Я и Тёмка, стр. 19

– Всю? – удивилась тётя Зина. – Не может быть!

– Может! – отвечает Тёмка. – Вот увидите.

Выдала нам тётя Зина грабли: пошли мы с Тёмкой работать. Собираем, собираем, а листьев меньше не становится.

– Ты зачем сказал, что мы все листья соберём? – стала я злиться. – Я уже больше не могу, а ещё вон сколько. Их тут неделю собирать!

– Ну, неделю, – отвечает Тёмка, – это ты загнула. Часик ещё поработаем – и соберём.

Тут тётя Мила мимо нас проходит, Анина мама. Мы её спрашиваем:

– Тётя Мила, сколько времени?

– Три часа, – отвечает.

Работали мы, работали. У меня спину ломит, руки болят. Тёмка весь мокрый и грязный. Тут во двор баба Валя вышла.

– Баба Валя, – спрашиваю, – сколько времени?

– Половина пятого, – отвечает.

– Ну?! – фырчу я. – Мы уже больше часа работаем, а листьев не меньше!

– Мы много уже собрали. И потом, это я ошибся по времени, – отвечает Тёмка, – ещё часик поработаем – и уберём.

– Как это – ошибся?! – возмутилась я.

– Ну, ошибся. Ты что, никогда не ошибаешься?

Я засопела, и мы опять стали листья собирать. Только сил совсем нет. Я свои грабли кое-как таскаю, Тёмка свои от земли перестал поднимать.

– Всё, – говорю, – больше я не могу.

Постояла-постояла и упала спиной на свою кучу листьев.

– Папа говорит, слово нужно держать, – вздохнул Тёмка. Смотрю, он и сам готов упасть, но стоит.

– Я, – говорю, – слова не давала! А ты обещал убрать, вот и убирай.

Отвернулась от него. Смотрю на небо. Облака плывут белые. Небо синее. Красиво. Слышу…

– ШУР. ШУР.

Это Тёмка опять листья собирает. Вот упрямый какой!

«Нет, – думаю, – не могу больше. Пусть сам убирает». Но чувствую, как-то не по себе мне от того, что он работает, а я лежу. Тёмка весь сгорбленный, ползает по двору, таскает за собой грабли, словно осенняя муха. Шапка на макушке, лицо всё полосатое, носом шмыгает, но работает…

Тут Димка во двор вышел:

– Что делаете? – спрашивает.

– Вот, – говорю, – этот пенёк пообещал нашей тёте Зине, что всю листву во дворе соберёт! Представь!

– Сама пенёк, – без сил ответил Тёмка.

«Да, – думаю, – раньше точно меня догнал бы и стукнул по макушке за такие слова».

– Обещал – будем убирать, – ответил Димка и забрал у меня грабли. Я тоже пошла помогать. Стала руками листья к куче подгребать. Замечаю, как-то быстро дело пошло. Димка граблями машет, листья в нужное место быстро-быстро складываются. Даже Тёмка веселее стал работать. Тут вышел Котька, потом Аня и дядя Агей, отец Димки. Все на нас смотрели и за граблями к тёте Зине шли. Кто-то и у Тёмки грабли забрал. Через некоторое время мы с Тёмкой самые ненужные оказались. Все работают, а мы смотрим. Только сил шевелиться нет.

Котька какую-то весёлую песенку запел, все подхватили. Мы тоже губами шевелили, только у меня звуки не выходили, а Тёмка булькал, а не пел. Потом смотрим – от нападавших листьев почти ничего не осталось, а по центру двора такая огромная куча листвы – просто гора!

Тут дядя Агей говорит:

– А давайте картошку испечем?

Все загалдели:

– Давайте!

Кто-то за картошкой сходил. Дядя Агей листву поджёг, а мы с Тёмкой всё стоим, как вкопанные. Ноги не сгибаются. Пока листья горели, все на костёр смотрели и радовались. Мы тоже с Тёмкой радовались, но в душе. Улыбаться не получалось. А когда костёр догорел, дядя Агей картошку в золу закопал.

– Сколько же вы тут работали? – спросил он у нас с Тёмкой.

– С половины второго, – отвечаем.

– Почти пять часов? – удивился дядя Агей.

Я сама услышанной цифры испугалась.

– Угу, – мотнул головой Тёмка.

– Вот это молодцы! Послушайте! Ребята пять часов наш двор убирали!

Тут все кинулись нас хвалить. Нам с Тёмкой, кажется, приятно было… но это не точно – всё уже как в тумане перед глазами плыло.

– Первая картошка – вам, ребята, – сказал дядя Агей и выкопал две круглые картошечки. Мы с Тёмкой стали есть. Но какая картошка на вкус, никто из нас не понял. Я просто на две половинки её разделила и проглотила, не заметив. Тёмка сначала пытался её от золы очистить, а потом плюнул и целиком в рот запихал. Скоро все домой пошли. Мы тоже. Только вот он, подъезд, а мы всё идём, идём… Ну, никак он не ближе. Что за напасть такая? Но как-то всё-таки дошли.

Утром открываю глаза, а пошевелиться не могу! Всё болит! Я даже испугалась сначала. Мне бабушка объяснила, что так бывает, когда человек много трудится, и я успокоилась.

Звоню Тёмке. У него то же самое.

– Ну, – говорю, – ты уж в следующий раз слово-то не давай. А то пообещаешь тёте Зине всю пыль во дворе собрать, так мы только к пенсии домой вернёмся. Хорошо, что нам помогли, а то уж и не знаю, что бы было!

– Чего бы было, ты бы домой пошла, – отвечает Тёмка, – а я бы там умер.

– Никуда бы я не пошла, – отвечаю, – отдохнула бы маленько и продолжила работать. Но обещать нужно ровно столько, сколько можешь выполнить. Так мне бабушка сегодня сказала.

– Да, – отвечает Тёмка, – но тётю Зину-то как жалко! Она каждый день так убирает!

Тут звонок в дверь: это тётя Зина оказалась. Она пришла нас поблагодарить и принесла по шоколадке.

– Спасибо, – говорю, – тётя Зиночка! А вам кто шоколадки дарит?

– А мне никто! – засмеялась тётя Зина. – Это моя работа, мне за неё деньги платят.

– Мы с Тёмкой будем вам каждый день шоколадки дарить!

– Нет уж, спасибо, – отвечает тётя Зина, – а то я в двери проходить перестану. Вы лучше не мусорите и не разбрасывайте то, что я уже собрала, вот и будет мне от вас признательность.

С той поры мы тёти Зинины сугробы и кучи листьев никогда не разбрасывали и всегда вспоминали, как всё болит, когда много работаешь.

Олины рассказы

Тёмка вовсе не Тёмка

Я и Тёмка - i_033.jpg

Все дети растут очень быстро: так тётя Оля говорит. Мы же с Тёмкой считаем, что почти не растём. Вернее, растём, но медленно. Наконец чуточку подросли. Сегодня мы с Тёмкой идём в первый класс. Ура!

Оказывается, я должна ходить в школу в форме. Она тёмно-коричневая, с белым воротничком и белыми манжетами. Воротник и манжеты можно снимать и менять на другие. Мне форма очень нравится. Ещё у меня теперь есть портфель. В нём я буду носить пенал, тетради и учебники. У Тёмки тоже всё это есть. Мальчишеская форма, учебники и тетради с дневником. Дневник – это такая толстая тетрадь, куда нужно записывать, какое задание делать дома, чтобы не забыть. В дневник мне будут ставить отметки. Это немного страшно, но и интересно.

Я уже играла с Тёмкой в школу, но ему быстро надоедает. А вот с Аней мы можем долго играть: вызываем друг друга к доске и всегда ставим одни пятёрки.

Бух! Бух! Раздаётся стук в дверь. Это Тёмка пришёл.

– Какой ты праздничный! – говорю, рассматривая его букет.

– Ты тоже ничего, – отвечает Тёмка, похлопав бант на моей голове.

Сегодня с нами в школу идут наши бабушки и мамы. Это очень весело. Мы держим с Тёмкой большие букеты для нашей первой учительницы. До школы – рукой подать. Но нам не разрешают уходить со двора, поэтому самостоятельно до школы мы ни разу не ходили. Чем ближе к школе мы подходим, тем больше встречаем таких же, как мы, ребят: они тоже нарядные, с цветами.

В школьном дворе очень много народу. Так много, что мы сразу стали маленькими. Нас берут за руку и начинают переводить от одной группы людей к другой. Родители кого-то ищут. Я совершенно не понимаю, что происходит, но послушно хожу за бабушкой и мамой. А народу становится всё больше и больше… Кругом одни цветы да банты… Наконец нас подводят к самой школе и ставят в пару рядом с ребятами. Мамы и бабушки отходят. Это немного тревожно, но и как-то весело. «Тем более Тёмка рядом», – мысленно успокаиваю я себя.

Какая-то высокая дама с шаром из волос подходит к нам и говорит, что нужно «подровняться». Мы выполняем её просьбу, но она говорит, что мы отходим назад, а нужно всем встать в одну линейку. Кто-то начинает нас «подравнивать», одних вытаскивая из строя, других, наоборот, отодвигая назад. Наконец мы выровнялись. Но пропал Тёмка! Оказывается, его, как самого высокого, поставили впереди всех. Теперь рядом со мной стоит совершенно белый мальчик. У него белые волосы, белые брови, белые ресницы и, кажется, белые глаза… Нет, глаза всё-таки голубые. Но всё равно он мне уже не нравится. Я хотела стоять с Тёмкой! Вижу, как наши мамы подходят к даме с шаром на голове и что-то говорят, кивая в нашу сторону, но дама отрицательно качает головой.