Ребята с нашего двора, стр. 11

Тронув с места машину, шофер привычно крутанул рукоятку на счетчике. И немедленно выскочила цифра «10» — гривенник. Бойко работал счетчик. Независимо от тряски.

Наверное, шофер подметил выражение их лиц.

— Не бойтесь, не разорю… Вон на том углу, — он показал рукой, — быстро вылазьте!

— Вы что… раздумали?! — Сережка даже привстал.

— Раздумал, — сказал шофер. — Сверну к городскому аэровокзалу, пассажира возьму. Там всегда очередь… А вас подсажу как попутчиков. Переживем временные трудности.

5

Такси рывками двигалось по запруженным, задыхающимся от транспорта улицам. И впереди и по бокам шли впритирку машины; хрипели перегретые моторы; окна «волги» оплескивало клубящейся копотью.

Рядом с шофером теперь сидел молодой человек, вероятно — путешественник и альпинист. Он был одет в брезентовую штормовку, на ее спине были нарисованы три горные вершины с надписью «ПАМИР».

Альпинист держал в руке букет гвоздик, закупоренный в целлофан. Изнутри букет запотел.

За окном «волги», почти вплотную, промелькнуло рубчатое, гигантское колесо грузовика. Альпинист невольно отшатнулся:

— Вы не слишком гоните?

— Нормально, — ответил шофер.

— Мы можем не торопиться. У меня достаточно времени.

— И отлично, — сказал шофер.

Он пригнулся к баранке, глаза были прищурены, лицо напряженно заострилось. Стоило впереди оказаться свободному пространству, хотя бы узенькой щели среди ревущих автомобилей, как шофер бросал туда машину. И снова выискивал взглядом пустой пятачок, чтобы прорваться к нему…

— Я так планирую время, — настойчиво продолжал альпинист, — чтоб всегда оставался резерв!

— И правильно, — согласился шофер, выжимая педаль газа. Машина вильнула змейкой и оставила позади заляпанный самосвал, ошалело громыхающий цепями.

— …Иначе, знаете, возникает ненужный риск!

— Совершенно согласен.

— Но мне кажется, вы торопитесь!

— Что вы, — сказал шофер. — Хотите посмотреть, как я тороплюсь?

— Не надо! Зачем это? Тем более, что в машине — дети…

— Я про них не забываю. — Шофер подмигнул в зеркальце. — Как, ребята, не очень я тороплюсь?

— Идем средне, — отозвался Сережа.

— При таком движении не разгонишься, — вздохнул Павлик.

Вера чуть улыбнулась:

— А поднажать не мешало бы…

— Это зачем еще?! — командирским голосом спросил альпинист.

— Не успеем по радио объявить. Мы совсем незнакомого человека встречаем и, если не объявить, так и не найдем…

— Вот всегда у нас так, — сказал альпинист. — Ничего заранее не подготовим, и получается бедлам. Обязательно ищем приключений на свою шею.

Шофер, обгоняя очередной самосвал, с охотой поддержал его:

— Заранее приготовиться — милое дело.

— Меня вот горы научили. — Альпинист, оберегая букет, держал его перед собой, как свечку. — Там, знаете, спустя рукава не походишь!

— Это точно.

— Там, знаете, разок проморгал — и костей не соберешь!

— И много бывали в горах?

— Достаточно. Опыт имею.

— Это хорошо, — сказал шофер. — Это полезно. Горы действительно учат. Вот, помнится, работал я на одной трассе. Есть такая веселая трасса — от Хорога до города Ош. И вот лезут туда туристы. Ищут, как вы правильно выразились, приключений на свою шею. В горы идут жизнерадостно. Песни поют. Веревки через плечо. Палки несут такие, с наконечниками…

— Это альпенштоки. Специальное снаряжение.

— Вот, вот. А обратно сползают без песен. Кто хромает, кто за поясницу схватился. Зеленые, как марсиане. Хлопот они нам доставляют — ну, хуже саранчи. Людям работать надо, а вместо этого — спасай туристов. — Альпинист пошуршал целлофаном.

— Бывает. Не перевелись, знаете, легкомысленные типы.

— Вот, вот. Мы уже заранее определяли, кого спасать будем. Если на спине горы нарисованы — так и знай, потащим с первого же перевала.

Альпинист плотней привалился к дерматиновому сиденью. Покатал желваки на скулах. Скулы у него были мужественные.

— Ну, это еще не показатель!

— Конечно, — с теплотой в голосе подтвердил шофер. — Это детали. А в целом вы совершенно правы. Горы — они учат… И если уж горы ничему не научили, можно на человека рукой махнуть.

Альпинист больше не высказывался. Сидел прямой, неприступный, и новенькая его штормовка, еще необмятая, топорщилась жестяными складками.

Такси наконец вырвалось за кольцевую дорогу; автомобильная толчея осталась позади; все быстрей замелькали, сливаясь в текучую желтую полосу, березовые рощицы за окном.

А у горизонта, над сизой гребеночкой леса, было видно, как взлетают и заходят на посадку самолеты. Еле заметное пятнышко, двигавшееся в блеклом небе, вдруг слепяще вспыхивало, подобно зеркальцу, пускающему солнечный зайчик. Это солнце отражалось в плоскостях самолета, когда он делал разворот.

Шофер постучал пальцем по циферблату часов, оглянулся:

— Пожалуй, не удастся по радио объявить. Если сядет без опоздания, только-только подоспеем…

Вера ахнула:

— Что вы!.. Все пропало тогда! Все пропало!

— Сережа, прочисти горло, — посоветовал Павлик. — Ты собирался кричать у самолета.

— Перестаньте вы! Думайте, что предпринять!

— Он количеством шуток славится, — сказал Сережка. — А не качеством.

— Я спрашиваю, что делать теперь?!

Павлик протер окно, полюбовался стремительно летящим пейзажем, затем промолвил:

— Конечно, я бы мог выручить…

— Чего ж ты тянешь?! Выкладывай!!

— Но это в последний раз. Где справедливость, люди? Все, например, слышали разговор о разрисованных спинах…

Впереди хрустнул целлофан. Затылок у альпиниста напрягся и побагровел. Но альпинист все-таки имел выдержку, не оглянулся.

— Все слышали, — продолжал Павлик, — а мозгами никто не пошевелил. Один я отдувайся.

— Павлик, рискуешь! — предупредила Вера.

— Короче говоря, нужна баночка с краской. И предмет вроде бумажного листа или картонки…

Шофер снова подмигнул в зеркальце:

— Это мы найдем! Мозги у тебя варят!..

— А кто оценит? — вздохнув, сказал Павлик. — Сам себя не похвалишь — так и умрешь без доброго слова.

6

По стеклянной галерее, ведущей от аэродромного поля, шли пассажиры. Несли привядшие букеты роз, пухлые незастегивающиеся сумки, дырчатые фанерные ящики, пахнувшие яблоками. Но больше всего с этим южным рейсом прилетело дынь. Продолговатые, как дирижабли, пятнисто-золотые, дыни тяжко покачивались в авоськах, ехали на плечах, а то и в объятиях пассажиров двести сорок второго рейса.

А у выхода из галереи стояли Вера, Сережка и Павлик. Сережка выставил перед собою картонку, извлеченную, вероятно, из багажника «волги», — картонка была в царапинах и мазутных пятнах.

Свежими белилами на ней было начертано:

Идея Павлика поражала простотой и надежностью. Кем бы ни оказался прилетевший Саша, он не мог проследовать мимо…

Они ждали. Они приготовились к тому, что окажутся в центре внимания, услышат недоуменные вопросы, шуточки, одобрительные возгласы. Ибо не каждый день в аэропорту происходит такое. И не каждому человеку придет в голову подобная идея.

Они ждали с великим азартом и нетерпением.

Но события почему-то развивались вяло.

Нельзя сказать, что пассажиры совсем не интересовались необычным плакатом. Подошел, например, с дыней в обнимку, жизнерадостный дяденька и пожелал узнать: не хоккейный ли Озеров имеется в виду? То есть не народный ли артист, комментирующий матчи? Встревоженная старуха, одетая во все черное и шелковое, спросила, как добраться до метро. Но большинство пассажиров проходило мимо, не замедляя шага, не проявляя особого интереса. Может, их укачало в этом рейсе. А может быть, на свете теперь столько неожиданностей, что люди удивляются все реже и реже.