Гонец из Пизы, стр. 40

– Ведь очень хорошо все вышло, товарищ капитан первого ранга! – предложил радоваться Шурка. – Ну прикиньте сами – сплошные выгоды для всех!

– Товар нам скинули, я думаю, неликвидный, – добавил сигнальщик. – Во дурынды какие! Испанская дешевка, глоки, поди, не притаранили.

– А если они потом друг друга все перегрохают – только чище станет, – пожелал Кондрат.

– Вы рассуждаете прямо как министр внутренних дел. Государственные умы! – вздохнул Ольховский.

По совещании с Колчаком маузеры он решил раздать. Дальнейшие неприятности в рейсе не только не исключались, но были почти гарантированы – так уж спокойней иметь своих людей вооруженными, нежели беспомощными перед любой кучкой шпаны со стволами.

Обращаться с этим фольклорным оружием никто, конечно, не умел. Не сразу сообразили, как сверху набивается патронами магазинная коробка.

Проходя пустым берегом и убедившись по карте в отсутствии ближайших селений, вылезли на палубу пристреливать: Колчак дирижировал шеренге.

В столярке стали ладить коробки-кобуры из дерева и фанеры, припоминая и споря, как они выглядели на картинках и в старых фильмах. Запасные ремни порезали на узкие полоски и приладили к светло-желтым, пахнущим стружкой и лаком коробкам, которые стали болтаться на бедре с необыкновенной лихостью.

– 11 —

Лейтенанту Беспятых маузер достался, а доктору нет. По этому поводу доктор чувствовал себя несколько ущемленным. Строго говоря, маузер был ему ни за чем не нужен – как, впрочем, и лейтенанту, – но игрушки взрослых людей, каковыми в сущности являются все вещи сверх жизненно необходимых, расцвечивают и услаждают жизнь значимостью обладания: отсутствие их при наличии у другого портит нервную систему завистливой досадой.

Так что выпить по глотку спирта и сыграть в шахматы Оленев пригласил вечером Беспятых не совсем бескорыстно.

Проиграв ему первую партию и заботливо следя, чтобы гость пил больше, он предложил небрежно, изображая задетость проигрышем:

– Реванш?

– Неохота, – зевнул Беспятых.

– Ну, давай еще одну. На шпалер слабо?

– На шпалер не выйдет, – хмыкнул Беспятых и расставил фигуры.

Разыграли ферзевый гамбит, и внезапно, как это бывает при недостатке воли к победе, доктор почувствовал равнодушие и даже отвращение к игре. Сделав вид, что уже просчитал комбинацию, он спросил, стараясь увести мысли партнера в сторону:

– А знаешь, что меня бесит в нашей ситуации?

– Что выиграть у меня не получится.

– Нет. Вот я вдруг представил себе, что ничего этого всего с нами на самом деле нет – а так, игра воображения… с тобой такое бывает?

– Регулярно. Это с каждым бывает. Особенно в критических ситуациях. Вроде как во сне мужественно готовишься к неизбежной смерти, а в последний миг охватывает страх и умирать зверски неохота, ищешь способ спастись и с облегчением понимаешь, что все это опять только во сне, и тогда становишься очень храбрым и испытываешь огромное удовольствие от того, что реальная ситуация, в которой ты находишься, на самом-то деле тобою уже понята и лишь воображаема, но это знаешь только ты, а окружающая реальность этого не знает, и делается даже досадно, что ты так находчив и храбр только потому, что знаешь нереальность этой реальности.

– Интересная концепция храбрости, – протянул доктор. – Синдром активного страуса, я бы сказал. То есть, если реальность тебе круто в лом, ты от нее отрекаешься – и вперед на танки, которые есть лишь безвредная игра твоего воображения?

– Не исключаю, что именно так берсерки и полагали в трансе.

– Но на кой черт вообще что-то делать, если все – лишь игра твоего воображения?

– А вот тут уже ты подошел к концепции самоубийства как ухода от бессмысленных сражений с воображаемым окружающим.

– Хм. Надо подумать. Но все равно – это ты сам все воображаешь, это другое дело. А если это все кто-то другой навоображал? В том числе и тебя с твоим воображением?

– Пытливый ум у этих врачей. А какая тебе разница?

– Вот именно! А разница такая, что та сволочь, которая это все навоображала, сидит себе в комфорте и безопасности и ловит кайф на том, что мы тут дергаемся. А он нами за ниточки управляет и придумывает все эти шлюзы и маузеры. Достал – убил бы падлу!

– Да? А его кто придумал? И так далее. Старая шутка. Если истины в конечной инстанции не существует и познание бесконечно – то этот гипотетический он лишь на одну ступень истиннее тебя – что есть стремящаяся к нулю разница в бесконечной лестнице познания конечной истины.

– Ты у нас большой философ. Модные книжки читаешь.

– Есть один нюанс.

– Какой?

– Маузер сделан на оружейных заводах Толедо, а шлюзы построены в тридцатых годах энкаведешными зеками под управлением товарищей Бирмана и Ягоды. И это такая же реальность, как та, что после хорошей дозы твоего спирта у меня запор.

– Обезвоживание организма. Пей теплую воду по утрам.

– А этот воображаемый тобою лично автор наших дел если и существует, то лишь настолько, насколько его воображение способно создать нас, ибо только через нас и наше воображение проявляется его сущность. Ты на таком уровне понимаешь?

– Ну, в общем.

– Есть демиург или нет – хрен его знает, мы можем судить о нем только по реальным следствиям его воображаемых дел. А реальные следствия – это мы. Так что если он есть – тем хуже для него: это мы его придумали. Хотя он может думать, что наоборот – это он придумал нас.

Доктор подумал и разменял пешки, вскрывая вертикаль ладье. И тут же Беспятых перебросил коня на королевский фланг, усиливая давление на поле С7 так, что еще через ход там могло запахнуть явным разгромом.

– Со времен Платона, – сказал он, – весь диапазон мудрости, а также схоластики, казуистики и словоблудия между солипсизмом и объективным материализмом сводится к английскому анекдоту про официанта, который в ответ на жалобу клиента, что невозможно различить, чай ему подали или кофе, резонно возражает, какая тому в этом случае разница?

– Но знать-то хочется!…

– А знание поступков не отменяет. Можно знать, можно не знать, всего все равно знать не будешь – а действовать все равно надо.

– Зачем?

– А затем, что без этого жизни нет. Инстинкт. Ты жить хочешь? Ферзь Е5, шах!

Сметя второго и последнего докторского слона, Беспятых продолжал:

– Ты в Бога веришь?

– Вряд ли. Скорее нет.

– Откуда он взялся?

– По идее, он был всегда.

– Откуда ты это знаешь? Внимание: честный ответ.

– Гм. В общем, товарищи посовещались и решили.

– Именно! Посовещались и придумали. Занесли резолюцию в протокол: Бог есть. И что же они придумали? Они придумали, что Бог их придумал. Секешь поляну? Они придумали его, а он, в свою очередь, для этого придумал их, то есть нас. Так что мы с Всевышним квиты. Он – нас, мы – его. Это называется дуализм. Правда, невосточному человеку это понять трудно. А если вполне серьезные люди, нас с тобой образованнее и даже, возможно, умнее, вполне допускают, что Бог – сам Бог! – существует лишь в нашем воображении, нет ничего логичнее допуска, что и мы, в свою очередь, существуем лишь в воображении Всевышнего. Как эйдос, скажем. Это как минимум справедливое допущение. И если между нами и Ним затесался какой-то, как ты называешь, автор, – это абсолютно ничего не меняет ни в картине мироздания в принципе, ни в нашей с тобой жизни в частности; это его, автора, как ты выразился, личное горе и личные сложности. А нам и своих выше крыши хватает. На самом деле интереснее другое.

– Что?

– Да одна простая вещь. Что ничто не возникает само по себе и ничто не происходит изолированно. В линейный детерминизм Лапласа даже Бог встраивается, и Гейзенберг ничего тут по сути не отменял.

– Что?…

– Да взять хоть это приключение наших байстрюков в обменнике. В результате, вполне вероятно, две кучки бандитов перешлепают друг друга, произойдет какой-то передел владений, новые люди втянутся в бригады, поскольку свято место пусто не бывает, а какие-то пацаны поверят в действенность благородства и захотят, возможно, раздавать деньги пенсионерам, и кто-то из этих пенсионеров проживет дольше и чему-то научит внука, и так далее… Короче, круги по воде. Только вместо брошенного в пруд камня – не камень, а шесть тысяч тонн нашего крейсера, который движется сейчас с севера к сердцу огромной страны – и каждый сантиметр, который он преодолевает в сопротивляющемся пространстве, сопровождается все новыми и новыми расходящимися кругами следствий, хотим мы того или нет.