Русские поэты XX века: учебное пособие, стр. 13

<1937>

Литература

Клюев Н. Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы. СПб., 1999.

Азадовский К. Н. Клюев: путь поэта. Л., 1990.

Базанов В. С родного берега. Л., 1990.

Шенталинский В. Рабы свободы. В архивах КГБ. М., 1995.

Н. Клюев. Исследования и материалы. М., 1997.

В. В. Хлебников

(1885–1922)

Велемир (Виктор Владимирович) Хлебников был интересной и многогранной личностью: филологом, историком, математиком, человеком, хорошо осведомленным в естественных науках; а также писателем, поэтом, прозаиком, драматургом, публицистом. И вел он не кабинетный – скитальческий образ жизни. Родившись в Астраханской губернии в семье орнитолога, Хлебников до конца своих дней сохранил живое ощущение природы как непременной составляющей человеческого бытия. В статье-отклике на известие о его смерти В.В. Маяковский, соратник и единомышленник по футуризму, писал: «Поэтическая слава Хлебникова неизмеримо меньше его значения.

Всего из сотни читавших – пятьдесят называли его просто графоманом, сорок читали его для удовольствия и удивлялись, почему из этого ничего не получается, и только десять (поэты-футуристы, филологи «ОПОЯЗа») знали и любили этого Колумба новых поэтических материков, ныне заселенных и возделываемых нами.

Хлебников – не поэт для потребителей. Его нельзя читать. Хлебников – поэт для производителя».

Маяковский оказался прав. За десятилетия, прошедшие после того, как эти слова были написаны, ни о какой «поэтической славе» Хлебникова в России не могло быть и речи. Что же касается отношения читателей к его поэзии, то оно, в лучшем случае, осталось таким же. Сам поэт делил человечество на «изобретателей и приобретателей».

«Слово, как таковое» – называлась одна из первых поэтических деклараций Хлебникова. Для него поэзия прежде всего была словотворчеством. Воздавая должное его удивительному и редкому таланту, современники называли его Лобачевским слова. Далеко не все, однако, признавали дар поэта, утверждая, что его т. н. «экспериментальные стихи» («Бобэоби пелись губы»… и т. п.) написаны заумным языком и цель у них одна – эпатировать читателя.

С этим яростно спорили сторонники поэта: «Для Хлебникова слово – самостоятельная сила, организующая материал чувств и мыслей…. Он доказывал необходимость и неизбежность появления новых слов».

При этом никак нельзя забывать, что «в его иерархии ценностей, – считал один из исследователей наследия Хлебникова Р.В. Дуганов, – поэзия отнюдь не занимала безусловно первенствующее место. В отличие, скажем, от Пастернака, пришедшего к поэзии через музыку, или от Маяковского, шедшего через живопись, Хлебников шел к поэтическому слову от естествознания, филологии и математики… Читая «Доски судьбы», останавливаешься пораженный невозможностью ответить на простейший вопрос: что перед нами – поэзия или проза, философия или искусство, математика или мифология?»

«Доски судьбы» – это математический трактат о законах времени.

В поэтическом наследии Хлебникова обращают на себя внимание многочисленные поэмы. Маяковский, правда, считал, что у него нет поэм – есть только фрагменты, с чем трудно согласиться. Тем не менее структурное своеобразие этих произведений основание для подобных суждений давало. Таковы поэмы – «Каменная баба» (1919), «Поэт» (1919), «Ладомир» (1920), «Ночь в окопе» (1921), «Уструг Разина» (1922) и другие.

Рассматривая поэзию Хлебникова в целом, есть основание говорить о творческой эволюции поэта, с годами понявшего, что «закон любви сильнее холодного полета истины». В последние годы жизни у него все чаще появляются стихи социального звучания:

Вы думаете, что голод – докучливая муха
И ее можно легко отогнать,
Но знайте – на Волге засуха:
Единственный повод, чтобы не взять, а – дать!
(«Трубите, кричите, несите!)

Рядом с заумным языком возникает язык понятий – «Азбука Будетлянина». Авторитет Хлебникова среди поэтов был непререкаем. Характерно карнавальное избрание его «Председателем Земного шара», устроенное имажинистами С. Есениным и А. Мариенгофом.

Хлебников, безусловно, один из крупнейших и ярчайших поэтов русского модернизма первой четверти XX века. Его художественные открытия оказали большое влияние на русских поэтов серебряного века, обэриутов, поэтов «лианозовской школы» и сохраняют свое значение сегодня.

* * *
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешит надсмеяльных – смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики,
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!

1909

* * *
Бобэоби пелись губы.
Вээоми пелись взоры.
Пиээо пелись брови.
Лиэээй – пелся облик.
Гзи-гзи-гзео пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило лицо.

1909

КУЗНЕЧИК

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
Пинь, пинь, пинь! – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво! О, озари!

1909

КОНЬ ПРЖЕВАЛЬСКОГО

(Отрывок)

У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться,
Чтоб, ценой работы добыты,
Зеленее стали чоботы,
Черноглазый ея.

1912

ПЕРЕВЕРТЕНЬ

Кони, топот, инок,
Но не речь, а черен он.
Идем молод, долом меди
Чин зван мечем навзничь.
Голод чем меч долог?
Пал а норов худ и дух ворона лап.
А что? я лов? Воля отча!
Яд, яд, дядя!
Иди, иди!
Мороз в узел, лезу взором,
Солов зов, воз волос.
Колесо. Жалко поклаж. Оселок.
Сани плот и воз, зов и толп и нас.
Горд дох, ход дрог.
И лежу. Ужели?
Зол гол лог лоз.
И к вам и трем смерти мавки.

<До 1913>

* * *
Когда умирают кони – дышат,
Когда умирают травы – сохнут,
Когда умирают солнца – они гаснут,
Когда умирают люди – поют песни.