Сказки далеких островов и стран, стр. 40
В то же время по всему царству разошлась весть о том, что Великий Багдадский султан ищет смельчака, сорвавшего яблоки в саду его дочери Заиры. Только тому решил он отдать в жены свою дочь, кому чудесная яблоня сама в руки свои яблоки стряхнула.
Мрачный сидит на террасе своего дворца сын падишаха. Поглядывая на яблоки, он думает: «Может быть, они перестанут плакать, если я сделаюсь супругом Заиры? С тех пор, как я их отобрал у этого дерзкого бродяги, они ни разу даже не засмеялись, только плачут да рыдают. Мне весь свет даже опротивел».
Собрал Хаджаф большую свиту, отец его, падишах, велит сто подвод с подарками выслать, а уж сколько слуг, поваров с поварятами, старших конюхов, охотников со сворами гончих собак — любимцев молодого господина, сколько сокольничих с соколами на плечах, сколько слуг для покоев, для стола и ложа, сколько нарядов и шатров сына падишаха — всего и не счесть!
Среди слуг Хаджафа находился и молодой гончар Хуссейн. Он услышал о караване молодого князя, отправляющемся к Заире, яблоня которой приносила райские яблочки, и решил любой ценой туда попасть. Среди сотен слуг сын падишаха его не узнает, а он будет стараться не попадаться ему на глаза. И судьба над ним еще, может быть, смилостивится, и ему еще приведется услышать смех волшебной яблони, без которой ему теперь и жизнь не мила стала. Так он и сделал. Попросился в помощники к повару и отправился в путь.
Приехал Хаджаф со всей своей огромной свитой в сад Заиры, с султаном и его дочерью поздоровался, изысканный поклон им отвесил, подарки свои перед ними разложил.
— Это ты и есть тот самый человек, который с дерева принцессы Заиры яблоки сорвал? — спрашивает его султан.
— Да, мой господин, — гордо отвечает Хаджаф.
— Отец, — говорит Заира, лицо которой оставалось прикрытым густой вуалью, — пусть же этот рыцарь покажет мне яблоки.
Хаджаф поднял в своих руках кверху румяные, как кораллы, яблоки — по всему саду разнесся такой плач и рыдания, такие жалобные стоны, что все вокруг как будто онемели от печали.
А принцесса Заира сказала тогда султану:
— Отец мой! Ты ведь хорошо знаешь, что только тому я могу отдать свою руку, у кого в ладонях яблоки засмеются. Видно, этот рыцарь нечестным путем эти яблоки раздобыл, раз они так плачут и так жалуются.
Как только услышал эти слова князь Хаджаф, воспылал он страшным гневом и даже весь затрясся от злобы и обиды. А плачущие яблоки из рук его выскользнули и по дорожке покатились, все еще продолжая рыдать и всхлипывать. Катятся они, катятся по земле, пока к самым ногам помощника повара не докатились. Нагнулся Хуссейн, в ладони плачущие яблочки взял, а они сразу же принялись смеяться. И так они смеялись, так закатывались смехом, что весь сад наполнился весельем и радостью.
— Отец! Вот он, тот, которого мне судьба предназначила, — сказала Заира.
Так гончар Хуссейн, бедный помощник повара, стал супругом прекрасной Заиры.
Об умолкнувшей дочери султана (Турецкая сказка)
У Великого Шаха был единственный сын по имени Хассан. Отец осыпал сына золотом, исполняя любое его желание. Но Хассан все оставался печальным, мрачным, ничто его не радовало — ни богатства неисчислимые, ни великолепные кони, ни соколиная охота, ни музыка, ни пение, ни танцы.
Хассан говорил:
— Отец мой, скучно мне в твоем дворце.
Однажды Хассан пришел к отцу и сказал:
— Я хотел бы, чтоб у меня был дворец в горах и чтобы у его подножья били два потока: один — молочный, а другой — медовый.
— Сын мой, — сказал шах, — я готов сделать для тебя все, что только может пожелать твое сердце. Но того, что ты сейчас просишь, я не в силах исполнить. Выше человеческих сил — заставить течь молочные и медовые реки.
А Хассан с этих пор еще больше помрачнел. Никогда уже улыбка не появлялась больше на его лице. И не дай бог, если кому-нибудь случалось рассмеяться в его присутствии.
Однажды ехал Хассан по улице города. Все ему дорогу уступают, падают ниц перед сыном султана. В это время он увидел женщину с кувшином на голове. Подъехал он вплотную к ней, протянул руку и сбросил кувшин с ее головы.
На землю полилась струя молока из разбитого кувшина, а старуха с плачем убежала.
— Ох ты, моя горькая доля! — причитала она. — Даже и пожаловаться мне некому, — ведь это сын самого Великого Шаха меня так обидел!
На второй день снова ехал Хассан на своем вороном коне по городу. Все расступаются, лицом на землю падают. В это время из-за угла выходит какая-то старушка с кувшином на голове. Прежде, чем она заметила принца, он уже сбил кувшин с ее головы. Льется струя золотистого меда из разбитого жбана, старушка плачет, а Хассан как захохочет:
— Ха, ха, ха! Вот они — мои потоки меда и молока!
— В наказанье за это ты полюбишь умолкнувшую дочь султана! — воскликнула вдруг старушка и исчезла за углом.
С этих пор ни минуты покоя не знал Хассан. Днем и ночью только и думал он об этой умолкнувшей дочери султана, которую суждено ему полюбить. В конце концов он пришел к отцу и говорит ему:
— Отец, за всю свою жизнь я тебя уже ни о чем больше никогда не попрошу. Ничего мне не надо, все мне немило, пока я умолкнувшую дочь султана не возьму себе в жены.
Созвал тогда шах совет, во все стороны света своих гонцов выслал, всех расспрашивает, но никто об умолкнувшей дочери султана не слышал.
Хассан приказал весь город обыскать, чтобы найти старушку, которой он разбил жбан. Все напрасно. Исчезла она без следа, как сквозь землю провалилась.
Снова Хассан пришел к шаху и говорит:
— Позволь мне, батюшка, в белый свет пуститься, поискать умолкнувшую дочь султана! Все равно нет мне без нее ни жизни, ни смерти!
Что же было делать старому шаху? Благословил он своего единственного сына, которому суждено было стать опорой его трона, и отпустил его в широкий свет.
Как долго Хассан ехал, какие приключения встретили его на пути, — всего этого и на верблюжьей коже не описать. Случалось ему и с голода чуть не умирать, и рабом-пленником быть у жестоких разбойников, и работать ему приходилось, как самому бедному батраку, но ни разу он от своего слова не отступил, в отцовский дворец не вернулся, только еще больше тосковал по незнакомой ему умолкнувшей дочери султана.
Однажды зашел он в глубокий лес, прилег в траве, на берегу ручейка, и заснул. Когда же он проснулся, то увидел старую женщину, которая стояла у воды и горько плакала.
— Почему ты плачешь, матушка? — спросил ее Хассан.
— А как же мне не плакать, если сын шаха, играя, разбил мой жбан с медом и жбан с молоком. А сейчас вот я и новые кувшины свои уронила в ручей. О, я несчастная! Что ж теперь я буду делать? — жаловалась она.
На этот раз Хассан в воду прыгнул, со дна ручейка два глиняных жбана достал и старушке их подает. Обрадовалась старушка, не в силах Хассану всю свою благодарность высказать. Наконец, она говорит ему: он уже сбил кувшин с ее головы. Льется струя золотистого меда из разбитого жбана, старушка плачет, а Хассан как захохочет:
— Ха, ха, ха! Вот они — мои потоки меда и молока!
— В наказанье за это ты полюбишь умолкнувшую дочь султана! — воскликнула вдруг старушка и исчезла за углом.
С этих пор ни минуты покоя не знал Хассан. Днем и ночью только и думал он об этой умолкнувшей дочери султана, которую суждено ему полюбить. В конце концов он пришел к отцу и говорит ему:
— Отец, за всю свою жизнь я тебя уже ни о чем больше никогда не попрошу. Ничего мне не надо, все мне немило, пока я умолкнувшую дочь султана не возьму себе в жены.
Созвал тогда шах совет, во все стороны света своих гонцов выслал, всех расспрашивает, но никто об умолкнувшей дочери султана не слышал.
Хассан приказал весь город обыскать, чтобы найти старушку, которой он разбил жбан. Все напрасно. Исчезла она без следа, как сквозь землю провалилась.
Снова Хассан пришел к шаху и говорит:
— Позволь мне, батюшка, в белый свет пуститься, поискать умолкнувшую дочь султана! Все равно нет мне без нее ни жизни, ни смерти!