Князь оборотней, стр. 70

— Сто-о-ой! — снова завопил старший жрец Губ-Кин. Толстый жрец врезался в него, опрокинул, и толпа дымящихся, обожженных и кое-где вспыхивающих жрецов с топотом оленьего стада пронеслась прямо по нему и помчалась дальше. Над ними с гудением пожара вились духи. Запорное бревно с грохотом вылетело из пазов, ворота с треском распахнулись, и жрецы, перескакивая через пни вырубки, рванули к лесу. Духи хохотали у них над головами.

— Там лес, туда нельзя с Огнем! — Хадамаха сверзился с забора и помчался через двор к Донгару.

Донгар кивнул, и новый рокот бубна прокатился над Буровой:

— Ты, молодой дух, распустишь свои крылья — гони обратно тех, кто выкорчевал корни из черной земли, кто разлил черную воду…

— А-ххх! — на сей раз был не хохот — облегченный вздох, словно кто-то разминал затекшие руки и ноги. Гигантское существо, похожее на серый сгусток тумана, но с круглыми, как миски, Алыми глазищами, отделилось от решетчатой вышки Буровой. Легко и плавно, как подхваченная ветром туча, дух Буровой пронесся над головами жрецов и опустился между ними и лесом. Его глазищи вспыхнули, как два фонаря, и дух Буровой негромко сказал:

— Бу!

Бегущий впереди толстяк вкопался пятками в землю. Молча заложил крутой вираж и так же молча рванул обратно к воротам. Остальные бежали за ним. Хрипло дыша, как загнанные олени, жрецы ворвались на Буровую. Огненные духи неслись за ними, явно не намеренные отставать…

За спиной у пробежавших в ворота жрецов Хакмар мягко спрыгнул с забора и встал на пути духов.

— Зачем вам эти люди? — мягко сказал он. — Идите ко мне! — И поднял над головой светящийся Алым меч. — Мы с вами так повеселимся — Эрлику тошно станет! — Меч согласно замерцал алым в такт его словам — точно старший брат, подзывающий расшалившихся малышей.

Духи Алого огня загудели пожаром и радостно кинулись к мечу. Крохотные пылающие искры облепили клинок, еще миг — их стало меньше, а клинок запылал сильнее, и еще миг… Хакмар бережно вернул неистово полыхающий меч в ножны.

— Бу-у! — довольно прогудел дух Буровой и плавно поплыл обратно к вышке. На миг завис рядом с Донгаром, и глаза-фонари требовательно заглянули в лицо черному шаману.

— Ничего я им плохого не сделаю, однако! — криво усмехнулся шаман в ответ. — Я только показать хотел… Доказать…

— Бу-у-у! — снова протянул дух Буровой, и Хадамаха мог поклясться — в его глазах-фонарях мелькнуло жалостливое выражение. Он отечески похлопал черного шамана по макушке призрачной лапой и, скользнув к Буровой, слился с железными опорами.

— Олени недоделанные! — держась за бок, спину и явно жалея, что рук мало и нечем придержать голову, простонал Губ-Кин-тойон, отплевываясь набившейся в рот землей. — Что это за существа? Кого вы на нас натравили? — выпалил он, и глаза его светились ненавистью ярче, чем у духа Буровой — Огнем.

— Какие, однако, существа? Это ж просто эти… образы… — Донгар зажмурился, стараясь повторить как можно точнее. — Которые я внедрил в ваш мозг!

— Мне не нравится, когда в мой мозг… внедряют! — с трудом поднимаясь на ноги, прохрипел жрец. — И когда ногами топчут — не нравится! И когда работу многих Дней портят — не нравится! — указывая на ползающих по земле сонных пчел, выкрикнул он. — И вы мне тоже очень не нравитесь, молодой человек!

И, не обращая внимания на то, какое несчастное, виноватое и испуганное лицо стало у Донгара, жрец Губ-Кин завопил:

— Найдется, чем вас приструнить, кроме пчел! Вас тут для того держат, чтобы вы стояли, как шаманские идолы?! — накинулся он на ошалело выглядывающих из караулки стражников. — Взять его! Я ваш начальник, я приказываю!

Шар Голубого огня шарахнул у самых ног жреца, и девичий голос звонко объявил:

— Устаревшие сведения, жрец! Я прилетела, и начальница теперь здесь я!

Свиток 38, в котором Аякчан захватывает Буровую

Г-госпожа жрица? — заикаясь, спросил жрец, глядя на Аякчан. Выпрямив спину и плотно сомкнув коленки, Аякчан восседала на заборе Буровой, будто на троне в главном зале столичного центрального храма.

— Надеюсь, меня вы не сочтете внедренным в ваш мозг образом? Чтобы мне не пришлось развеивать ваши заблуждения… в пепел, — щелчком пальцев сбрасывая пару голубых искр, надменно поинтересовалась она.

— Никак нет! — жрец дико поглядел на Аякчан. — Как госпожа жрица заговорила, так сразу никаких сомнений не осталось — жрица и есть!

Хадамаха с Хакмаром переглянулись, и губы кузнеца невольно дрогнули в улыбке.

— Это вас я в доме Канды видел недавно? — продолжал жрец. — Вместе с сыном уважаемого Эгулэ из племени Мапа? Только одеты вы были, как нищенка, и волосы под платком прятали.

Аякчан сморщилась, провела ладонью по подолу парки — понимала, что и сейчас одета не намного лучше, — и поглядела на жреца совсем не по-доброму. Тот, похоже, не соображал, что над его головой собирается настоящий Огненный шторм.

— Что госпожа жрица здесь делает?

Хадамаха подумал, что в мужестве Донгарову папаше не откажешь. Или он просто не принимает Аякчан всерьез?

— Вы не должны тут находиться, здесь закрытый объект, и посторонним…

— Разве там не написано «Храмовая собственность»? — тыча пальцем за спину, в сторону невидимой за деревьями таблички, спросила Аякчан. — С каких это пор жрица — посторонняя на территории Храма?

— Королевский трон тоже храмовая собственность, вы ж его из-под зада у Ее Снежности не выдергиваете? — нетерпеливо перебил жрец. — Нашим проектом руководит лично господин Советник, и только он может позволить…

— У Ее Снежности нет Советника, — равнодушно перебила Аякчан. — Убили. Сбросили в подземное Озеро Рыжего огня и взорвали ведущий туда проход вместе с храмом наверху. Чтобы наверняка.

Ну да, ей ли не знать!

— А я так надеялся, что Канда врет! — вырвалось у жреца. Он даже не спросил, сколько еще их здесь, таких, знающих про Рыжий огонь. — Господин Советник был… замечательный человек! — жрец оперся о стену плечом, точно стоять сам не мог вовсе. Донгар невольно сделал шаг к нему — и не осмелился подойти. Жрец слепо глядел перед собой и не замечал никого и ничего вокруг. — Умный, передовой, прогрессивно мыслящий, заботящийся о благе Сивира… и… и… замечательный!

— Замечательный, — холодно, как все льды Сивира сразу, согласилась Аякчан. — От его ума по всему Сивиру вскипели Огненные чэк-наи и сотни людей сгорели. Другие сотни растоптали отморозившиеся чудища-Вэс и эрыг-отыры — очень по-передовому! Мэнквы-людоеды прогрессивно сожрали тысячи, ну а после всего в Югрской земле неизбежно начнется голод, если Храм не пожертвует свои запасы. Но все, конечно, только для блага Сивира! А вы, жрец Губ-Кин-тойон, вы тоже замечательный человек?

— Вы… меня в чем-то упрекаете?

— В чем же вас можно упрекнуть? — Удивление Аякчан выглядело почти естественно. — Вы всего-навсего нашли Рыжий огонь и придумали, как поднять его на поверхность! Какое вы имеете отношение к сгоревшим, съеденным или, наоборот, умирающим с голоду?

— Ты, это… полегче, Аякчан! — смущенно поглядывая то на девушку, то на жреца, пробормотал Донгар. — Он же не знал, что так выйдет. И все-таки он мой… — Донгар осекся. Слова «мой отец» так и не прозвучали.

Аякчан покосилась на него обиженно:

— А это и есть — полегче! Хотя после тех пакостей, что ты мне наговорил, могла бы и не стараться!

Жрец оскорбленно выпрямился:

— Я не нуждаюсь в заступничестве, тем более вашем, господин шаман! А вы, госпожа жрица… как вас там, Аякчан… Какое право имеете меня осуждать?! Я занимался исследованиями! Я находил новое!

— И успевал удрать прежде, чем это новое кидалось на людей! — отозвалась Аякчан. — В этот раз не выйдет — будете расхлебывать все, что натворили! — зловеще пообещала она.

Донгар вдруг вздрогнул и побелел, точно услышал или почуял нечто, другим недоступное, шагнул к Аякчан и остановился, беспомощно озираясь по сторонам. Аякчан его метаний не заметила.