Алмазный меч, деревянный меч (Том 2), стр. 15
Да нет, это уж слишком сложно. Мифический сообщник… Мэтр поморщился. Нет, ничего не поделаешь, выяснять – так всё до конца. И Ондуласт, вздыхая и кряхтя, заставил себя забыть об ожидающей впереди боли. Для начала он займётся следом волшебства в Великом Эфире, а уж потом – амулетами и инструментами.
«Ничего не получается. Он слишком силён. Проклятье, какой Rabbaar Drobdt поставил на моём пути этого Ондуласта! – Тави лихорадочно возводила цепь заклинаний. – Сплошные неприятности. Сначала не подействовало её охранное заклинание, что должно было полностью прикрыть ворожбу Сидри – а теперь ещё и этот Ондуласт! Да, конечно, Кан может справиться со стражниками, а она – со стражевым чародеем, но что это даст? Ондуласта она может только убить – или, вернее, даже не убить, а лишь оглушить на время. И уж тогда о том, что она жива, в Хвалине и действует, узнает вся Радуга вкупе с Бесцветным Нергом. Нет. Надо тоньше… тоньше… ещё тоньше…»
Ондуласт строил заклятье прямолинейно, но очень добротно и крепко. Ни единой трещины, ни единой сомнительной связки, притянутой за уши ассоциации, неверно подобранного обертона. Не говоря уж о неточном звучании Имён. Маг второй ступени не пользовался ни графикой, ни вещественным инструментарием, единственным оружием мэтра оставался его собственный разум, и справиться с ним, не поднимая суматохи на всю Империю, оказалось очень сложно.
«Разумеется, на уровне Тави – Алии, моя дорогая».
Мастерства хватило, чтобы, не вызвав подозрений, следить за каждым извивом его чародейства, но – не помешать ему. Ондуласт мгновенно установил, что магических предметов в комнате нет, что Сидри не успел их выбросить – и взялся за самую суть. След волшебства! След волшебства! В этом – самое главное. Сейчас, если ничего не предпринять…
В отчаянии она прижала правую ладонь к сердцу. Последний резерв чародея. Зачерпнуть собственной крови – то есть, разумеется, незримой истинной крови– и тогда…
Она ещё не придумала, что же именно произойдёт «тогда». Внутренний слух уловил нечто вроде исступлённого ликующего вопля.
Ондуласт, разумеется, не мог пройти мимо столь явного и свежего следа волшбы, причём волшбы совершенно чуждой привычному колдовству башен.
Время!
Сейчас она даст сигнал, и…
Кан-Торог вгонит три дюйма возникшей из ниоткуда стали в горло ближайшему стражнику, пальцем пробьёт глазницу второму, ногой отшвырнёт третьего – раньше, чем кто-либо успеет хотя бы заметить, что происходит.
Ондуласт начнёт разворачиваться к двери – маг немедленно почует запах смерти, – однако он всего лишь человек, и тело его куда медлительнее разума, и она, Алия, может успеть…
«Не вздумай, дура!.. Ты и так потом узнаешь всё, что нужно!.. Выведаешь у трупа!»
Громкий стон ужаса и боли, внезапно раздавшийся за дверью, заставил всех вздрогнуть – даже самого Кан-Торога. Тави впилась зубами в ладонь, гася предательский стон. Неслышимый для прочих, могучим гудом тысячепудового колокола по Эфиру прокатился ответный магический удар. Изощрённый, предельно запутанный, так что даже весь Кутул, собравшись вместе, не смог бы отследить колдовавшего. Девушка ощутила мгновенный укол острой зависти – настолько искусно сплетено заклятье, настолько хорошо замаскировано! И построено по совершенно неведомым ей законам…
Дверь каморки отворилась. На пороге возник Ондуласт. Тави не знала, чего и ждать; ещё секунду назад она не сомневалась, что такой напор стражевому чародею ни за что не выдержать и что на полу уже распростёрто бездыханное тело.
– Какой глупец поднял тревогу? – сквозь зубы процедил волшебник. – Разберитесь тут, урядник. С трактирщика возьмите штраф… и всё, что положено, за ложный сигнал.
С чародеями не спорят. Скривившись, урядник пихнул Сидри в спину.
– Гуляй, гноме. Считай, тебе сильно повезло.
Плюнув на прощание, десятник повёл своих людей вниз – разбираться с несчастным трактирщиком. Можно было не сомневаться, доблестные воины проведут неплохую ночь, где окажется вволю пива, жаренных на вертеле поросят с лучшими шамрийскими специями, мочённых в солёном каменном уксусе спинталей, что по карману лишь богачам из первой купеческой гильдии, да и служаночки, бесспорно, не станут сегодня упираться и отказывать мужественным стражам порядка.
Сидри со стоном рухнул прямо там, где стоял. Среди его многочисленных талантов значились и хитрость, и ловкость, и способность к магии; смелость же, увы, отсутствовала.
Прежде чем помочь гному, Кан-Торог убедился, что лестница пуста, никто не наблюдает и не подслушивает. Вольный почти на руках внёс дородного гнома в их с Алией комнатёнку.
– Клади его сюда, к огню, – распорядилась девушка.
– Вечно с этими каменными башками всякие неприятности, – не слишком дружелюбно проворчал юноша. – Клянусь Небесной Сохой, если бы не приказ Круга…
– Вот поэтому-то Круг и отправил с тобой меня, – Тави поджала губы.
– Ты о чём? – Кан жадно глотал воду прямо через край щербатого кувшина. Девушка взглянула на него с острой и внезапной неприязнью – словно на непроходимого тупицу, которому уже нет сил вновь растолковывать понятные даже ребёнку вещи.
– Не понимаешь?.. Ну и ладно.
– Перестань, – воин вернул кувшин на место. – Скажи лучше, это ты отвела глаза Ондуласту? Признаться, я уже решил, что сейчас придётся вскрывать глотки этим баранам…
«Когда он забывает об этих знаменитых „манерах Вольных“, то становится очень даже симпатичным… как мужчина».
– Да, я отвела, – не моргнув глазом, сухо кивнула девушка, и уважения во взгляде Вольного тотчас прибавилось. Знать правду ему совсем не полагалось.
– Хм… молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущённой.
– А ты ещё сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведём Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне? Кто? Кто? КТО?!»
Глава четвертая
Диктовать – мой последний сладкий порок. В такие моменты мне кажется, что прошлое оживает, рассеивается вечный туман, бессвязные обрывки чужого лепета на неведомых языках превращаются в осмысленные названия континентов, стран и городов, я вновь вспоминаю канувшее в великую Реку Времени величие, вспоминаю друзей… или врагов?.. вспоминаю славные деяния, кои, честное слово, достойны долгой памяти и долгих песен. Куда всё это делось – я стараюсь не думать. Есть что-то неуловимо-правильное в моей нынешней келье, в её убогих, закопчённых стенах, в надменности недалёкого настоятеля, так до сих пор и не понявшего, кого же именно он приютил в подземельях вверенного ему Храма. Да, да, во всём этом есть что-то неуловимо-правильное. Именно так. Заточивший меня сюда был зол, свиреп и силён, но при этом ещё и справедлив. Я знаю, что кара – если это кара – заслужена. Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что всё справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придётся смириться… или наложить на меня ещё более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую её перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадёт вся прелесть, всё очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а всё же младше меня!), старый безумный колдун, заточённый сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьёй и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..