Модести Блейз, стр. 26

— Вы в «Грей д’Альбионе» с Абу-Тахиром?

— Да.

— Мы свяжемся с вами, как только получим сведения от Николь. Это будет довольно поздно ночью.

— Я не будут спать. Равно как и его высочество. Ну, а теперь, моя милая, всего наилучшего.

Когда Таррант удалился, в квартире воцарилась тишина, которую нарушало только насвистывание Вилли в маленькой спальне, где он распаковывал свои вещи.

— Как руки? — спросил Хаган Модести.

— Через несколько часов будут в полном порядке.

— Наверно, очень больно?

— Ничего страшного.

Он мрачно посмотрел на нее и сказал:

— Извини… Пожалуйста, извини. Но когда я вспоминаю, как та сволочь сидела там и лапала тебя…

— Что за глупости, — перебила его Модести, махнув рукой. — Со мной и не такое бывало. Главное в другом. Мы дали маху. Оба. И ты, и я.

— Ты?

— Ну да. — Голос Модести сделался резким. — Если бы я не… — она повела рукой, — не расслабилась после наших с тобой упражнений, я поняла бы: что-то не так. Позови, пожалуйста, сюда Вилли.

Хаган посмотрел на нее, потом прошел в спальню. Вилли появился в большой комнате. В одной руке у него был тот самый нож, которым он запустил в Диди, а в другой — брусок карборунда. Вилли ухмылялся.

— Жаль, ты не видела того болвана на мотороллере, — весело сказал он. — Вот была умора, Принцесса…

— Минутку, Вилли. Я хочу задать тебе один вопрос. — Она пристально посмотрела на него и спросила: — Ты не хочешь выйти из игры?

Он сразу понял смысл вопроса и не стал притворяться.

— Спокойно, Принцесса, — мягко сказал он. — Просто ты сама еще не все толком взвесила. Но это одно из лучших событий в моей жизни. И Поль молодец…

— Не надо гладить меня по головке, Вилли, — мрачно проворчал Хаган.

— Зачем мне это нужно? — невозмутимо отозвался Вилли. — Ты шлепнулся на ровном месте, приятель. И Принцесса тоже. И со мной такое случилось — незадолго до всего этого. Неприятно, но полезно. Лучше получить хорошую взбучку в первом раунде, тогда, может, это пойдет на пользу, и потом ты будешь драться лучше.

Хаган засопел и попытался что-то сказать, но тут Модести жестом перебила его.

— Тихо. Вилли не шутит. И, наверно, он прав. Модести подошла к окну и выглянула. Взгляд ее был отрешенным. Хаган заметил, что постепенно она стала успокаиваться, приходить в себя. Черты лица сделались мягче. Она вздохнула и снова повернулась к Полю и Вилли. На ее лице появилось нечто похожее на улыбку.

— Вилли прав, — повторила она. — Отныне будем осторожнее. И пора отсюда съезжать, Поль. Если Пако тобой заинтересовался, это уже плохая база. Ты не можешь отыскать для нас какую-нибудь виллу за городом? В Био или Валорисе?

— Конечно, могу. Только на это уйдет пара часов. — Хаган внезапно почувствовал облегчение. Большая черная туча, висевшая над ним, рассеялась, хотя он не мог понять, как и почему это произошло.

Вилли перестал точить нож. Он подошел к портрету Модести и, поджав губы, стал его разглядывать.

— Пора заканчивать, Поль, — сказал он. — Получилось неплохо. Очень даже неплохо. — Он подался вперед и, чуть не касаясь холста пальцем, показал на изображение ляжки. — Видишь, Принцесса, — с восхищением заметил он, — там даже есть шрам от той пули, которую я тогда из тебя вытащил.

Глава 9

Николь сидела за туалетным столиком и смотрелась в зеркало в золоченой раме. Она скорчила своему отражению рожицу.

По другую сторону большой неубранной постели стоял Пако и надевал кобуру, из которой торчала рукоятка пистолета.

Это была большая спальня, обставленная с той безвкусной роскошью, на которую так падки разбогатевшие представители организованной преступности.

На Николь была розово-голубая ночная рубашка с большим количеством разных бантиков и оборочек. Она терпеть не могла этот наряд, но того хотел Пако. На ней также были чулки, которые она тоже ненавидела, но и этого требовал Пако. Сейчас он надевал смокинг. Это был крупный мужчина с полным, одутловатым лицом. Он обогнул кровать, подошел к Николь, положил руки ей на плечи и наклонился, чтобы поцеловать. Она поглядела в зеркало и улыбнулась.

— Николь, голубка, тебя что-то беспокоит? — В его глазах появилась тревога. — Сегодня ты просто не похожа на себя. — Он покачал головой с видом крайней озабоченности.

Николь представила себе свою маленькую спальню и Вилли Гарвина и тут же выбросила эти видения из головы.

— Все нормально, Пако, — вздохнула она. — Только я немножко беспокоюсь насчет моей бабушки в Гренобле. Она себя что-то плохо чувствует.

— Ты добрая душа, Николь, — сказал Пако, и глаза его сделались влажными. Этот жестокий человек отличался почти безграничной сентиментальностью. — Мы всегда должны помнить о стариках. Вот, например, моя бабушка…

Он судорожно сглотнул, посмотрел на часы и сказал:

— А, мне надо отлучиться по делу. Но ты отдохни, а я приду, когда ты будешь одеваться к выступлению.

Пако дотронулся до ее попки, потом вдруг ущипнул что было силы, издав глухое хихиканье. Николь послушно пискнула, потом погладила его по щеке, думая, как было бы здорово вцепиться в эту гнусную рожу ногтями.

Все еще посмеиваясь, Пако подошел к двери, обернулся, послал воздушный поцелуй. Как только дверь за ним закрылась, Николь перестала улыбаться. Потирая пострадавшую попку, она угрюмо уставилась на себя в зеркало.

Потом Николь пожала плечами и прошептала:

— Извини, Вилли, но номер не прошел. Он ничего не рассказал. Но и удовольствия от меня сегодня тоже не получил.

Пако шел по широкому, устланному ковром коридору. На стене висели две картины, в углублении стояла копия роденовского «Поцелуя». На одной картине маленькая девочка в длинной ночной рубашке сидела на коленях у няни и читала молитву. На второй — французский кавалерист эпохи первой мировой войны склонился над умирающим конем среди сражения. Подпись гласила: «Прощай, мой друг».

С задумчивым видом Пако вышел в маленький вестибюль, где имелись многочисленные двери, а также еще один коридор, под прямым углом к первому. Там, у позолоченного столика, сидел человек и читал газету. Рядом с чугунной вазой с искусственными цветами стояла маленькая урна. Пако коснулся ее рукой и вздохнул.

— Пепел бедняги Жозефа, — сказал он. — Всегда надо помнить о старых друзьях, Морис.

Человек с газетой равнодушно пожал плечами. Пако покачал головой.

— Напрасно он вынудил меня убить его, — грустно молвил он и, войдя в одну из дверей, оказался в своем кабинете. Это была длинная комната, загибавшаяся в конце, напоминая букву «Г». Пройдя по белому ковру, Пако сел за инкрустированный стол, выдвинул ящик. Оттуда он извлек блокнот, а также маленькую красную книжечку.

Минут десять Пако сосредоточенно зашифровывал сообщение. Затем он встал и прошел в соседнюю комнату, где находился передатчик, у которого сидел человек с наушниками на шее и читал книгу в яркой бумажной обложке.

— Когда следующий сеанс, Пепе? — спросил Пако. Тот глянул на часы в передатчике.

— Через пять минут. Они будут нас слушать в двадцать три ноль ноль.

Держа в руках розовый листок с радиограммой, Макуиртер с комично-набожным видом шествовал по коридору за цепочкой монахов. Дойдя до конца, монахи свернули к кельям, где им было положено находиться ночью под присмотром вооруженных людей Габриэля. Макуиртер же прибавил шагу и направился в апартаменты покойного настоятеля.

Габриэль сидел за столом и с карандашом в руке изучал бумаги в красной папке.

— Гермес спешит, вестник богов, — провозгласил Макуиртер, помахивая листочком. — В высшей степени интересное сообщение от нашего друга Пако.

— Погодите. — Габриэль сосредоточенно читал. Макуиртер надул губы и стал медленно прогуливаться по узорчатому ковру. Прошло две минуты. Габриэль закрыл папку. — Только коротко, — сказал он.