Сегодня, мама!, стр. 33

– Шидла! – не выдержал я. – Но истории ничего не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс – существо мифологическое!

– Сам ты – существо мифологическое, – совсем по-стасовски обиделся сфинкс. – А что истории неизвестно, так я и об этом позабочусь.

…Все-таки хроноскаф – действительно удивительное достижение инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на расстоянии вытянутой руки от нас.

Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…

– Где-то здесь, по-моему, – бесцеремонно ударил Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно, и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце концов, глобус – он глобус и есть.

– Да, здесь, – подтвердил я, – чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?

– Сориентируемся, – согласился Шидла.

И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.

Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.

А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:

– Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…

Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.

– Блин! – вдруг воскликнул он и замахал рукой.

– Ты чего? – удивился я.

– Укололся, – объяснил он. – Гвоздей тут накидали… – Но сразу вновь умилился: – Гвоздик! Наш гвоздик! – С этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.

Все это время Шидла тактично молчал, только с подозрением принюхивался, расширив ноздри, с неописуемым отвращением на лице.

– Ну что, – спросил я его, – будем прощаться?

– Будем, – кивнул он. – Хотя… Давайте-ка в последний раз прикинем, все ли мы учли.

Я задумался. И сразу обнаружил в наших построениях тонкое место.

– Слушай, – сказал я, – сейчас-то мы знаем, как запустить хроноскаф. А тогда… Чисто случайно. Мы ведь даже и не хотели его запускать, мы хотели только выйти. Вдруг в этот раз мы его не включим?

– В какой «этот раз», – передразнил оправившийся от патриотического экстаза Стас. – Это все уже произошло.

– Если мы прибыли раньше, а по-моему, это так, тогда вроде потемнее было, то это еще не произошло, только произойдет, – возразил я. – А вдруг не произойдет?

– Если один раз произошло, то и сейчас повторится, – уверенно заявил Стас, но я-то видел, что он, как и я, слегка запутался.

– Фатализм сфинксов, – установил я диагноз. – Но даже они, между прочим, на судьбу не полагаются, а все обеспечивают сами.

– Старший прав, – поддержал меня Шидла. Но тут же добавил: – Хотя в этом случае мы, по-моему, ничего сделать не можем.

– Можем! – заявил Стас. На лице его мелькнула тень вдохновения. Не сказав больше ни слова, он кинулся к хроноскафу и забрался в него. Любопытство заставило меня последовать за ним.

Стас, высунув от напряжения кончик языка, что-то творил с приборным щитком. Я заглянул ему через плечо. Только что найденным гвоздем он вкривь и вкось выцарапывал над пусковой кнопкой слово «выход».

Меня словно током ударило. Я и забыл про эту надпись.

Закончив свой труд, Стас обернулся ко мне и пояснил:

– Нехорошо, конечно, обманывать. Но я же для дела. К тому же мы ведь себя обманываем, а не кого-то другого.

– Стас, – шепотом сказал я. От волнения у меня пропал голос. – Стас, я уже видел тут эту надпись.

– Когда? – удивился он.

– Тогда, в музее. Из-за нее-то я и на кнопку нажал…

– Круг замкнулся, – нарушив благоговейную тишину, весомо произнес Шидла за нашими спинами. – И в прошлое я отправляюсь с легким сердцем. Прощайте, – закончил он и, чуть поколебавшись, добавил: – Братья.

Возможно, он сказал так, имея в виду, что братья мы со Стасом. Но это вряд ли. По-моему, он назвал нас так, подразумевая, что мы – его братья. Он назвал нас так, как сфинксы называли друг друга.

– Передай привет жрецу, – усмехнувшись, прервал паузу Стас. – Мы, если помнишь, очень с ним подружились. А вообще спасибо тебе за все. Ты настоящий… сфинкс.

А я просто зарылся лицом в его жесткую серебристую гриву. Сфинкс, конечно. Но все-таки…

Глава седьмая,

в которой мы сначала чуть не надавали себе по шее, а потом потихоньку сходим с ума

Хроноскаф с Шидлой на борту превратился в еле заметную на вечернем небосклоне звездочку. Утих и гул его двигателей. Лишь далекий собачий лай да сверчковая азбука Морзе слышались на нашем пустыре, но они только подчеркивали незыблемость тишины.

– Все, – сказал Стас и испуганно посмотрел на меня. Я понял, чего он испугался. Не темноты, не тишины и даже не одиночества. Нет, просто, как и я, он испугался, что закончились наши приключения. Конечно, много было и неприятностей, и опасностей… Но зато какая насыщенная жизнь!

– Ладно ты, – подбодрил я его, – потом будешь сопли распускать. Сейчас домой спешить нужно. А то правда придется экспромты сочинять.

– И сочиню, – буркнул Стас. Но успокоился. И мы двинули в сторону дома. Часов у нас не было, поэтому определить, насколько раньше, а может, все-таки позже срока мы прибыли, я не мог. Нужно быть осторожнее.

Вот и наш дом! Окна не светятся, значит, или мы еще не вылезали на улицу, или уже вылезли, а папа с мамой нас еще не хватились. Вот это было бы лучше всего. Но нет, только я успел об этом подумать, как в окне нашей комнаты показалась чья-то встрепанная башка. Да моя это башка, моя!

Я-тогдашний спрыгнул вниз, потом обернулся, поднял руку и что-то взял у тогдашнего Стаса. «Фонарик», – вспомнил я-нынешний. Затем я-тогдашний помог спуститься Стасу, и оба кинулись через дорогу в сторону музея.

– Дураки же мы! – буркнул умудренный опытом Стас-нынешний. – Сейчас бы догнать и надавать по шее как следует…

Меня даже передернуло от какого-то странного, сродни брезгливости, чувства, когда я представил себе эту картину. Я не стал напоминать Стасу, кто вообще всю эту историю затеял, а сказал главное:

– Все было предначертано, Стас. Мы не могли себя вести по-другому.

– Типичный фатализм сфинксов, – передразнил он меня. – Ладно, поперли.

Мы-прежние уже исчезли из нашего поля зрения. Нужно было спешить. Мы подбежали к окну, я подсадил Стаса, а потом он, забравшись, подал сверху руку и помог залезть мне.

Первым же шагом в темной комнате я угодил ногой в мягкое и теплое. «Кошка!» – понял я. Но было поздно. Ночную тишину вдребезги разбил дикий вопль: «Мя-а-ау!!!» Кошка орала, как рассерженный сфинкс. И ее острые коготки безжалостно вонзились мне в ногу.