Фея горького миндаля, стр. 16

Железяка как железяка! Девочка повертела её в руках и кинула прочь. Она не знала, как бы обрадовались «железяке» работники городского музея.

Гора, на которой стояла Катя, была вся сплошь в каких-то странных пещерах: словно квадраты, вырубленные из камня в этих больших горах. Пещеры были прорублены теми людьми, которые жили здесь задолго ещё до нас. За много веков до Кати. А век — это что? Десять и десять. В общем, десять раз десять… Ну, а века? Это много раз десять по десять.

Пещеры вырубили в скале строители древнего города, что поджидал Катю на самой вершине высокой горы. Но Катя была ещё только на середине горы и ничего не знала про этот город. Она измокли, озябла и спряталась в одну из пещер. На полу в пещере лежали камешки. Катя их подобрала, она начала ими играть. Эти камешки были старые, как скала, ещё древнее, чем древний город, который поджидал Катю.

Она подкидывала кремушки, стараясь их поймать на лету. Катя думала только о кремушках. Но кремушки не всегда хотели падать в ее намокшие от дождя ладони. Они падали на гранит. А гранит был скалой. Кремушки были древние, как скала, но как только до них дотронулась Катя, они сразу помолодели.

Потому что были волшебными… Всё волшебное, что окружает нас, — молодое и древнее, иногда прожившее много веков, но начинающее свой век сначала, сначала…

Вот, например, дождь. Кажется, нету ему конца… Глядите-ка — разрядился, помолодел, стал уже больше не ливнем, а обыкновенным слепым дождём. Сквозь дождь показалась радуга. Она соединила обе горы: ту, на которой когда-то жили монахи, и ту, по которой шагала Катя к покинутому древнему и молодому городу. Он стал молодой оттого, что лежал под радугой. Ведь радуга была молодая! И похожая на коромысло.

Дождь прошёл. Наступили вёдра.

Глава XIV. Древний городок

Жила-была на свете трава, скала и деревья, и жила-была Катя.

Катя шагала в гору. Вот уже и дождь окончился, но она не спускалась вниз, а шла вверх, всё вверх!..

Завиднелись на широкой дороге железные кованые ворота. Катя увидела перед собой кованые ворота, но нисколько не удивилась. Если бы ей удивляться да удивляться, так что б это было с ней?!

Итак, впереди стояли ворота древнего города. Когда-то они закрывались на ночь от неприятеля. Но Катя была приятелем, и для неё ворота были открыты настежь.

Она шагнула в ворота и вошла в неслыханный и невиданный город.

Кто-нибудь подумает, что с нею случилась сказка. Но есть у нас и на самом деле этот полуразрушенный, древний город. Он стоит на высокой горе и разрушается от ветров.

Перед Катей были старые мостовые. Представьте себе мостовые, по которым когда-то ходили люди, проезжали телеги…

Не стало людей, лошадей, телег… Но ведь мостовые — они из камня, поэтому всех живучее.

Телеги и лошади умерли. А борозды от телег все жили. И умрут они только тогда, когда умрёт каждый камень на мостовой.

«Тебе хорошо?» — сейчас же спросила Катя.

«Мне так себе, — ответила мостовая. — Как мне может быть хорошо, когда по мне шагают одни экскурсанты… Никто не чинит меня, никакие гудронщицы в брюках, вымазанных гудроном. Никто не устраивает рядом со мной перекур… В общем, мне скучно. Мне не особенно хорошо».

«А тебе каково?» — спросила Катя у старого, разрушенного колодца.

«Мне так себе, — ответил колодец. — Каково может быть колодцу, когда никто из него не черпает воду, кроме сторожа по охране памятников старины… И то, скажу тебе по секрету, не для себя, а для своей лошадёнки. Мне обидно. И скучно. Мне так себе. В общем, мне не особенно хорошо, Катя…»

Но над городом было небо, умытое только что прошедшим дождём. И ему было хорошо оттого, что посредине стояло солнце. Солнце было такое яркое, что от земли поднимался пар; такое тёплое, что принялось сушить намокшее платье Кати и её осенние, кое-как зашнурованные ботинки.

Обрадовались разрушенные дома, что их увидела девочка: им было скучно стоять без дела — ведь сегодня здесь не было ни одной экскурсии.

Всё вокруг ей обрадовалось, каждый камень на мостовой. Сперва эти камни блестели от только что прошедшего дождика, но вдруг… раз-два! — и сделались старые, выщербленные, пожухлые… Их обогрело солнце, они просохли.

…Дом. И ещё один… Стоит почти совершенно целый. Только людей в нём нету. Люди — ушли. Они ушли дорогой веков…

Куда? Вон на то древнейшее кладбище, что на самом краю старинного города?..

Катя про это не знала. Необитаемый дом был для Кати живым. Она вошло в пустое, покинутое обиталище.

Здесь не водились даже летучие мыши. Только одна трава… Стёкол в окнах не было. Они упали и умерли. И никто не вставил новые стёкла. По комнате кое-где гулял ветер. На полу так робко росла трава, очень слабая, желтоватая, — ей не хватало света из-за пузатых стен.

Катя встала на цыпочки и глянула в маленькое оконце. Мир, который открылся ей, начинался с воздуха. У воздуха с этой большой высоты был цвет. Он казался голубоватым. Да ещё вдобавок был весь переполнен влагой только что прошедшего ливня… Теперь вода испарялась, превращаясь — нет, не в туман… Так нельзя сказать. Она превращалась в марево, которое жило — так думала Катя — только над самым морем!

Из маленького оконца видно было другую гору (ту, на которой когда-то жили монахи) и деревья. Сейчас они распрямились, стояли свежие и зелёные… Только редкие. Не сплошной полосой, а так: одно дерево, а подальше ещё одно, и ещё одно…

Катя медленно обошла дом — не улыбалась, не торопилась. Она даже спросить не посмела: «Скажи, каково тебе?»

Катя молчала, она прислушивалась… Что слышалось Кате? Шёпот, идущий от старых стен?

Стены рассказывали про людей, когда-то, давным-давно живших в городе… Иначе, чем мы, одеты были они и не слыхивали про то, что есть на земле самолёт или, скажем, машина — легковая и грузовая.

Катя была моложе и старше их на много веков.

Но дом нашёл слова, чтобы ей сказать: «Здесь жили дети. Дети играли в кремушки, бегали под дождём, как ты».

Стены шептали про то, что жили-были на свете бабушки. Бабушки приглядывали за своими внуками…

Жил-был на свете город, который когда-то был молодым. Женщины пряли, мужчины делали подковы для лошадей, малюсенькие подковы для низкорослых горных лошадок, — одним словом, такие подковы, какую нашла на дороге Катя.

Перешагнув порожек, она пошла вперёд, по необитаемым улицам, И заметила ещё один старый дом… Катя не знала, что этот дом, нависающий над скалой, назывался храмом, что в нём молились древние люди.

Они были совсем неучёные и не окончили средних школ. Они не знали про межпланетные путешествия, про оборотную сторону Луны и другие науки: например, про ботаника Рихтера, который всё ездил, ездил по белу свету… И всё больше верхом, верхом…

«Тебе каково?» — решившись, спросила Катя у одуванчика.

«Мне ничего себе, — ответил ей одуванчик, росший у старых стен. — Только мне немножко недостаёт солнца».

…Как страничка из книги, лежало перед девочкой прошлое. Но она ещё не умела читать. И вот это прошлое расступилось. И шагнуло навстречу Кате живой, всамделишной лошадью.

Лошадь щипала траву.

«Каково тебе?» — сейчас же спросила Катя.

«Мне — роскошно», — ответила лошадь.

Тут Катя вздохнула. И успокоилась.

Глава XV. Хранитель древности

Их было двое на пустыре из сплошных развалин: девочка Катя и молодая лошадь. Их окружало всё старое и разрушенное.

Но трава была как они — молодая. И одуванчики молодые. Все цветы в траве были молодые, неопытные и боялись за свою жизнь. Они боялись, что их сорвёт идущая мимо Катя.

…Но вот ещё один дом. Совершенно целый! Его окна застеклены. На окнах висят настоящие, пропылившиеся занавески.

Из этого дома выходит навстречу Кате нестарый, смуглолицый человек в феске.

Он говорит:

— Здравствуй, девочка. Ты заблудилась, девочка?..