Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов, стр. 76

Таким образом, раскидав по всему свету, в том числе и в заморские армии, тысячи и тысячи верующих, инквизиторы избавлялись от потенциальных врагов. Легко представить, какой вред наносило это и без того бедной и взбудораженной стране. Пилигримы должны были еще радоваться, что им достался такой удачный жребий. Обычно покаяние в виде паломничества назначалось провинившемуся, замеченному, к примеру, в том, что он перемолвился парой слов с еретиком на корабле, или, будучи еще ребенком, троекратно кланялся совершенному по указанию родителей. Об этих фактах говорится у Бернара Ги, следовательно, они относятся к более позднему времени. Однако инквизиторы ранней поры, чтобы назначить покаяние, тоже не упускали ни одного случая, как бы ничтожен он ни был. Большинство подозреваемых было не в чем упрекнуть, кроме как в посещении собраний еретиков и слушании тамошних проповедников.

Населению страны не давали покоя систематические облавы, доносы, шпионство друг за другом и всеобщая подозрительность. Участие в мессе и приобщение к таинствам превратилось в повинность, налагаемую на каждого всеведущей полицией под страхом наказаний, которые были, в сущности, полным произволом. Определение виновности в ереси зависело только от инквизитора, и зачастую человек, заподозренный в крошечном грешке, но отказавшийся говорить на допросе, нес гораздо более суровую кару, чем совершенный, выдавший своих братьев по вере. Соответствия меры наказания тому или иному нарушению закона, как в гражданском или уголовном кодексе, здесь не существовало. Обвинение строилось на основании доноса.

Отсюда и монотонность протоколов инквизиции. Людей спрашивали об одном и том же: где, когда, у кого и с кем они видели еретиков. Еще «Практическое руководство» Бернара Ги гласит, что отнюдь не все свидетельские показания подследственных пригодны для протокола, иными словами – секретарям предписывалось вымарывать все, что обвиняемые могли сказать в пользу своей веры и духовных пастырей. «Практическое руководство инквизитора» дает нам представление о модели допроса, которая применялась к катарам:

– ...у обвиняемого надлежит спрашивать, виделся он или был по имени или понаслышке знаком с еретиками из посвященных и из простых верующих, где он их видел, сколько раз, когда и с кем;

– а также, имел ли он среди них друзей, когда, как и кто способствовал близкому знакомству;

– а также, принимал ли он к себе на постой кого-нибудь из еретиков и кого именно, кто их к нему привел, сколько времени они оставались, кто к ним приходил, кто и куда их увел;

– а также, слушал ли он их проповеди и в чем была их суть;

– а также, воздавал ли он им почести сам и видел ли, чтобы кто-нибудь их воздавал, как это принято у катаров;

– а также, вкушал ли он с ними благословенный хлеб и каким образом этот хлеб благословляли;

– а также, заключал ли он с ними договор convenensa...;

– а также, приветствовал ли он их сам и видел ли, как это делали другие, на катарский манер;

– а также, доводилось ли ему присутствовать при обряде приобщения кого-нибудь из них таинствам, как производился обряд, как звали еретика или еретиков, кто при сем присутствовал, где расположен дом больного; завещал ли больной что-либо еретикам, и если да, то что и сколько, и кто подписывал отказ по завещанию; воздавались ли почести совершавшему обряд; умер ли посвященный больной, и если да, то где его похоронили; кто приводил и уводил еретиков;

– а также, верит ли он, что посвященный в еретическую веру может спастись...» и т. д. Другие «а также» касались персонального обращения обвиняемого в новую веру, его прошлого, сведений о других знакомых ему верующих, о его родственниках и т. д [165]. Ответы и разоблачения подследственных, допрошенных первыми инквизиторами, говорят о том, что такой метод допроса судьи применяли с самого начала и не собирались от него отступать.

Поскольку эти вопросы задавались людям не храброго десятка, бежавшим к судье в первый же день «времени покаяния», или несчастным, обессилевшим в тюрьме от пыток, ответы мало чем отличались друг от друга. Имена. Даты. Места. «...В Фанжо при обряде consolamentum Оже Изарна присутствовали Бек де Фанжо, Гильом де ла Илье, Гайяр де Фест, Арно де Ово, Журден де Рокфор, Эмерик де Сержан (свидетельство Р. де Перелла, 1243 год); Атьо Арно из Кастельвердена, находясь в доме своей родственницы Каваэрс а Монградеи, запросил consolamentum. Дюфоры, Юг и Сикар, побежали разыскивать Гильома Турнье и его напарника. В Монреале в резиденцию диаконов Бернара Кольдефи и Арно Гиро на собрания приходили: Раймон де Санхас, Ратерия, жена Мора Монреальского, Эрменгальда де Ребанти, вдова Пьера, Беранжера де Виллакорбье, вдова Бернара Юга де Ребанти, Сорина, вдова Изарна Гарена Монреальского и ее сестра Дульсия, Геральда Монреальская, Понсия Риго, жена Риго Монреальского..., и было это в 1204 году» [166]. Свидетельство повествует о фактах тридцатилетней давности. И, тем не менее, живые или мертвые, участники собраний, имевших место тридцать, сорок или пятьдесят лет назад, должны были понести наказание: мертвых эксгумировали, имущество их родственников и наследников конфисковали, а на живых налагали каноническую епитимью или сажали в тюрьму.

Можно понять, какое чувство отчаяния и гнева охватывало людей, обреченных на жизнь при таком режиме. Более поздние эпохи тоже испытывали на себе гнет полицейских терроров, но честь изобретения этой системы принадлежит доминиканской инквизиции. Путь был проложен, подражатели не заставили себя ждать, следуя системе и совершенствуя ее, да и совершенствовать было особенно нечего, разве что в части техники.

Но с первых лет существования инквизиции сопротивление было упорным и жестким, хотя папство, повсеместно поддерживая свое новое воинство во всех его начинаниях, фактически обрекало сопротивление на провал.

ГЛАВА XI

СОПРОТИВЛЕНИЕ КАТАРОВ

1. Организация сопротивления

Катары не сдавались, тем более что гонения предоставляли им прекрасные аргументы в пользу борьбы с католической Церковью: теперь у них были веские доказательства ее дьявольской природы.

В конце концов они не считали свое дело проигранным; Церкви Боснии, Болгарии и Ломбардии были в силе и оспаривали территории у римской Церкви, порой, как это случилось в славянских странах, выходя из борьбы победителями. Братские Церкви через своих эмиссаров присылали катарам вспомоществование и ободряющие письма. В 1243 году, в разгар битвы за Монсегюр, катарский епископ Кремоны отправил гонца к епископу Бертрану Марти с уверениями в том, что его Церковь пребывает в мире, и с просьбой откомандировать в Кремону двух совершенных. Места, где катарская Церковь могла пребывать в мире (что, конечно, было не навек), как Земля обетованная, притягивали уставших от гонений еретиков. В период с 1230 по 1240 годы множество катаров эмигрировало в Ломбардию.

Наиболее мужественные и боеспособные оставались на местах, предпочитая рисковать жизнью, но не покидать свою паству. Ожидая лучших времен, они уходили в подполье. Если Г. Пелиссон утверждает, что в это время еретики натворили больше беды, чем за время войны, то, видимо, он имел в виду резкую смену пассивной пацифистской позиции совершенных, которые начали поощрять насилие. Религия, отрицавшая кровопролитие и запрещавшая своим служителям любое убийство, сумела найти насилию оправдание: некоторые существа являются не падшими душами, проходящими путь наказания, а воплощениями сил зла, и уничтожать их не грешно. Разумеется, инквизиторов и их приспешников сразу причислили к этим дьявольским созданиям. Чтобы подвигнуть на борьбу народ, и без того уже доведенный до крайности, совершенным не надо было особенно стараться. Однако они имели огромное влияние на владетельных феодалов и могли поднять их на борьбу с римской Церковью, привлекая их духовным превосходством, которое они при этом получали.