Бриллиантовое ожерелье, стр. 6

Взглянув на него, я невольно вскрикнула от испуга.

Лоб его рассекала ужасная рана, а на лице застыла саркастическая улыбка со страшным оскалом, обнажавшим длинные, острые клыки.

Люпен обратился к Шерлоку и, вскинув руки, воскликнул:

– Ууух! Я – покойник!

Я перевела взгляд с жуткого лица Люпена на Шерлока и увидела, что у того меняется выражение: сначала испуг, потом растерянность и наконец улыбка.

И поняла, что, наверное, хватит кричать.

Только тут я заметила, что на земле возле Люпена лежит кожаный чемоданчик и что мой новый друг, похоже, вовсе не страдает от своей раны.

– Ну и как? – спросил Люпен, глядя сначала на Шерлока, а потом на меня. – Как получилось?

– Потрясающе! – ответил Шерлок. – Как настоящая!

Он хотел потрогать рану на лбу Люпена, но тот не позволил:

– Э, нет! Трогать нельзя!

Шерлок скрестил руки на груди.

– Чёрт возьми! А я ведь не сразу понял, что с тобой случилось.

Люпен притворился, будто шатается, и снова засмеялся тем адским смехом со страшным оскалом, который я только что видела.

– А зубы? Разве не отлично получилось? Ну что, купилась? – обратился он ко мне.

Он сунул палец в рот, надул щёки и с глухим щелчком извлёк челюсть.

– Вот и всё! – заключил он.

– Может, объяснишь, что происходит? – попросила я, постепенно приходя в себя от испуга.

Ребята, скрестив ноги, уселись на песок возле кожаного чемоданчика, и Люпен приоткрыл его.

– Я уже рассказывал тебе, чем занимается мой отец? Он канатоходец… А тут его реквизит.

Я осторожно, едва ли не с опаской заглянула в чемодан. В нём лежали маски, парики, забавные вставные челюсти, накладные носы и бороды, кисточки, баночки с клеем, а также целый набор разных усов, косы, пудра и губная помада.

– И мы можем играть со всем этим? – восхитилась я, уронив на землю пакет с хлебом, горчицей и селёдками.

– Ни в коем случае! – улыбнулся Люпен и поднял чёрный парик из длинных настоящих волос. – Кто первый?

Мы забавлялись целый день, переодеваясь и изображая разных персонажей из пьес, которые помнили. Шерлок оказался прекрасным актёром. Хватало пары усов и нескольких взмахов кисточкой, чтобы он изменялся до неузнаваемости, при этом соответственно менялся и его голос. Он мог изобразить и короля Лира, и Генриха V, еврея Шейлока и сицилийского солдата.

Люпен оказался пластичнее, и в отличие от Шерлока у него лучше получались более страшные персонажи – он двигался порывисто, энергично и в то же время красиво. Надев парик и обведя глаза белой краской, он походил на обезьяну. Повязав голову платком, превращался в пирата. Наклеив бороду, становился моряком, потерпевшим кораблекрушение, а толчёная глина и бриолин преображали его в бедуина.

Мне так понравилось гримироваться, надевать все эти искусственные драгоценности и парики, что я даже запела. В тот момент мне казалось, я исполняю какую-то роль, и потому пела во весь голос, словно на сцене в опере «Риголетто» или «Травиата».

Шерлок и Люпен подыгрывали мне – Люпен распростёрся на земле, а Шерлок приставил к его груди деревянный меч. Но когда я запела, они вдруг перестали играть свои роли. Я заметила это, но всё же допела до конца и когда умолкла, на берегу воцарилась тишина, которую нарушал лишь тихий шорох прибоя.

– Давай ещё, – тихо попросил Шерлок.

– Что ещё? – удивилась я.

– Ну, он же прав – спой ещё! – поддержал его Люпен.

Мне стало неловко, я покраснела, сняла парик и пробормотала:

– Ребята, я не…

– Спой, спой ещё! – повторил Шерлок, опираясь на деревянную саблю. Он впился в меня глазами и словно приказывал.

– Я… я даже не знаю, что спеть… Не знаю…

– У тебя очень красивый голос, – сказал Люпен.

Шерлок не сводил с меня глаз.

– Ребята, перестаньте! Мне неловко!

Шерлок понял это. Понял, что не шучу и мне действительно неловко оттого, как пристально они смотрят на меня. Он кивнул, махнул рукой и этим жестом разрушил странную, возникшую было атмосферу.

Я помогла Люпену подняться, и мы опять принялись разыгрывать разные сценки, но всё это было уже не то.

Потом мы поели хлеба с селёдками. Люпен почистил их каким-то удивительным, необычайно острым ножичком, который сделал, как он сказал, друг его отца. Люпен никогда не расставался с этой чудной вещицей. А друг его отца спустя несколько лет создал знаменитую фирму «Ножи Опинель», которая процветает и поныне.

Так в играх мы провели весь день и на закате отправились в обратный путь – домой.

Идти решили берегом, сняв обувь. Недовольные нашим присутствием чайки подпрыгивали впереди нас, а прибой ровно и мягко накатывался на песок.

– Ты училась пению? – вдруг спросил меня Люпен.

– Да… Пробовали меня учить, – призналась я, глядя в море. – Я с раннего детства очень хорошо пела, но никому не говорила об этом. Мне почему-то не хотелось делить эту радость с другими. Не думаю, что мне нужны всякие глупые учителя пения, – добавила я.

И это действительно было так. Я ненавидела уроки, к которым принуждала мама. Терпеть не могла всех этих манерных преподавателей с платочком в кармане чёрного пиджака и красивыми руками на клавиатуре, которые без конца твердили: «До! До! Верхнее до! Верхнее до!» – и заставляли меня выводить неестественные трели.

– Но ты ошибаешься, – сказал Люпен. – Я никогда не слышал такого красивого пения!

– Да брось! – возразила я.

– Нет, правда, правда! Скажи и ты, Уильям, что это так!

Шерлок шёл, как всегда, немного впереди. Подняв руку, он заключил:

– Ясно только одно – ты недисциплинированный человек.

– Что значит недисциплинированный человек? – возмутилась я.

Он посмотрел вдаль. Мы уже почти подошли к городу, уже виднелись два островка возле мыса, над которыми кружили чайки.

– В противном случае не стала бы ненавидеть такое полезное занятие, как уроки пения.

– Я не люблю их, потому что они ужасно скучные! – ответила я.

– Вот именно. Об этом я и говорю.

– Не тебе читать мне мораль!

Шерлок остановился и без труда нашёл союзника в Люпене.

– Ну и характер, однако! Мы хвалим твоё пение, а ты недовольна. А если скажем, что поёшь неважно, почему бы не поучиться… обидишься!

Люпен рассмеялся, а я – нет. Разговаривая с Шерлоком, я обратила внимание, что вдали на берегу что-то лежит. Вроде какой-то тюк, выброшенный морем на сушу.

Крик чаек напугал меня, и я вдруг поняла, что не слышала слов Шерлока и Люпена.

– Простите… – произнесла я, остановившись, и указала на странный тюк на берегу.

– Что это… вон там?

Мои друзья посмотрели туда.

– Тысяча молний! – вскричал Шерлок и бросился вперёд.

– Боже мой! – воскликнул Люпен и побежал следом.

Это оказался утопленник.

Глава 6

Страшно!

Мы остановились на некотором расстоянии, за камнями. Человек с длинными волосами, налипшими на засыпанное песком лицо, лежал спокойно, словно спал. Одежда на нем насквозь промокла, вся в песке. Пиджак, рубашка с запонками, вельветовые брюки, и только один ботинок.

– Оставайтесь тут… – велел Шерлок и побежал к песчаной полоске берега, где лежал человек.

– Осторож… – хотела предупредить его я, но Люпен жестом велел замолчать.

Шерлок пошёл по песку, оставляя цепочку следов. Приблизился к человеку, оглядел его, обошёл и наконец заключил:

– Он мёртв.

Я почувствовала, как от волнения кровь прихлынула к лицу.

– Мёртв? – Я не поверила своим ушам.

– Тьфу ты черт… Надо же… – заговорил Люпен и тоже хотел подойти ближе, но я остановила его:

– Подожди!

Мы взглянули друг на друга. Я боялась остаться одна, но и подходить к трупу тоже не хотела, а у Люпена глаза горели любопытством.

– Пойду с тобой… – решила я, набравшись смелости.