Стеклянные цветы, стр. 47
Краем глаза он видел, что баронесса стоит у двери с недовольным видом, но старался не смотреть на нее — авось, отвяжется.
Снял пиджак, повесил на спинку стула…
— Что ты молчишь, ну что ты все молчишь?!!! — заорала Амелия вдруг так, что он вздрогнул. — Сдохнуть от тебя можно! Ну скажи, скажи… Обзови меня как-нибудь, у тебя это хорошо получается — давай, чего ты?!
— Слушай, чего тебе надо? — обернулся он. — Если этот тип тебя недотрахал, я-то в чем виноват?! И сделай милость, не вопи — соседей разбудишь.
— Что хочу, то и делаю! А он, по крайней мере, разговаривать по-человечески умеет и не молчит все время, как какой-то придурочный зомби!
— Да уж, — не удержался и съязвил Филипп, — удивляюсь, как у тебя уши от его болтовни в трубочку не свернулись.
Повернулся к дивану, чтобы постелить.
Даже не шорох сзади — какое-то шестое чувство помогло ему увернуться, и нацеленный в спину кулак просвистел мимо цели. Он перехватил Амелию за запястье, развернул к себе.
— Ты что — чокнулась?!
Вместо ответа она стукнула его свободной рукой по боку — он ухватил и эту.
— Не смей! — она отчаянно извивалась и выкручивалась. — Не смей отворачиваться… гад… когда я с тобой разговариваю! — Лягнула его в голень.
— Ах ты… — увернувшись от удара коленом, Филипп притиснул ее спиной к стене, прижал брыкающиеся ноги. — Дура ненормальная!
Ну и что теперь с ней делать — сунуть под холодный душ? Или просто подержать чуток — авось, поостынет и опомнится?
Не был он готов лишь к одному: к тому, что Амелия внезапно перестанет вырываться — стремительно потянется к нему и проведет влажным кончиком языка по его нижней губе.
Не ожидал Филипп и того, что сделал с ним этот жест — банальное выражение «закипела кровь» подходило лучше всего: его тело, все, до последней клетки, в один миг превратилось в комок первобытной, неконтролируемой похоти.
Амелия изогнулась и потерлась об него бедрами, рассмеялась коротким чувственным смешком. Все поняла, разумеется, все уже поняла, еще бы ей было не понять!
Нет! Ни за что, сука проклятая!
Он рывком оттолкнулся от нее и отступил на шаг, оставив ее стоять у стенки. Отступил еще, пытаясь восстановить дыхание, и наконец сказал, сам зная, что голос его звучит хрипло:
— Не смей меня трогать!
Губы Амелии растянулись в вызывающей усмешке.
— А если все-таки тро-ону? — произнесла она нараспев и сделала маленький шажок в его сторону. — Что — взорвешься, да?!
— Если ты посмеешь снова на меня с кулаками лезть, — он сделал вид, что не понял намека, — то я просто сниму ремень и тебя выдеру так, что ты потом неделю сидеть не сможешь!
— Тебя, похоже, совсем спермотоксикоз замучал, что ты такой озверевший! — с губ Амелии не исчезала усмешка.
Филипп смерил ее взглядом.
— Удивляюсь я, — медленно начал он, — как это ты, с твоими мозгами в передке — и такое умное слово выучить сумела?!
Повернулся к дивану и начал остервенело раздеваться. В конце концов, с какой стати он должен стесняться особы, которая позволяет себе фланировать перед ним нагишом? Краем глаза Филипп видел, что Амелия стоит и смотрит на него зло набычившись.
Раздевшись до трусов, он прошел мимо нее в ванную и едва ступил под душ, как в дверь грохнуло — похоже, били ногой.
— Сам дурак! Урод чертов недоделанный!.. — донеслось до него сквозь шум воды.
Филипп покачал головой и включил воду посильнее, чтобы заглушить продолжение монолога.
Следующие несколько дней Амелия, если не считать коротких распоряжений вроде: «Поверни налево» и «Здесь останови», вела себя так, будто Филиппа вообще не существует. Хотя сделать это, проживая в двух соседних комнатах, было сложно, но она как-то ухитрялась.
Завтрак госпожа баронесса заказывала только для себя, Филиппу приходилось перезванивать после нее и заказывать себе отдельно (привозил потом все один и тот же официант на одном и том же сервировочном столике); не пыталась больше заговаривать с ним на посторонние темы и даже не совала ему пакеты с покупками в магазине — словом, демонстративно его не замечала.
Филиппа это вполне устраивало.
История с австралийцем продолжения не получила, и не по вине самого парня.
В воскресенье, вскоре после того как баронесса вернулась днем в номер, чтобы привести себя в порядок после верховой прогулки по Венскому лесу, в дверь постучали. Открыв, Филипп обнаружил в коридоре австралийца.
Бедняга не ожидал, что ему откроет мужчина — улыбка на его лице сменилась столь откровенной растерянностью, что Филиппу стало его даже жалко.
— Я… кажется… — начал он.
— Ждите, — сказал Филипп и захлопнул дверь, отправился в спальню и сообщил:
— Там пришел этот… австралиец с пятого этажа.
— Скажи, что меня нету, — распорядилась Амелия, сидевшая в расстегнутом халатике на постели и подкрашивавшая розовым лаком ноготки на ногах.
— И не подумаю, — ответил Филипп. — Отшивать твоих любовников в мои обязанности не входит.
Вернулся в гостиную, сел на диван и включил телевизор.
Амелия пронеслась к двери минуты через три, одетая уже более-менее прилично; впустила австралийца, провела его за собой в спальню, говоря на ходу:
— Извини, что заставила тебя ждать. А, не обращай внимания — это мой телохранитель. Предан, как пес, но манер, конечно, никаких…
Показалось — или на последних словах она слегка повысила голос?
Филипп сделал телевизор погромче, но краем уха продолжал слышать доносившиеся из спальни фразы в духе сентиментальных романов: «Это был минутный порыв… Ты должен понять… Мой муж…».
«Еще и покойника-мужа приплела!» — не смог сдержать он усмешку.
Через четверть часа австралиец вымелся с кислым видом. Вечером он прислал цветы — нежно-розовые розы. Амелия аккуратно поставила их в вазу.
Глава пятая
В Вене Амелия была явно не в первый раз и вела себя не как туристка. Разве что посетила представление в Испанской школе верховой езды, в остальном же ее времяпрепровождение не намного отличалось от обычной жизни в Мюнхене: все те же бесконечные бутики, аукционы, бары и дискотеки.
Правда, нужно отдать баронессе должное: вела она себя вполне прилично и ни разу не напилась так, чтобы пришлось волочить ее домой. Да и «минутных порывов», подобных истории с австралийцем, больше не наблюдалось. Разумеется, в какой бы бар или ночной клуб она ни пришла, мужчины немедленно и весьма активно пытались составить ей компанию: как же, такая красотка — и одна! Но Амелия, если и не отшивала кавалера сразу, то все ограничивалось лишь дозволением угостить даму коктейлем или разок-другой пригласить потанцевать.
Пошла вторая неделя их пребывания в Австрии.
Едва Филипп успел припарковаться на стоянке возле очередного ночного клуба, как Амелия, даже не взглянув на него, выскользнула из машины и устремилась ко входу. Он запер машину и неторопливо двинулся следом.
От ближайшего будущего он не ждал ничего нового: сейчас она выберет себе столик поближе к эстраде, он же, скорее всего, устроится у стойки. Амелия выпьет коктейль или два, потом пойдет танцевать… Уйдут отсюда они часа в два ночи, потом, если ей еще что-нибудь не взбредет в голову, можно будет поехать в отель и поспать. И надо не забыть, вернувшись, позвонить Эдне — в Бостоне к тому времени уже будет вечер.
Золотистая грива Амелии маячила в нескольких шагах впереди. Упустить ее из виду Филипп не боялся — на своих пятидюймовых каблуках баронесса едва ли могла бы затеряться в самой густой толпе.
Войдя в вестибюль, она остановилась у зеркала, поправила волосы…
— Мелли! — раздался вдруг удивленный возглас совсем рядом.
Что это обращаются к Амелии, Филипп понял лишь, когда она резко обернулась. У соседнего зеркала, пристально глядя на нее, стояла молодая шатенка в синем открытом платье.