Зарубежная литература ХХ века. 1940–1990 гг.: учебное пособие, стр. 75

Обратите внимание на разницу между сердцем и мозгом. Мозг аккуратен, поделен на доли, состоит из двух половинок – таким правильным мы представляем себе сердце. С мозгом можно поладить, думаете вы; это восприимчивый орган, размышление – его стихия. Мозг выглядит толково. Конечно, он сложен: стоит только поглядеть на все эти морщины и борозды, желобки и канальцы; он похож на коралл, и вы невольно задаетесь вопросом, а не живет ли он самостоятельной жизнью, полегоньку разрастаясь без вашего ведома. У мозга есть свои тайны, хотя криптоаналитики, строители лабиринтов и хирурги наверняка смогут раскрыть их, если возьмутся за дело сообща. Как я уже сказал, с мозгом можно поладить; он выглядит толково. А вот в сердце, в человеческом сердце – в нем, боюсь, сам черт не разберется.

Любовь антимеханистична, антиматериалистична – вот почему плохая любовь все равно хороша. Она может сделать нас несчастными, но она кричит, что нельзя ставить материю и механику во главу угла. Религия выродилась либо в будничное нытье, либо в законченное сумасшествие, либо в некое подобие бизнеса, где духовность путается с благотворительными пожертвованиями. Искусство, обретая уверенность благодаря упадку религии, на свой лад возвещает о трансцендентности мира (и оно живет, живет! искусство побивает смерть!), но его открытия доступны не всем, а если и доступны, то не всегда воодушевляющи или приятны. Поэтому религия и искусство должны отступить перед любовью. Именно ей обязаны мы своей человечностью и своим мистицизмом. Благодаря ей мы – это нечто большее, чем просто мы.

Материализм, конечно, нападает на любовь; на что он только не нападает. Вся любовь сводится к феромонам, говорит он. Этот стук сердца в груди, эта ясность видения, эта внутренняя сила, эта моральная определенность, этот восторг, эта гражданская добродетель, это тихое я тебя люблю имеют единственную причину – незаметный запах, исходящий от одного партнера и подсознательно воспринимаемый другим. Мы вроде того жука, который в ответ на постукиванье карандашом тычется головой в стенку спичечного коробка; только что покрупнее. Верим ли мы этому? Ладно, давайте на минутку поверим: тем ярче будет триумф любви. Из чего сделана скрипка? Из деревяшек да из овечьих кишок. Но разве музыка становится от этого пошлее или банальнее? Наоборот, благодаря этому она восхищает нас все больше.

И я не утверждаю, будто любовь сделает вас счастливым – уж что-что, а это вряд ли. Скорее она сделает вас несчастным – либо сразу же, если вы напоретесь на несовместимость, либо потом, годы спустя, когда древесные черви проделают свою тихую разрушительную работу и епископский трон падет. Но можно понимать это и все же стоять на том, что любовь – наша единственная надежда.

Это наша единственная надежда, даже если она подводит нас, несмотря на то что она подводит нас, потому что она подводит нас. Я говорю слишком неопределенно? Но я ищу всего лишь верного сравнения. Любовь и правда – вот важнейшая связка. Все мы знаем, что объективная истина недостижима, что всякое событие порождает множество субъективных истин, а мы затем оцениваем их и сочиняем историю, которая якобы повествует о том, что произошло «в действительности»; так сказать, с точки зрения Бога. Сочиненная нами версия фальшива – это изящная, невозможная фальшивка вроде тех скомпонованных из отдельных сценок средневековых картин, которые разом изображают все страсти Христовы, заставляя их совпадать по времени. Но даже понимая это, мы все-таки должны верить, что объективная истина достижима; или верить, что она достижима на 99 процентов; или, на худой конец, верить в то, что истина, объективная на 43 процента, лучше истины, объективной на 41 процент. Мы должны в это верить – иначе мы пропадем, нас поглотит обманчивая относительность, мы не сможем предпочесть слова одного лжеца словам другого, спасуем перед загадкой всего сущего, вынуждены будем признать, что победитель имеет право не только грабить, но и изрекать истину. (Между прочим, чья правда лучше – победителя или побеждённого? Пожалуй, гордость и сострадание искажают действительность ничуть не слабее, чем стыд и страх.)

Так же и с любовью. Мы должны верить в нее, иначе мы пропали. Мы можем не найти ее, а если найдем, она может сделать нас несчастными; но все-таки мы должны в нее верить. Без этой веры мы превратимся в рабов истории мира и чьей-нибудь чужой правды.

В любви все может пойти вкривь и вкось; так оно обычно и бывает. Сердце, этот загадочный орган, похожий на кусок бычьего мяса, не выносит прямых и открытых путей. В нашу современную модель вселенной входит понятие энтропии, что на бытовом уровне переводится так: чем дальше, тем больше путаницы. Но даже когда любовь подводит нас, мы должны по-прежнему в нее верить. Действительно ли в каждой молекуле уже заложено, что все безнадежно запутается, что любовь непременно подведет? Может быть. Но мы все-таки должны верить в любовь, как верим в свободную волю и объективную истину. А если любовь не удастся, винить в этом надо историю мира. Оставь она нас в покое, мы могли бы быть счастливы, наше счастье не покинуло бы нас. Любовь ушла, и в этом виновата мировая история.

Но пока этого еще не случилось. А может, и не случится. Ночью мы способны бросить вызов миру. Да-да, это в наших силах, история будет повержена. Возбужденный, я взбрыкиваю ногой. Она шевелится и испускает подземный, подводный вздох. Не будить ее. Сейчас это кажется огромной правдой, а утром решишь, что не стоило тревожить ее из-за этого. Она вздыхает тише, спокойнее. Я ощущаю во тьме рядом с собой контуры ее тела. Поворачиваюсь на бок, ложусь параллельным зигзагом и жду сна.

(Пер. с англ. В. Бабкова)

Цит. по: Барнс Дж. История мира в 10 У главах. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Ажар Э. Псевдо. Страхи царя Соломона. Жизнь и смерть Эмиля Ажара. СПб., 2000.

Андреев Л. Художественный синтез и постмодернизм // Вопросы литературы. 2001. № 1. С. 3—34.

Апт С. Горькая доля пророчицы // Иностранная литература. 1984. № 5. С. 239–241.

Барт Р. Критика и истина // Зарубежная эстетика и теория литературы ХІХ – ХХ вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987. С. 349–422.

Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989.

Белякова Е. Русский Амаду, или Русско-бразильские литературные связи / 10.10.2005 г. [Электронный ресурс] Lib.Ru: Жоржи Амаду / Режим доступа: http://lib.ru/INPROZ/AMADU/about2.txt_with-big-pictures.html.

Бердяев Н. Самопознание. М., 2004.

Блонский Ян. Бедные поляки смотрят на гетто // Новая Польша. 2009. № 3. [Электронный ресурс] Новая Польша / Режим доступа: http://www.novpol.ru/index.php?id=1121.

Боровский Т. Прощание с Марией; Рассказы. М., 1989.

Босенко В. Гари-Гари, Ажар-Ажар // Литературная газета. 2000. № 38. 20–26 сентября.

Британишский В. Речь Посполитая поэтов. СПб., 2005.

Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. М., 1992. № 1. С. 109–136.

Визель М. Гипертексты по ту и эту сторону экрана // Иностранная литература. 1999. № 10. С. 169–177.

Владимирова Н. Г. Условность, созидающая мир: Поэтика условных форм в современном романе Великобритании. Великий Новгород, 2001.

Волкова Е. В. Трагический парадокс Варлама Шаламова. М., 1998.

Вольф К. Разговор с Константином Симоновым // «С моей точки зрения…»: Советские и зарубежные писатели: диалоги, интервью, размышления / Сост. А. А. Клышко. М., 1986. С. 183–194.

Вольф К., Вольф Г. Исследование сути человеческого бытия // Вопросы литературы. 1988. № 9. С. 169–175.

Вольф К. Истоки одной повести: Кассандра. Франкфуртские лекции // Вольф К. От первого лица. М., 1999.

Гаврон Е. Зажечь огонь надежды // В мире книг. 1982. № 8. С. 68–70.

Гараджа А. В. После времени: Французские философы постсовременности // Иностранная литература. 1994. № 1. С. 54–56.