ничего подобного он все же не ожидал.
— Пошли, — сказал Нлезин. — Поглядим, есть ли кто-нибудь живой в рубке. Как вы думаете, сумеем мы одни управлять этим драндулетом?
Арвон криво усмехнулся.
В рубке все занимались своим делом, но спокойные движения не могли замаскировать внутренней напряженности. В ослепительно белом свете лица казались странно бледными, а на лбу Уайка виднелась рана, из которой сочилась тонкая алая струйка.
Хафидж медленно переходил от пульта к пульту и читал вслух показания приборов, а Сейехи закладывал их в вычислительные устройства. Возросшая сила тяжести словно приплюснула высокую худую фигуру навигатора, его черные глаза смотрели озабоченно — Арвон впервые видел у него такой взгляд.
Арвон быстро посмотрел на телеэкраны и вопреки всему испытал внезапное облегчение. Экраны показывали черный океан нормального пространства — другими словами, им удалось выйти из поля искривления. Он увидел звезды, далекие и в то же время дружелюбные точечки света, а на соседнем экране пылало неизвестное желтое солнце.
Понемногу в рубку сошлись остальные члены экипажа. Они сбились в кучку, чтобы не мешать работающим, но уйти не решались — слишком велика была потребность видеть, что происходит.
Непривычный вой атомных двигателей еще больше усиливал их тревогу.
Капитан через плечо Сейехи смотрел на ленту, выходившую из вычислительной машины.
— Ну? — спросил он. — Сколько времени у нас есть?
— Часов двенадцать, — осторожно ответил Сейехи, — но может быть и меньше.
Уайк повернулся к астронавигатору:
— Курс на третью планету, Хафидж. Идти придется с максимальным ускорением.
Хафидж поднял брови, но промолчал.
— Дерриок, — сказал капитан.
— Знаю, — отозвался Дерриок. — Приготовьтесь к обычной процедуре.
— Будем надеяться, что процедура окажется обычной. Однако не исключена возможность, что до посадки мы успеем сделать только круг на большой высоте.
Дерриок свистнул.
— Дело настолько плохо?
— Даже хуже! — ответил капитан и повернулся к остальным. Он стоял посреди своей рубки — невысокий, властный, суровый. Глаза его блестели. Арвон был почти готов поклясться, что капитану все это доставляет удовольствие.
— Насколько хуже? — нервно спросил Црига.
— Ну, если вы и увидите родной дом, то только весьма основательно вздремнув.
Црига побледнел и на его юном лице появилось выражение полной беззащитности:
— Вы хотите сказать, что поле…
Капитан кивнул.
— Мы выбрались из него чудом. Обратно нам в него не попасть.
— Но в остальном все в порядке?
— Вы не глухой — послушайте.
Вой двигателей волной прокатывался по кораблю. Это был жуткий звук — он то нарастал, то ослабевал, замирая до слабого жужжанья, которое вдруг переходило в вопль, раздиравший уши.
— А если мы доберемся до третьей планеты, нам удастся сесть? — поинтересовался Арвон.
— Сесть-то сядем, но в целом виде идя по кускам — сказать не берусь.
Тяжесть придавливала их, искажая лица.
— Нлезину это не нравится, — сказал Нлезин, но без обычного мрачного энтузиазма, а так, будто просто не хотел разочаровать ожидавшую этих слов аудиторию.
— У меня нет почти никаких сведений об этой планете, — сказал капитан. — Но ничего лучшего сейчас не подобрать. Я ставлю на нее, потому что вынужден идти на риск. Если с ближнего расстояния мы увидим, что она не годится, то отправимся на четвертую планету. Но будем надеяться, что она окажется пригодной для обитания, — возможно, она надолго станет нашим домом. Посадку, я думаю, мы совершим. А вот подняться, вероятно, сможем, только если найдем там цивилизацию, способную нам помочь.
— Вы ее там не найдете, — вставил Дерриок.
— Не забывайте, совершенно не обязательно, чтобы цивилизация достигла уровня космических полетов. Если техника там развита настолько, что нам удастся произвести ремонт, мы еще сможем вернуться домой — только в пути придется спать.