Избранные статьи, стр. 81

Отношение к богам у Хлебникова оказывается амбивалентным. Боги как символы человечества прекрасны — отсюда идиллия исходного стихотворения «Туда, туда, где Изанаги…». Но боги как реальные хозяева мировых событий — это зло, это гнет, который должен быть свергнут (богоборческая тема, проходящая в творчестве едва ли не всех футуристов). Свержение это происходит в «Зангези», который был написан через два месяца после «Богов». Во 2-й плоскости («Истина: боги близко!..») боги занимаются своими делами и обмениваются репликами без ремарок — почти теми же строчками, что в пьесе «Боги». В 11-й плоскости «боги шумят крылами, улетая ниже облака» и, прокричав десяток строк, исчезают («Боги улетели, испуганные мощью наших голосов. К худу или к добру?»). Это — потому, что в промежутке Зангези открыл людям закон времени и судьбы, звездный язык вселенной и все роды разума, сделав их «могатырями». Зангези делал это на земле — а что делалось в этом промежутке на небе? Там Судьба, открывшаяся людям как закон, открывалась не знающим закона богам как гадание, как жребий. А форма этого гадания — считалка.

В поведении богов в пьесе Хлебникова можно найти аналоги всем этапам считания. При считании играющие становятся в ряд или в круг, каждый на свое место; считалочник начинает обходить всех, скандируя считалку по слогу или по слову на каждого; на кого-то падает последнее «выйди вон» (или «бакс», или «крест» и пр.), и он выходит из круга; счет продолжается, круг постепенно сужается, пока не остается последний — тот, кому водить. Что мы видим в «Богах»? Ряда или круга, конечно, нет, но все боги неподвижны на своих местах, в репрезентативных позах: они готовы к считанию. Кто считалочник? Можно полагать, что о его роли напоминает Эрот/Амур: он один движется, суетится и даже колотит Юнону осокой, как настоящий считалочник, касающийся рукой пересчитываемых. Любовь, ведущая считалку, исход которой смерть, — образ вполне архетипический и очень по-хлебниковски выраженный. А можно полагать, что роль считалочника переходит от бога к богу со сменой реплик — при большом числе играющих и долгом считании считалочники могут меняться [110]. Текст считалки — вся пьеса (по крайней мере, почти вся ее заумная часть). Время течет божественно-медленно, и, скучая от счета до счета, Венера успевает поплакать об Озирисе, Кали — поторжествовать над убитой жертвой, а Перун — ввести в круг нового играющего, Ундури. Роковое «выйди вон» падает на Бальдура — почти тотчас после того, как Лель, эта третья ипостась Эрота/Амура, сказал свои несколько строк и Юнона позвала «Бальдур, иди сюда» [111]: любовь и смерть смыкаются. Бальдур убит, круг богов сужается. И здесь мы начинаем понимать, что он — не первая и не последняя жертва, что это не первый и не последний цикл счета. Бальдуру предшествовал Озирис, в начале пьесы оплакиваемый Венерой (может быть, по созвучию, он и был Зи-зи ризи, последний любовник Юноны?), а за ним последуют, рано или поздно, все остальные боги. В эту картину уже легко вписываются и речи Кали о смерти, и Ундури, высеченный остяком, и снежный пепел богов, падающий с неба.

Так представляет себе и читателю Велимир Хлебников одну из постоянных тем мировой мифологии, тему гибели богов, — в виде исполинской считалки.

ПОСТСКРИПТУМ. Эта статья была написана более 10 лет назад и долго ждала публикации в несостоявшемся московском сборнике о В. Хлебникове. С тех пор на смежную тему появилась превосходная работа: Vroon R. Four analogues to Xlebnikov’s «Language of the Gods», in: The structures of the literary process: Studies dedicated to the memory of Felix Vodicka, ed. by P. Steiner a. o. Amsterdam, 1982, p. 581–597. «Четыре аналога» — это 1) перечни собственных имен («Шли чоктосы и команчи…» — «боги как будто силятся выговорить собственные имена»), 2) поливановские «звуковые жесты японского языка» («горогоро — звук грома…»), 3) сектантская глоссолалия («Шуа эа, шуа эа…») и 4) детская речь и, в частности, считалки. Нам хотелось показать, что значение последнего аналога в этом ряду особенное.

«Поэма воздуха» Марины Цветаевой: Опыт интерпретации

1. Текст. Источник — единственная прижизненная публикация в «Воле России», 1930, № 1, с. 16–26 (фотокопия — в «Несобранных произведениях» под ред. Г. Витженса. Мюнхен, 1971). Исправление опечаток по рукописи — в изд. «Стихотворения и поэмы» под ред. Е. Б. Коркиной (Л., 1990, с. 575–584).

[I]
Ну, вот и двустишье
Начальное. Первый гвоздь.
Дверь явно затихла,
Как дверь, за которой гость.
Стоявший — так хвоя
У входа, спросите вдов —
Был полон покоя,
Как гость, за которым зов
Хозяина, бденье
Хозяйское. Скажем так:
Был полон терпенья,
Как гость, за которым знак
Хозяйки — всей тьмы знак! —
Та молния поверх слуг!
Живой или призрак —
Как гость, за которым стук
Сплошной, не по средствам
Ничьим — оттого и мрем —
Хозяйкина сердца:
Березы под топором.
Расколотый ящик
Пандорин, ларец забот!
Без счету — входящих.
Но кто же без стука — ждет?
Уверенность в слухе
И в сроке. Припав к стене,
Уверенность в ухе
Ответном. (Твоя — во мне.)
Заведомость входа.
Та сладкая (игры в страх!)
Особого рода
Оттяжка — с ключом в руках.
Презрение к чувствам,
Над миром мужей и жен —
Та Оптина пустынь,
Отдавшая — даже звон.
Душа без прослойки
Чувств. Голая, как феллах.
Дверь делала стойку.
Не то же ли об ушах?
Как фавновы рожки
Вставали. Как ро-та… пли!
Еще бы немножко —
Да просто б сошла с петли
От силы присутствья
Заспинного. В час смертей
Так жилы трясутся,
Натянутые сверх всей
Возможности.
                      Стука
Не
следовало. Пол — плыл.
Дверь кинулась в руку.
Мрак — чуточку отступил.
       ______________
[II]
Полная естественность.
Свойственность. Застой.
Лестница, как лестница.
Час — как час (ночной).
Вдоль стены — распластанность
Чья-то. Отдышав
Садом, кто-то явственно
Уступал мне шаг —
В полную божественность
Ночи, в полный рост
Неба. (Точно лиственниц
Шум, пены о мост…)
В полную неведомость
Часа и страны.
В полную невидимость —
Даже на тени.
(Не черным-черна уже
Ночь — черна-черным!
Оболочки радужной
Киноварь, кармин…
Расцедив сетчаткою
Мир на сей и твой —
Больше не запачкаю
Ока — красотой!)
Сон? Но в лучшем случае —
Слог. А в нем? Под ним?
Чудится? Дай вслушаюсь:
Мы, а шаг один!
И не парный, слаженный,
Тот, сиротство двух.
Одиночный — каждого
Шаг — пока не дух:
Мой. (Не то, что дыры в них —
Стыд, а вот — платать!)
Что-то нужно выравнять:
Либо ты на пядь
Снизься, на мыслителей
Всех — державу всю!
Либо — и услышана:
Больше не звучу.
       ______________
[III]
Полная срифмованность.
Ритм, впервые мой!
Как Колумб здороваюсь
С новою землей —
Воздухом. Ходячие
Истины забудь!
С сильною отдачею
Грунт, как будто грудь
Женщины под стоптанным
Вое-сапогом.
(Матери — под стопками
Детскими…)
                  В тугом —
Шаг. Противу мнения:
Не удобохож —
Путь. Сопротивлением
Сферы — как сквозь рожь
Русскую, сквозь отроду —
Рис, — тобой, Китай!
Словно моря противу
(Противу — читай —
По сердцу!) сплечением
Толп — Гераклом бьюсь!
— Землеизлучение.
Первый воздух — густ.
Сню тебя иль снюсь тебе, —
Сушь, вопрос седин
Лекторских. Дай вчувствуюсь:
Мы, а вздох один!
И не парный, спаренный
Тот, удушье двух —
Одиночной камеры
Вздох: — еще не взбух
Днепр? Еврея с цитрою
Взрыд: — ужель оглох?
Что-то нужно выправить:
Либо ты на вздох
Сдайся, на всесущие
Все, — страшась, прошу.
Либо — и отпущена:
Больше не дышу.
       ______________
[IV]
Времечко осадное,
То сыпняк в Москве!
Кончено. Отстрадано
В каменном мешке
Легкого! Исследуйте
Слизь! Сняты врата
Воздуха. Оседлости
Прорвана черта.
Мать! Не даром чаяла:
Цел воздухобор!
Но сплошное аэро —
Сам — зачем прибор?
Твердь, стелись под лодкою
Легкою — утла!
Но — сплошное легкое —
Сам — зачем петля
Мертвая? Полощется,
Плещется… И вот —
Не жалейте летчика!
Тут-то и полет!
Не рядите в саваны
Косточки его.
Курс воздухоплаванья —
Смерть, и ничего
Смертного в ней. (Розысков
Дичь… Щепы?.. Винты?..)
Ахиллесы воздуха
— Все! — хотя б и ты,
Не дышите славою, —
Воздухом низов.
Курс воздухоплаванья
Смерть, где все с азов,
Заново…
       ______________
[IV a]
Слава тебе, допустившему
                                       бреши:
Больше не вешу.
Слава тебе, обвалившему
                                     крышу:
Больше не слышу.
Солнцепричастная, больше не
                                  щурюсь:
Дух — не дышу уж.
Твердое тело есть мертвое тело:
Огтяготела.
       ______________
[V]
Легче, легче лодок
На слюде прибрежий.
О, как воздух легок:
Реже — реже — реже…
Баловливых рыбок
Скользь — форель за
                                кончик…
О, как воздух ливок,
Ливок! Ливче гончей
Сквозь овсы, а скользок!
Волоски — а веек! —
Тех, что только ползать
Стали — ливче леек!
Чтo я — скользче лыка
Свежего и лука.
Пагодо-музыкой
усин и бамбука, —
Пагодо-завесой…
Плещь! Все шли б и шли бы…
Для чего Гермесу —
Крыльца? Плавнички бы —
Пловче! Да ведь ливмя
Льет! Ирида! Ирис!
Не твоим ли ливнем
Шемахинским или ж
Кашемирским…
                                  Танец —
Ввысь! Таков от клиник
Путь: сперва не тянет
Персть, потом не примет
Ног. Без дна, а тверже
Льдов! Закон отсутствий
Всех: сперва не держит
Твердь, потом не пустит
В высь.
            Наяда? Пэри?
Баба с огорода!
Старая потеря
Тела через воду.
(Водо-сомущения
Плеск. Песчаный спуск.)
— Землеотпущение.
Третий воздух — пуст.
       ______________
[VI]
Седью, как сквозь невод
Дедов, как сквозь косу
Бабкину, — а редок!
Редок, реже проса
В засуху. (Облезут
Все, верхи бесхлебны.)
О, как воздух резок,
Резок, реже гребня
Песьего. Для песьих
Курч. Счастливых засек —
Редью. Как сквозь просып
Первый (нам-то — засып!)
Бредопереездов
Редь, связать — неможность.
О, как воздух резок,
Резок, резче ножниц,
Нет, резца… Как жальцем —
В боль — уже на убыль.
Редью, как сквозь пальцы…
Сердца, как сквозь зубы —
Довода — на credo
Уст полураскрытых.
О, как воздух цедок,
Цедок, цедче сита
Творческого (влажен —
Ил, бессмертье — сухо).
Цедок, цедче глаза
Гетевского, слуха
Рильковского… (Шепчет
Бог, своей — страшася
Мощи…)
             А не цедче
Разве только часа
Судного…
               В ломоту
Жатв — зачем рождаем?
…Всем неумолотом,
Всем неурожаем
Верха… По расщелинам
Сим — ни вол ни плуг.
— Землеотлучение. —
Пятый воздух — звук.
       ______________
[VII]
Голубиных грудок
Гром — отсюда родом!
О, как воздух гудок,
Гудок, гудче года
Нового! Порубок —
Гуд, дубов под корень.
О, как воздух гудок,
Гудок, гудче горя
Нового, спасиба
Царского. Под градом —
Жести, гудче глыбы
В деле, гудче клада
В песне, в большеротой
Памяти народной.
Соловьиных глоток
Гром — отсюда родом!
Рыдью, медью, гудью,
Вьюго-Богослова
Гудью, точно грудью
Певчей — небосвода
Небом или лоном
Лиро-черепахи?
Гудом, гудче Дона
В битву, гудче плахи
В жатву… По загибам,
Погрознее горных,
Звука — как по глыбам
Фив нерукотворных!
Семь — пласты и зыби!
Семь — heilige Sieben!
Семь в основе лиры,
Семь в основе мира.
Раз основа лиры —
Семь, основа мира —
Лирика. Так глыбы
Фив по звуку лиры.
О, еще в котельной
Тела — «легче пуха!»
Старая потеря
Тела через ухо.
Ухом — чистым духом
Быть. Оставьте буквы —
Веку.
         Чистым слухом
Или чистым звуком
Движемся? Преднота
Сна. Предзноб блаженства.
Гудок, гудче грота
В бури равноденствья.
Темени — в падучке,
Голода — утробой
Гудче… А не гудче
Разве только гроба
В Пасху…
       ______________
[VII а]
                  И гудче гудкого
Паузами, промежутками
Мочи, и движче движкого
Паузами, передышками
Паровика за мучкою…
Чередованьем лучшего
Из мановений божеских:
Воздуха с — лучше-воздуха!
И — не скажу, чтоб сладкими —
Паузами: пересадками
С местного в
           межпространственный —
Паузами, полустанками
Сердца, когда от легкого —
Ох! — полуостановками
Вздоха, — мытарства рыбного
Паузами, перерывами
Тока, паров на убыли
Паузами, перерубами
Пульса — невнятно сказано:
Паузами — ложь, раз
                                спазмами
Вздоха… Дыра бездонная
Легкого, пораженного
Вечностью…
                   Не все ее —
Так. Иные — смерть.
— Землеотсечение.
Кончен воздух. Твердь.
       ______________
[VIII]
Музыка надсадная!
Вздох — всегда вотще!
Кончено! Отстрадано
В газовом мешке
Воздуха. Без компаса
Ввысь! Дитя — в отца!
Час, когда потомственность
Ска — зы — ва — eт — ся.
Твердь! Голов бестормозных
Трахт! И как отсечь:
Полная оторванность
Темени от плеч —
Сброшенных… Беспочвенных —
Грунт! Гермес — свои!
Полное и точное
Чувство головы
С крыльями. Двух способов
Нет — один и прям.
Так, пространством всосанный.
Шпиль роняет храм —
Дням. Не в день, а исподволь
Бог сквозь дичь и глушь
Чувств. Из лука выстрелом —
Ввысь! Не в царство душ —
В полное владычество
Лба. Предел? — Осиль:
В час, когда готический
Храм нагонит шпиль
Собственный — и вычислив
Все — когорты числ! —
В час, когда готический
Шпиль нагонит смысл
Собственный…
Мёдон, в дни Линдберга.
вернуться

110

Виноградов Г. С. Указ. соч., с. 37.

вернуться

111

Хлебников упорно представлял ребе строгую римскую Юнону любвеобильной «небесной бабой» — вспомним раннюю балладу «Любовник Юноны».