Коралина, стр. 10

– Я никогда не буду тебя любить, – сказала Коралина. – Ни за что. Ты не сможешь меня заставить.

– Давай поговорим об этом, – ответила другая мама, повернулась и пошла в холл.

Коралина последовала за ней.

Другая мама уселась на большой диван, подняла с пола хозяйственную сумку, достала оттуда пакет из хрустящей бумаги и протянула его Коралине.

– Хочешь? – спросила она вежливо.

Коралина, думая, что это шоколадки или ириски, заглянула в пакет. Он был наполовину наполнен большими черными блестящими жуками, которые изо всех сил старались выбраться наружу.

– Нет, – ответила Коралина, – не хочу.

– Ну, как знаешь, – сказала другая мама. Она аккуратно вытащила из пакета самого крупного жука, оборвала ему лапки, бросила их в большую стеклянную пепельницу, положила жука себе в рот и аппетитно захрустела.

– М-м… – протянула она и положила в рот еще одного жука.

– Ты сумасшедшая, – воскликнула Коралина, – сумасшедшая, злая ведьма!

– Разве можно так разговаривать с мамой? – спросила другая мама с набитым жуками ртом.

– Ты не моя мама, – сказала Коралина.

Другая мама не обратила внимания на ее слова.

– Ты слишком перевозбудилась, Коралина. Сегодня вечером нам стоит заняться вышивкой или порисовать красками. А если будешь хорошо себя вести, разрешу немного поиграть с крысами. А перед тем, как пожелать тебе спокойной ночи и поцеловать, почитаю тебе сказку.

Ее длинные пальцы затрепетали, как уставшие бабочки.

Коралина вздрогнула.

– Нет, – ответила она.

Другая мама открыла рот и положила туда следующего черного жука. Потом еще одного, как будто это был изюм в шоколадной глазури. Черные пуговицы глаз смотрели прямо в карие глаза Коралины. Блестящие темные волосы развевались и закручивались вокруг шеи и плеч, словно их раздувал ветер, которого Коралина не ощущала.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом другая мама воскликнула:

– Что за манеры!

Она тщательно закрыла пакет, чтобы жуки не разбежались, и положила его обратно в хозяйственную сумку. Из кармана фартука она достала сначала большой черный ключ, который с недовольным видом тоже засунула в сумку, потом маленький серебристый ключик.

– Вот он! – сказала она. – Это для тебя, Коралина, для твоего же блага. Ведь я люблю тебя, поэтому хочу научить хорошим манерам. Воспитанный человек должен уметь себя вести.

Она подтолкнула Коралину в конец коридора, к зеркалу, вставила ключ в невидимую на зеркальной поверхности замочную скважину и повернула его.

Зеркало открылось, как дверь. За ним была кромешная темнота.

– Ты выйдешь только после того, как научишься себя вести, – сказала другая мама. – И когда будешь готова стать любящей дочерью.

Изо рта у нее торчал кусочек жука, черные пуговичные глаза ничего не выражали. Она втолкнула девочку в узкое пространство за зеркалом и закрыла зеркальную дверь. Коралина оказалась в темноте.

VII

Она уже была готова разрыдаться, но передумала, лишь глубоко вздохнула и, вытянув вперед руки, стала исследовать помещение, в котором ее заперли. Оно было размером с чулан: достаточно просторное, чтобы в нем стоять или сидеть, и слишком тесное, чтобы лечь. Одна стена была стеклянная. Дотронувшись до нее, Коралина почувствовала холод.

Она снова и снова ощупывала все, до чего могла дотянуться, но ничего похожего на дверные ручки, выключатель или потайной замок не нашла.

По тыльной стороне ее ладони пробежал паук, и она пронзительно взвизгнула. В кромешной тьме Коралина была одна, совсем одна, если, конечно, не считать паука.

Вдруг ее рука наткнулась на что-то мягкое и прохладное, похожее на щеку, и она услышала шепот: «Т-с-с, ни звука! Молчи, а то старая ведьма нас услышит!»

Чья-то рука коснулась ее лица. Холодные пальцы гладили ее, и их прикосновение было похоже на трепет крыльев мотылька.

Вдруг кто-то другой произнес задумчиво и так тихо, что Коралина решила, что это ей кажется: «Не может быть… Ты – живая?»

– Да, – прошептала Коралина.

– Бедное дитя, – сказал первый голос.

– Кто вы? – спросила Коралина.

– Имена, имена, имена, – растерянно и безнадежно произнес другой голос. – После того как прекращается дыхание и останавливается сердце, первыми исчезают имена. Наша память живет дольше, чем имена. Я до сих пор помню, как однажды майским утром моя няня вынесла мне во двор обруч и палку, все было залито утренним светом, а легкий ветерок раскачивал тюльпаны, растущие на клумбе. Но я забыл, как звали мою няню, забыл и имена тюльпанов.

– По-моему, у тюльпанов не бывает имен, – сказала Коралина. – Ведь это всего лишь тюльпаны.

– Может быть, – грустно ответил голос, – мне всегда казалось, что у тех тюльпанов должны быть имена. Они были красными, красно-оранжевыми и желтыми, как догорающие угольки в камине зимним вечером. Я хорошо их помню.

Голос звучал так грустно, что Коралина протянула руку туда, откуда он доносился, и крепко сжала чьи-то холодные пальцы.

Глаза девочки начали привыкать к темноте. Теперь Коралина увидела, или ей это просто показалось, три бледные и прозрачные тени, похожие на луну при дневном свете. Это были тени детей примерно такого же роста, как и она.

– Спасибо, – произнес голос.

– Ты мальчик? – спросила Коралина. – Или девочка?

Голос помолчал, потом с сомнением произнес:

– Когда я был маленьким, я носил юбки, у меня были длинные вьющиеся волосы. Но сейчас, когда ты спросила, мне кажется, что однажды у меня отняли мои платья, дали мне бриджи и остригли волосы.

– Этого мы тоже не помним, – сказал первый голос.

– Наверное, все-таки я был мальчиком, – продолжала тень, чью руку держала Коралина. – Я уверен, что когда-то был мальчиком.

– Что с вами со всеми случилось? – спросила Коралина.- Как вы сюда попали?

– Она оставила нас здесь, – ответил один из голосов. – Она отняла наши сердца, наши души и наши жизни, заперла здесь, в этой темноте, и забыла о нас.

– Бедные, – сказала Коралина, – и давно вы здесь?

– Очень, очень давно, – произнес голос.

– Так давно, что и не сосчитать, – добавил другой.

– Я вошел в дверь, которая находилась в буфетной, – сказал голос, который считал, что был мальчиком, – и оказался в гостиной. Там она меня и поджидала. Потом сказала, что она моя другая мама, а свою родную маму я больше никогда не видел.

– Беги отсюда! – произнес первый голос, который, как показалось Коралине, принадлежал девочке. – Беги, пока в твоих легких еще есть воздух, в венах течет кровь, а сердце еще живое. Беги, пока у тебя есть разум и душа!

– Я не уйду отсюда, – ответила Коралина. – Она украла моих родителей. Я пришла сюда за ними.

– Но она будет держать тебя здесь, пока дни не превратятся в пыль, все листья опадут и год будет сменяться годом со скоростью времени.

– Нет, – ответила Коралина. – У нее ничего не выйдет.

В каморке за зеркалом воцарилось молчание.

– Если случится невозможное, – донесся из темноты голос, – и тебе удастся спасти твоих папу и маму, ты сможешь отвоевать у нее и наши души.

– Она их тоже украла? – Коралина была потрясена.

– Да. И спрятала.

– Поэтому мы не смогли уйти отсюда даже после смерти. Она держала нас здесь. Мы были ее пищей, пока не превратились в ничто, подобно змеиной коже или остову паука. Найди наши души, девочка!

– А что будет с вами, если я их найду? И что она сделает со мной? – спросила Коралина.

Голоса молчали. Бледные силуэты слабо пульсировали, они больше были похожи на контуры возникающие обычно после того, как мы перестаем смотреть на яркое солнце.

– Это совсем небольно, – едва слышно прошелестел один из голосов.

– Она возьмет твою жизнь и все, что тебе дорого, и оставит тебя ни с чем в густом тумане. Она заберет себе твою радость. Однажды ты проснешься и почувствуешь, что твое сердце и душа больше тебе не принадлежат. От тебя останется лишь пустая оболочка, легкое облачко, быстрый предрассветный сон, смутное воспоминание о чем-то забытом.