Схватка, стр. 40

Целлофановый мешок с трупом Коркина обнаружил водитель Расколова, ходивший в магазин за грецкими орехами. Мешок притащили в особняк и в присутствии Кривозуба, как-то нерасчетливо, вытряхнули из него мертвеца. На лощенный паркет вылилось литра три бурой жидкости и стоявший рядом охранник едва успел отскочить, чтобы не замочить свои модные, на широком ранту, итальянские ботинки.

Когда Расколову доложили, какую свинью ему подложил Арефьев, он чуть было не получил апоплексический удар — лицо его налилось тугой, одутловатой краснотой, глаза тоже залил жар и неистовство.

— Где это уёбище! Почему он до сих пор не наглотался свинца? — вопил Расколов, имея в виду Арефьева.

А когда из кармана Коркина извлекли мятый, выпачканный кровью рубль, Расколов замолчал, этот символ показался ему слишком зловещим, чтобы продолжать изрыгать площадные ругательства в адрес недосягаемого человека.

Через несколько минут ему позвонило первое лицо солнцевской группировки и попросило о встрече. По тону говорившего Расколов понял, что затевается что-то из ряда вон выходящее.

Не прошло и часа, как к воротам подкатила новенькая «BMW Alpina», из которой вышел еще довольно молодой, элегантно одетый мужчина, в сопровождении трех очень серьезных попутчиков. Они подошли к воротам и настойчиво стали нажимать на кнопку звонка. И хотя охрана уже была предупреждена о приезде гостей, за воротами долго не реагировали. Наконец, когда они открылись, приехавшие на BMW сразу на территорию не попали. Их еще минут пятнадцать мурыжили прежде чем провести в резиденцию, из окна которой за происходящим наблюдал Расколов. Он держал в руках большой бокал на треть заполненный коньяком и курил сигару. Вид шедшего впереди человека ему не понравился, что-то в его походке он усмотрел хищное, непреклонное.

К Расколову провели только одного, который судя по всему был главным среди гостей. Когда он вошел в кабинет Расколова, тот уже направлялся к нему навстречу с вытянутой вперед рукой. В кабинет также явился Кривозуб, но он дальше порога не пошел, остался у дверей.

— Шубарин, — по-военному представился гость и крепко пожал руку хозяина дома. — Разговор на пять минут, поэтому садиться не будем…

— Нет, стоя у нас разговора не получится, — Расколов сделал широкий жест рукой, указывая на удобные красивые кресла.

Шубарин подошел к столу и, достав из внутреннего кармана пальто видеокассету, положил ее на стол.

— Я думаю, чтобы вам лучше понять цель моего визита, начнем с видика, — нечто похожее на улыбку тронуло черты еще моложавого, со здоровым цветом лица гостя.

Расколов кивнул Кривозубу и тот, подхватив со стола кассету, направился к стоящей в углу видео-паре. На экране «самсунга» крупным планом, но в плачевном состоянии появилось лицо Коркина…При этом лицо самого Расколова напряглось, с него слетела излишняя багровость и, кажется, на скулах даже выступила так непривычная для него бледность.

— Значит, признание комиссара полиции, — Расколов тяжело плюхнулся в одно из кресел. — Михайло, подай что-нибудь выпить, я вижу тут наворочено такое…

Несколько минут голоса Коркина и его допрашивающих, повелевали в нарядной, со вкусом обставленной гостиной. Теперь уже большая часть лица Расколова лежала в бледных развалинах морщин. Его дыхание участилось, со лба, по вертикальным складкам, струился пот, рука непроизвольно легла на левую сторону груди. А когда на экране показалась согбенная спина Коркина, входившего с пистолетом в гараж, Расколов не выдержал и крикнул:

— Хватит травить, говори, парень, за чем приехал? — ноздри Расколова побелели еще больше, рука, державшая сигару, тяжело легла на подлокотник кресла. — Если за деньгами, то зря, если пугать, то тем более зря…

Шубарин, молчал и это молчание было гнетущим.

— К тебе обратился человек, — влез в разговор Кривозуб, — изволь отвечать.

Однако вместо ответа, гость подошел к видеомагнитофону и отщелкнул кассету. Положил ее себе в карман и направился к двери. Не доходя до нее пару шагов, не оборачиваясь, бросил:

— Живет долго тот, кто никому не должен и кто быстро возвращает долги…

— Слышь, гусь, не спеши, я тебе расскажу одну трогательную историю… Я таких как ты пикадоров, давил как клопов на ленинском субботнике… На пленке фуфло, меня кто-то подставил, а такие как ты дурачки, эту сперму заглатывают…

Однако Шубарин, не проронив ни слова, уже скрылся за дверью.

— Михайло, мать-перемать, верни эту сволочь или я тебя сейчас уволю без отпускного пособия.

— Да на хрен он нам нужен? Солнцевская братва сейчас не самая грозная…

— Но бабки-то были не только ее, но и дмитровской, и химкинской и еще трех или четырех банд… Общак, ты ведь понимаешь, что с такими вещами не шутят…Налей мне, наконец, что-нибудь выпить…

— Пленка еще не доказательство…

— А тебе никто ничего и доказывать не будет, просто снимут скальп, а потом отрежут яйца и сделают из них омлет по-солнцевски… У нас не много вариантов, но я пока от тебя ничего конструктивного не услышал. Ты же мой министр обороны, или уже чувствуешь себя в отставке?

Кривозуб, понимая, что отмалчиваться опасно, сказал:

— Вариантов у нас, действительно, немного, но я бы остановился на одном…

— Интересно послушать умного человека, — Расколов сам подошел к столу и налил себе полный фужер коньяка. Медленно сделал несколько глотков. Неглубоко затянулся сигарой, конец которой предварительно откусил крошечной гильотинкой.

— Всю эту кашу заварил Арефьев, ему ее и расхлебывать. Надо, не откладывая в долгий ящик, нанести ему еще один визит вежливости. Я уверен, что бабки, которые он конфисковал у Коркина, находятся у него, а если хорошенько поискать, то можно найти и еще чего-нибудь, что компенсирует наши потери…А заодно заставить его дезавуировать сюжет этой видеокассеты…

— Это небезопасно, этот парень не так прост как тебе кажется. По-моему у нас с тобой был случай в этом убедиться.

— Он дышит на ладан… У него рак и после операции почек хватка уже не та…

Расколов отошел к окну и начал рассматривать на стекле узоры, оставленные первым морозцем. Ему не хотелось больше говорить с Кривозубом, осточертели слова, он думал о только что увиденной видеокассете и, конечно, понимал, что это, западня, из которой выхода нет…