Зарубежная литература XX века: практические занятия, стр. 63

Замысел романа вырос из письма сестры писательницы 1926 года, где Ванесса описывала, как по вечерам на веранде ее загородного дома летят на свет полчища мотыльков. Первоначальное заглавие романа – «Мотыльки», в 1929 году был закончен первый вариант, в 1931 году писательница полностью его переработала и 8 октября выпустила «Волны» в свет в собственном издательстве; в конце октября роман был опубликован в США. Вулф писала, что «уважает себя за то, что написала этот роман», а муж заверил ее, что это лучшая из ее книг, хотя первые сто страниц вряд ли будут понятны обычному читателю. Успех намного превзошел ожидания автора: вместо ожидаемых двух тысяч экземпляров было распродано 24 тысячи по обе стороны Атлантики.

Каждый из модернистов на свой лад опровергал традиционный социально-психологический роман. Например, Джойс в «Улиссе» предельно измельчил, атомизировал действительность и содержание человеческого сознания, а чтобы придать этой разбегающейся художественной вселенной хоть какую-то целостность, чтобы задержать процесс распада, создал для нее свой индивидуальный миф. Вулф растворяет четкие конструкции «романа среды и характера» в потоке лирической прозы. Ее эксперимент питается стремлением сделать роман предельно эластичным, пригодным для выражения текучего потока жизненных впечатлений, для выражения бессознательного. Для ее концепции личности формы традиционного романа не подходят: «Мне пришла в голову мысль, что для моих книг слово «роман» не годится, надо придумать другое. Новый..., автор Вирджиния Вулф. Но что? Элегия?»

О произведении

«Волны» – лирический роман, довольно сложно организованный. Общий ритм повествованию задают краткие, напечатанные курсивом интерлюдии, в которых описывается один день в прекрасном саду на берегу моря, от восхода до заката солнца. В этом саду стоит красивый дом, вокруг цветут цветы, летают бабочки и мотыльки, жизнь сада определяется положением солнца на небе, проходит под аккомпанемент моря. Вулф заметила в дневнике в период создания романа: «это очень трудно, но я полагаю, очень важно: чтобы дать скрепы и фон – море; бесчувственность природы, не знаю, что еще». Это вполне английский и одновременно райский сад – образ, воплощающий неизменность природы, полноту жизни. Контрапунктом пронизывающие текст, возникающие так же мерно, как море накатывает на берег, интерлюдии задают связность в восприятии времени, масштаб для «ускользающих часов» жизни героев, меру для оценки всего происходящего в романе.

Между интерлюдиями шесть центральных героев в сериях монологов раскрывают перед читателем свое сознание на разных ступенях жизни – с первого пробуждения детского самосознания во время прогулки в саду при школе, где все они учатся, до последнего обеда немолодых уже людей в Хэмптон-Корте. Вулф с поразительным мастерством создает с помощью единственного приема шесть вполне отчетливых, не похожих друг на друга образов.

Природа воздействует на наши органы чувств и пробуждает в нас желания, эмоции, самосознание. Таким простым языком, короткими репликами в начале романа Вулф создает впечатление практически довербальной фазы сознания, когда дети начинают осознавать свое отношение к объектам окружающего мира и друг к другу. Найдя прячущегося в изгороди Луиса, Джинни вдруг целует его в шею, все это видит Сьюзен и огорчается, уходит, комкая в руках платок. Бернард покидает Невила, чтобы утешить Сьюзен, и пробегает мимо Роды, которая пускает в тазу с водой цветочные лепестки.

Вначале их голоса почти неотличимы друг от друга, но автор представляет нам ключевые моменты их социализации, когда дети понемногу обнаруживают разницу в складе характера, в душевной организации и устремлениях. Из подготовительной школы, где мальчики и девочки учились вместе, они разъезжаются по частным школам. Потом Бернард и Невил учатся в Кембридже; Луис, сын австралийского банкира, страдающий от своего акцента и чувствующий себя чужаком в Англии, начинает карьеру в Сити. Джинни и Рода вступают в свет, но не выходят замуж; Сьюзен возвращается на ферму, к любимому отцу, выходит замуж и становится матерью большого семейства. С течением времени их личности все более определенно рисуются в монологах, которые раскрывают не столько содержание их сознания, сколько подсознания, их истинное внутреннее «я».

Бернард – самый легкий из них человек, общительный, красноречивый. Бернарду важны слова, в которые он облекает собственную жизнь и которыми зачаровывает окружающих. Он мечтает создать «настоящую, стоящую историю», он женится по любви и имеет детей. Бернарду для самореализации не хватает глубины и ясности Невила, чей образ ассоциируется с разного рода режущими предметами (ножи, ножницы служат метафорами для его проницательности). Невил живет в мире книг и идей, он признанный поэт, и его способность страстно сосредотачиваться на чем-то (или ком-то) одном служит залогом его достижений в духовной сфере.

Луис с его комплексом буржуазного происхождения жаждет быть принятым в обществе, он самый житейски озабоченный из мужчин и одновременно самый одинокий. Он устроен так, что ему необходимо целиком контролировать свою жизнь, в борьбе со своими страхами он опирается на порядок и власть и потому добивается высокого положения в своей фирме, богатства, но ценой отказа от своих духовных устремлений.

Сьюзен ненавидит город и любит свою ферму, с удовольствием ведет жизнь матери семейства и хозяйки, она воплощает стабильность земного, естественного существования, но и в ее до краев заполненной жизни есть место неудовлетворенности: «иной раз так надоест простое счастье, и наливающиеся груши, и дети, вечно разбрасывающие по дому ружья, весла, книжки, завоеванные в награду, и прочие прелести. И не знаешь, куда деваться от самой себя. От своего прилежания и бессовестных повадок мамаши, под защитным, ревнивым взглядом собирающей за длинным столом своих родных деток, только родных».

Основательности фермерши Сьюзен противопоставлена легкость горожанки Джинни с ее рефреном: «Я дрожу. Я пляшу. Я мерцаю», на ее огонек со всех сторон слетаются мужчины, она вся во власти своей телесности, во власти эротики. Для Роды же жизнь – мука, она не в состоянии обрести себя и соотнести себя с миром, она склонна к мистике и постоянно сравнивается с нимфой, с тенью. Заставляющая себя переносить общество других людей, по-настоящему спокойная только наедине с собой, в своей постели, Рода представляет в романе расколотое сознание на грани безумия, она ощущает себя смятой бумажкой, которую сквозняк волочит по бесконечным коридорам, и кончает жизнь самоубийством.

В заключительной части романа Бернард выступает коллективным биографом этого дружеского кружка, набрасывает то, «что мы самонадеянно именуем "характеры наших друзей"». Вулф в романе делает то же самое для группы Блумсбери. Сьюзен – портрет ее сестры Ванессы Белл; Луис напоминает одновременно Леонарда Вулфа и Т.С. Элиота; Невил обладает чертами Литтона Стрейчи, одного из основателей группы Блумсбери, чью смерть Вулф так тяжело пережила в период работы над романом. Джинни отчасти списана с той же светской дамы Китти Макс, которая послужила моделью для Клариссы Дэллоуэй, героини более раннего романа Вулф, кроме того, Джинни – это домашнее прозвище самой писательницы. Рода представляет болезненные аспекты психики Вулф.

Все шесть персонажей романа вращаются вокруг харизматической фигуры их общего, рано умершего в Индии друга Персивала точно так же, как в кружке Блумсбери царил культ покойного брата Вирджинии, Тоби. Таким образом, роман может быть прочитан не только как биография шести главных героев, но и как вымышленная автобиография, в том смысле, что каждый из персонажей представляет какую-то черту авторского «я». И здесь лежит принципиальный контраст между Вулф и тем же Джойсом.

Вулф полагала, что Джойс одержим проклятым эгоистическим «я», что его интересуют только неповторимые, уникальные аспекты индивидуальности. Напротив, сама она больше всего интересовалась тем, как личность взаимодействует с внешним миром, с другими, и по поводу «Волн» она писала: «Я имела в виду, что в каком-то смысле все мы представляем собой единство, а не отдельные индивидуальности. Подразумевается, что все шесть персонажей – одно целое. Я все больше ощущаю, как тяжко собрать себя в какую-то одну Вирджинию, тем более что Вирджиния, в чьем теле я в данный момент живу, в высшей степени чувствительна ко всем проявлениям отдельности в людях. Я хотела создать впечатление единства».