Царь, царевич, король, королевич..., стр. 20

— Страшно!

Я оглянулся — и прибавил ходу. Потому что за нами гнались даже два пингвина — тот, которого мы обворовали, и другой — здоровенный, ростом метра в два! Стас меня понял без слов.

— Бросай яйцо! — вопил я. Но Стас то ли не слышал, то ли его жадность одолела, то ли от испуга у него руки свело.

На полпути маленький пингвин повернулся и побрел обратно: наверное, новое яйцо откладывать. Но большой гнался. Лучше бы наоборот!

До библиотеки и оставалось-то всего ничего, когда Стас поскользнулся и рухнул в снег. Я остановился.

— Мне яйцо помешало, — приподымаясь заявил Стас.

А пингвин был уже рядом. Ох, и здоровый же! Наверное, это был муж маленького пингвина, самец. А может быть даже — вожак стаи! Делать было нечего, я взял дубинку наперевес, как копье, и грудью заслонил непутевого брата.

— Кря! — сказал пингвин, останавливаясь в двух шагах. И разжал свои передние плавники... то есть тьфу ты, крылышки, которые крепко прижимал к животу. В снег шлепнулось яйцо! Еще одно!

— Кря! — добавил пингвин и вразвалку побрел обратно.

— Вот это класс! — только и выдавил я. А Стас обалдело помигал и предположил:

— Может он решил нам помочь? Понял, что мы голодные?

Вареные пингвиньи яйца — это, скажу вам честно, гадость жуткая! Рыбой воняют, скорлупу фиг пробьешь, а до желтка добираться просто сил никаких нет. К тому же они были немножко несвежие. Но мы мужественно съели яйца — жрать уж очень хотелось.

— Вот ведь как жизнь устроена! — начал философствовать Стас. — Нигде порядка нет, даже в Антарктиде. Станцию на произвол судьбы бросили, никаких продуктов не оставили. И ни одного ружья. Стыдно сказать — приходится яйца у пингвинов воровать! Разве так делается?

— Делается, — листая обреченного на сгорание Джерома К. Джерома, сказал я.

— Костя, но вот ты бы, будь президентом, допустил такое безобразие?

— При чем тут президент? У него других дел хватает.

— На все надо время находить! Нет порядка в стране. Да что там в стране — нигде в мире нет. Давно надо было всем собраться и в Антарктиде лыжные базы устроить, катки... А пингвинов — в резервацию! — кровожадно добавил Стас.

— Вот вырастешь, станешь президентом, потом в ООН выступишь, и все устроишь как положено, — попытался я успокоить Стаса.

— Ждать долго... Был бы я сейчас президентом, пока молодой, с оригинальными мыслями, непьющий почти... Эх!

— Кто бы тебя слушал? Пятиклассник-президент! Ха!

— Не слушали бы? Значит надо не президентом стать, а диктатором! И вообще, всю власть в мире детям передать. Взрослые пусть работают, старики отдыхают, дети — управляют, а пингвины — вымирают. Тебя, Костя, я бы министром сделал. Военным.

Я немножко обдумал это предложение. Было оно заманчивым, что говорить, вот только немного нереальным.

— Поспи, голова свежее будет, — посоветовал я. Стас надулся и буркнул:

— Ладно, тогда будешь министром сельского хозяйства. В наказание!

Наверное, через полчаса брат бы так разозлился, что назначил меня директором школы или сантехником в Белом доме. Но тут в дверь тихонечко стукнули!

— Ой! — подскочил Стас на месте. — Кубатай!

И бросился открывать. Распахнул дверь — а там...

— Опять пришел! — пискнул Стас отбегая. А здоровенный пингвин потоптался у двери, разжал плавники — и высыпал у порога горку свежей рыбы!

— Он дрессированный, — понял я. — Пингвин-спасатель, как сенбернары! Стас, ура!

Глава седьмая, в которой Иван-дурак ломает меч, и это приводит к непредсказуемым результатам

(Рассказывает доктор Ватсон)

Признаться, манера Кубатая забираться в книги, названий которых мы не знали, несколько пугала меня. Вот и на этот раз, Холмс не споря загрузил под шкаф книжный томик, мы влезли в магический шкаф, подождали минутку...

— Пора, пожалуй, — решил Кубатай, открывая дверцу и выпрыгивая наружу. Мы услышали плеск и басовитый возглас: «Ой!» И все это — в кромешной тьме, царящей снаружи шкафа.

— Я иду на помощь! — с этим криком Смолянин выпрыгнул следом. Потом тяжело плюхнулся Иван-дурак, и мы услышали его невозмутимый голос:

— Что разлеглись-то, посередь лужи, а? Еще мудрецы... Хуже детишек малых. Глаз да глаз за вами надобен...

Осторожно выйдя из шкафа, мы оказались по колено в мутной холодной воде. Была ночь. Несколько звезд робко светили в разрывы туч. Шкафа за нашими плечами больше не было.

— Мрачноватый мирок... — Холмс поежился и порылся в карманах. — Трубочным зельем побалуюсь — сразу уютнее станет.

Держась за руки как дети — лишь огонек в трубке Холмса служил нам ориентиром, мы пошли вперед.

— Очень это обидно, что я в луже промок, — сказал Смолянин. — Вот, кто знал, куда и как? Сколько прошли, а еще такой лужи не встретили... чудно. Кто здесь живет-то, в глухомани этакой?

— Это еще не глухомань, — возразил Кубатай. — Вон, недалече как бы свет теплится. Люди здесь живут, может еще кто. И вы уж давайте, друзья, маскировку соблюдать. А заодно помните — я снова не Кубатай, а Кубату. Осторожность нужна.

Мы шли в сумраке; темнота густела позади и спереди, но скоро вдали замерцали огни. Крутой косогор заслонял мутное небо, а внизу раскинулось большое селение. Туда мы и поспешили, в надежде на жаркий огонь, стены с крышей и дверь — отгородиться от ночи.

Вскоре мы наткнулись на запертые ворота, впрочем рядом была сторожка, а в сторожке сидел человек. Он изумленно вскочил и с фонарем поспешил нам навстречу.

— Кто такие, откуда едете, чего с собой везете? — неприветливо спросил он.

— Мы люди мирные, дела у нас у всех разные, добрались вот до вас, — сказал Смолянин. — Я, например, Мак-Смоллет. Чего еще-то?

— Да ничего, ничего, мы гостям завсегда рады, — заверил его привратник. — Я-то еще нелюбопытный, а вы вот погодите, вас еще доймут распросами! Уж подумаешь, старый Горри полюбопытствовал... К нам нынче кто только не забредет. Даже эти... как их... маленькие такие... В «Пони» придете, так сами удивитесь.

Привратник пожелал нам доброй ночи, и мы прошли. Кубатай возбужденно зашептал:

— Слышали? «Маленькие такие...» Не о мальчишках ли он?

— Всякое случается, вот как повезет — и не встанешь от радости! — поддержал его Мак-Смоллет. — Неужто и отыщем детишек?

Я заметил, что говорить он, впрочем как и Кубату, стал вроде как по-другому. Видимо, сказывалась книга, в которую мы попали.

Трактир, если приглядеться, обещал уют. Он стоял у дороги, два крыла его упирались в склон холма, так что окна второго этажа были сзади вровень с землей. Дверь украшала гордая вывеска:

«ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ, СОДЕРЖИТ ЛАВР НАРКИСС».

Кубатай неожиданно приосанился, стал словно бы выше ростом, и от фигуры его распространилась такая сила, что все мы оробели:

— Не в добрый час попали мы сюда, друзья... Ох, и тяжкая же доля досталась жителям этого мира. Тьма сползает на землю... — Кубатай ненадолго замолчал, потом встряхнулся и продолжил: — Впрочем, что нам с того? Пацанов выручим, перекусим на дорожку и — в ближайший шкаф.

— Оно бы неплохо, можно и за ужин не платить... — робко пискнул Смолянин. Я согласно покивал, но Кубатай удостоил нас таким взглядом, что я отвел глаза, а бедный переводчик присел, а потом неохотно проронил:

— Можно и заплатить.

И мы вошли в трактир.

Навстречу нам пулей вылетел лысый краснолицый толстяк в белом переднике. В руках у него был большой поднос с грудой обглоданных костей.

— Добрый вечер, добрый вечер, добрые господа, — затараторил он. — Что угодно, чем услужить могу?

— Поесть, попить, поговорить, — сурово ответил Кубатай. — Вы — господин Наркисс?

— Вот именно! — обрадовался толстяк. — А зовут Лавр. К вашим услугам! Поесть — накормим, попить — упоим, поговорить — заболтаем.

— Где дети?! — перешел прямо к делу Кубату.

— Какие дети? — округлил глазки толстяк.

— Двое, мальчик и... мальчик. Стражник у ворот признался нам: прошли, дескать, маленькие...