Сегодня, мама!, стр. 24

Шидла прекратил копаться в рваной дыре на обшивке и внимательно на нас посмотрел.

– Вот это правильно, – согласился он, – бластер возьмите, мало ли что. – И он протянул мумификатор. – Сам-то я, если понадобится, и так отобьюсь. Но – никакой охоты. Вы не должны упускать друг друга из виду. Тем более солнце уже идет к закату.

– Хорошо, – неохотно согласился Стас, – мы тут, поблизости.

И все же охота получилась. И славная. И с информационной точки зрения полезная. Стоило нам вновь чуть-чуть углубиться в чащу, как из кустов вышел лохматый и рогатый зверь, похожий на буйвола или зубра, и деловито двинулся прямо на нас. Глаза его были налиты кровью, и настроен он был явно недружелюбно.

Я закричал: «Стреляй, Стас, стреляй!» Тот пальнул. Раздался грохот, чаща осветилась молнией, и зверь как подкошенный рухнул в паре шагов от нас.

– Млекопитающее, – разочарованно промолвил Стас. – Костя, динозавров не будет.

Я не разделял его грусти:

– Ну и ладно. Зато будет ужин.

Мы сбегали за Шидлой. Тот немного поворчал на тему изнеженности человеческой расы и неспособности хоть немного потерпеть голод, но тушу все-таки ловко освежевал и перенес к хроноскафу. За сохранность мяса можно было не беспокоиться – после порции муми оно просто не могло испортиться.

Темнело с южной стремительностью, и мы со Стасом, вновь для безопасности захватив бластер, отправились на поиски хвороста. А примерно через час мы уже сидели у шикарного костра под густо усыпанным звездами небом. И за обе щеки уписывали зажаренные на острых деревянных кольях душистые куски.

Искры от костра мчались вверх, дразня своей красотой, отражаясь в темных тревожащих водах. Шидла был просто неузнаваем. Венерианская спесь слетела с него как шелуха. Подобравшись к самому огню и смачно чавкая, он мурлыкал, как большой счастливый кот, и грубоватым добродушным говором стал походить на какого-то американского негра-раба из «Тома Сойера» или «Хижины дяди Тома». Не хватало только обращения «масса» – «масса Стас», «масса Костя»… Похоже, атмосфера пикника влияла на него благотворно. Да он и сам признался:

– Эх, котята. На Венере-то флоры с фауной вовсе нет. Я свой мир люблю, но хочется порой чего-нибудь такого… Посидеть у живого огня – мечта любого сфинкса. Я вот хоть на Земле бываю. Но это тоже, знаете ли… Тараколли… К каждому их логову проложена стеклопластовая дорожка… Там, в Андах, в заповеднике нет ни одного по-настоящему дикого уголка. Не умеют люди ценить своего счастья!

Стас, хоть и тоже размяк у костра, но духа противоречия напрочь не лишился:

– Сами виноваты, что у вас ничего нет. Кто вас просил останавливать преобразование Венеры?

– Это, котенок, политика, – вздохнул Шидла, – политика, будь она проклята. Если бы мы сделали Венеру пригодной для жизни людей, они или так, или эдак все равно завладели бы ею. Не войной, так миром. Просочились бы. В каждую щелку бы пролезли. Люди… – Он вновь вздохнул. – Если бы не люди, котенок, мы давным-давно превратили бы Венеру в цветущий сад. А если бы…

Но что «если бы», мы так и не узнали, потому что плавную речь Шидлы прервал пронзительный вой из чащи леса. Сфинкс резво вскочил и, крикнув: «Я сейчас!» – кинулся на таинственный звук.

Вернулся он минуты через три, дрожа от возбуждения.

– Кошка, – почти кричал он взволнованно. – Огромная черная самка! Почти такая, как я! Она меня видела!

– Пантера, – определил я.

– Пантера? – переспросил он. – Что такое пантера?

– Дикий зверь из породы кошачьих, – пояснил я. – А бывают еще львицы, тигрицы…

– Это что, тоже… кошки? – не веря своим ушам, уточнил сфинкс. Глаза его пылали сумасшедшим огнем.

– Ну, не совсем, – сказал я. – А что, в двадцать пятом веке их нет?

Шидла уверенно помотал головой:

– Мы бы знали. Есть только кошки и сфинксы… Как, ты сказал, они называются?

– Пантеры, львицы, тигрицы, – вмешавшись, принялся перечислять Стас с садистскими интонациями, – леопардихи, гепардихи, рысихи…

– У них ведь, наверное, те же хромосомы, – не дослушав, заговорил Шидла с блуждающей сомнамбулической улыбкой. – Мы бы, наверное, даже могли бы э-э-э… – Он вдруг смутился. – Могли бы…

– Нет, – категорически заявил Стас, – все равно неинтересно. Это как если бы человек с обезьяной. Хотя вообще-то может быть, это и…

Ох и прыткий же у меня братец. Откуда что берется?

– Стас! – осадил я его. – У зеленой макаки, между прочим, СПИД нашли.

Шидла, не понимая, о чем идет речь, переводил взгляд с него на меня. Потом вдруг хитро прищурил глаза и заявил:

– Все. Котятам пора спать.

И загнал нас в хроноскаф.

Да мы и не сопротивлялись. Усталость брала свое, благо кресла, наподобие самолетных, имели откидные спинки.

* * *

…Когда на рассвете мы, потягиваясь, выползли из капсулы, Шидла остервенело копошился в ее внутренностях. Вид у него был несвежий. На щеке красовалась глубокая царапина. Не видя нас, он разговаривал сам с собой.

– Все не так просто, брат сфинкс, не так просто, – бормотал он печально, – они большие, они красивые… но – тупые…

– Бывает, – сказал Стас.

Шидла вздрогнул и затравленно оглянулся на нас.

– Пошли на охоту, – торопливо сменил я тему.

– На кой? – удивился мой бестактный брат. – У нас же мяса еще на неделю.

– Ну, пойдем фруктов насобираем, – настаивал я, – там финики есть, инжир…

– Ну айда, – согласился Стас.

Шидла не возражал. Точнее, отвернувшись и излучая безмолвное смущение, он вел себя так, словно нас не существует вовсе. И мы, прихватив в качестве корзинки легкий пластиковый футляр из-под его инструментов, двинули в заросли.

Финики, инжир и виноград, которые так и лезли нам в руки с первых шагов, мы поначалу клали не в футляр, а прямо в рот. Так мы углубились в заросли метров на сто, любуясь цветами, наблюдая за потешной игрой обезьян на лианах.

– А вот и твои подружки, – ехидно сказал я Стасу.

– А вот – твои, – мстительно ответил он, кивнув на парочку неприятных животных, наверное гиен, которые, опасливо высунувшись из кустов, провожали нас трусливыми голодными взглядами. И тут я вдруг вспомнил, что на этот раз мы безоружны. Забыли. Я остановился и поделился своими опасениями с братом.

– Да брось ты, динозавров-то нет, – возразил он.

– А буйволы, львы?! А если люди?..

– Какие люди?! Дикая природа! – И он дурашливо закричал: – Люди! Люди, ау!

Люди не заставили себя долго ждать и вышли из-за стволов пальм. Мы оторопело огляделись. Мы были окружены, и люди явно были воинами. Смуглолицые, низкорослые и худощавые, в набедренных повязках, с амулетами на шеях, с темными глазами, разглядывающими нас из-под длинных, украшенных цветными перьями волос. В руках они сжимали короткие копья. «Дротики», – вспомнил я название и картинку в учебнике истории. Только не мог вспомнить, к какой главе эта картинка, к какому периоду.

– Наконечники-то металлические, – сказал Стас без тени страха в голосе; похоже, он уже потерял способность пугаться и удивляться. – Значит, не дикари. – Говоря это, он протянул руку к дротику воина, стоящего буквально в двух шагах от нас. Тот, дико вскрикнув, отскочил в сторону и залопотал испуганно:

– Ымазан лами – дор Апоп умумун! [26]

А лопотал-то он на чистейшем древнеегипетском!

Глава вторая,

в которой мы убеждаемся, что наш старый знакомый имеет скверный характер, однако приобретаем и более добродушных друзей

Вначале нас тщательно обыскали. У Стаса отобрали фотографию Кубатая и Шидлин футляр для инструментов. А у меня предводитель египтян нашел уже использованную ракетницу и нетронутую освежающую пастилку кулинара Толяро. Только ключи от музея, лежавшие в кармашке на «молнии», не нашли.

– Ты пожуй, пожуй, – коварно посоветовал Стас. Но предводитель только подозрительно понюхал пастилку и засунул ее за широкий кожаный ремень. Потом он минут пять пытался содрать с наших рук браслеты, но ничего у него не вышло. Думаю, будь браслеты золотыми, он бы не удержался и отрезал бы нам руки. А так лишь вздохнул, на всякий случай дал Стасу подзатыльник и приказал:

вернуться

26

Имеющий белую кожу – слуга черного Апопа (возм., др. – егип.); Апоп – древнеегип. царь тьмы. – Примеч. авторов.