Не хочу, чтобы он умирал, стр. 40

21

— Все в порядке? — спросил Пикок, когда Скотт вернулся. — Я схожу с вами. И постараюсь, чтобы все прошло гладко. Но Черч хочет провести этот разговор в присутствии своих акционеров, то есть внести в него особую деловитость. А вы готовы проявить деловитость?

«Акционерами» называли оперативный отдел Черча.

— Мне все равно.

— Правильно, старина. Давайте сохранять во всем этом деле чуть-чуть ироническую интонацию, — ободрял его Пикок, пристально на него поглядывая. — Вам-то ведь вовсе нечего терять.

— А что тут они выдумали, скажите мне наконец!

— Я же говорил. Они и в самом деле хотят поручить вам ответственное дело. Куда более ответственное, чем когда-либо поручали Пикерингу. Но — молчу, не надо предвосхищать событий. Пусть это будет для вас сюрпризом.

— Правильно. Не будем предвосхищать событий, — согласился Скотт. — Пусть все идет, как идет.

— Шейла! Убирайся! Оставь Скотти в покое. — Пикок столкнул стеком Шейлу с сидения «виллиса». — Она к вам неравнодушна. Если бы у нее выжил хоть один щенок, я бы вам его подарил. Какая сука!

Шейла тыкалась мордой Скотту в затылок и вылизывала ему уши.

Когда они отъехали, Пикок, беспокоясь за Скотта, предупредил:

— На этот раз бросьте вашу знаменитую игру в молчанку и хотя бы намекните насчет того, как вы теперь относитесь к Черчу.

Они круто завернули за угол, Скотт ухватился за борт машины.

— У меня только одно желание: застрелить Черча, — сказал он. — Покончить с этим делом раз и навсегда.

Пикок от восторга даже шлепнул по кузову машины. Его радость была слышна на весь Набитат:

— Наконец-то! За весь год первый раз сострил. Вот молодец! Давно пора!

— Конечно, пора, — сказал Скотт. — Давно пора англичанам стрелять в англичан.

— Вот здорово! Я и сам не понимаю, почему мы этого не делаем. И что только нам мешает? Ей-богу, я никогда об этом не задумывался. А ведь кто-то, по-моему, стрелял в Бонара Лоу, или в Кэмпбелла Баннермана, или в Бернарда Шоу; словом, в кого-то из этих типов? Ну да, наверно ирландец. Тогда это не в счет. Дайте немножко подумать. Я вам завтра скажу, почему англичане не стреляют в англичан. Но, ей-богу, это замечательная идея!

— Не стоит к ней относиться очень уж всерьез, — сказал ему Скотт. — Вы только не вздумайте подходить к этому вопросу научно.

— Наука тут бесполезна, старина. Все решает инстинкт.

— Инстинкт? — переспросил Скотт с подозрением. — Какой инстинкт?

— Надо внушить себе желание кого-нибудь застрелить. Это, наверно, совсем не так трудно.

— Ладно, только, пожалуйста, не приплетайте сюда науку, — настаивал Скотт. — Она заведет нас в тупик.

— Правильно, Скотти! Правильно. С шуткой жить веселее.

Пикок повернул свой «виллис» к стоянке штабных машин и остановился ряд ом с большим закрытым «фордом».

— Можно подумать, что тут не штаб, а шикарный отель, — сказал он, махнув стеком в сторону сборища самых разнообразных частных машин, которые офицеры оставляли на этой ведомственной стоянке. — Скоро с нас будут требовать плату за постой.

Он показал Скотту на проходившего мимо военного:

— Посмотрите на старого Баркера-Дендерсона, — вон тот растрепа с грязной бородой, — разве он не похож на землекопа? Сейчас влезет в свой древний «хилмен», опустит забрызганное грязью желтое стекло, раскурит вонючую трубку (он все утро набивал ее у себя в кабинете), выпустит струю черного дыма в окно машины, заведет ее… видите, он как раз ее заводит, еще струя дыма из окна пока включает скорость. Смотрите! Еще затяжка, и он уехал. Старый олух! Но кудесник во всем, что касается электричества. Идем. Я провожу вас на этот матч.

Скотт шел за ним, чувствуя такой же прилив симпатии к этому человеку, какой он однажды почувствовал к Гамалю.

Никакого совещания не было, и Черч сразу же отпустил Пикока.

— Садитесь поближе, Скотт, и снимите свою амуницию. — Даже вежливость Черч умел выражать в форме приказа. — Мне странно видеть на вас походный ремень.

Скотт сел на ближайший стул, не потрудившись объяснить, что портупея нужна ему для того, чтобы поддерживать брюки.

— В эту войну портупею носят только пижоны, — сказал Черч, и его запавший рот чуть-чуть растянулся в подобие улыбки. — Вы этого, конечно, помнить не можете, но портупея была нам очень нужна в первую войну; мы тогда носили куда более тяжелые пистолеты и гранаты. Приходилось ее надевать, чтобы облегчить нагрузку на поясной ремень. Но теперь оружие и гранаты носят редко: в такой войне, как сейчас, они не так уж нужны офицеру. В окопной войне, в рукопашном бою, когда вы кидаетесь вперед очертя голову, вам нужно что-то держать в руках, не то чувствуешь себя совсем беззащитным. И все равно у тебя идиотский вид.

Черч предался красочным и дорогим ему воспоминаниям; нанизывая друг на друга слова, он пытался проникнуть за непроницаемую оболочку Скотта.

Скотт слушал, не поднимая глаз. Он расстегнул медную застежку портупеи, вытащил ремень из-под погона, снял кожаный пояс с кобурой, аккуратно свернул все это и положил возле себя на полированный стол.

— Нам с вами надо обсудить ряд вопросов, — заявил Черч, нащупывая путь к главной теме разговора. — Но мне кажется, что раньше всего вам следует узнать, чего мы от вас хотим. — Черч поднял свои покрытые мелкими веснушками руки. Он нуждался в помощи.

Но Скотт и не думал оказывать ему эту помощь.

— Я ведь не знаю: вы можете и не захотеть взять на себя это поручение. Генерал Уоррен считает, что вам должно быть предоставлено право выбора. Ему кажется, что в данном случае вы имеете на это право потому, что дело крайне опасное. Лично я думаю, — резко произнес Черч, — что чем больше опасность, тем больше требует ваш долг…

— Так точно, сэр, — перебил его Скотт.

Он ждал, но, видя перед собой напыщенную физиономию кровавого Черча, вдруг почувствовал, что вся его долголетняя привычка выжидать куда-то исчезла. Ожидание растлевает душу, и вот наконец, он избавлен от этой самой закоренелой и вредной черты своего характера: от привычки выжидать, молча приглядываться, пока будущее не определится, пока в уме не блеснет луч света. Наконец-то он распрощался с этой привычкой.

Черч словно что-то почувствовал:

— Вы долго ждали своего часа, Скотт. Теперь пришло время для настоящего испытания всего, что вы успели накопить, — опыта, умения работать в пустыне — всего, к чему у вас врожденная склонность. Вы, кажется, что-то сказали?

— Нет, сэр, ничего.

— Пикеринг много бы дал за такое поручение, но мы теперь знаем, что фактически выполнять его все равно пришлось бы не Пикерингу, а вам.

Черч шел к своей цели, и Скотт почувствовал, что удар попал в цель. Генерал взывал к нерушимой его вере — вере в умение, в наследственное умение множества поколений Скоттов.

— Одним словом, — сказал Черч, — мы хотим, чтобы вы незаметно провели двести человек и не менее пятидесяти грузовиков к дороге на Агейлу, то есть на двести пятьдесят миль в тыл противника. Я подчеркиваю «незаметно», и, если вас не обнаружат, это само по себе будет выдающимся достижением. В этом весь смысл операции, так как в случае неудачи все дальнейшее может быть сведено к нулю.

Черч смотрел на него в упор, словно ища у него поддержки; Скотт кивнул.

— Но подойти с отрядом к дороге — только половина дела. Достигнув намеченного пункта, вам придется себя обнаружить; противник должен сразу же узнать, что вы там находитесь. Ваши грузовики будут снабжены макетами брони и пушек. Вы расставите ваши «орудия» и людей таким образом, чтобы Роммель поверил, будто против него сосредоточен ударный кулак. Он должен принять вас за хорошо вооруженный отряд с артиллерией и бронемашинами — серьезную угрозу своим тылам. Куда более серьезную, чем какой-то бродячий отряд в несколько сот солдат. Ну как, Скотт, говорит это что-нибудь вашему воображению?