Трудная жизнь, стр. 12

– Ради Бога, – спросил он громко, – что там такое?

– Не знаю. Наверное, в этих ящиках книги.

– Книги? Отлично! Какого сорта книги он продает? Какие-нибудь грязные книжонки?

– О, я так не думаю. Возможно, там Библия.

– Так я и поверил. Ты слышал, что он говорил о набожных и благочестивых христианских братьях несколько месяцев назад? Теперь же, судя по твоим словам, он вроде бы собирается стать миссионером и проповедовать неграм в Черной Африке или, может быть, индейцам. Ну, если это так, то мы, несомненно, имеем дело с самым странным человеком в этой стране. Не думаю, что он знает что-нибудь о Слове Божьем. Я не уверен даже, что он помнит свои молитвы.

– Мое упоминание Библии было всего лишь предположением, – запротестовал я.

Мистер Коллопи приподнялся и стал настойчиво искать глиняный кувшин и стакан. Подкрепившись, он снова сел.

– Ладно, в подходящий момент мы посмотрим, что в них, – заявил он непреклонно. – И если окажется, что это грязные, находящиеся на грани отвратительной непристойности книги, если это какая-нибудь клоачная блевотина в лицо Провидения, с изображениями проституток в чем мать родила, тогда эти книги покинут наш дом, и их хозяин последует за ними. Можешь сказать ему это, если увидишь его первым. А я пойду к отцу Фарту, попрошу его изгнать из этой кухни дьявольскую порчу и благословить весь наш дом. Ты меня слышишь?

– Да, я слышу.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Он очень занятой человек. Возможно, он на исповеди.

– Что-что?

– Возможно, он встречается с духовными лицами, чтобы прояснить для себя некоторые трудные для понимания вопросы теологии.

– Ну, я ему покажу трудные для понимания вопросы, если он вдруг задумал какие-нибудь фокусы. Это богобоязненный дом.

Я сел за свои набившие оскомину уроки с намерением освободиться к восьми, чтобы встретиться с несколькими знакомыми парнями и поиграть с ними в карты. Мистер Коллопи затих в своем кресле, потягивая виски и глазея на яркие отблески пламени.

Этим вечером я вернулся домой около одиннадцати и не нашел ни мистера Коллопи, ни каких-либо следов сваленных в кучу ящиков. На следующее утро я узнал, что мистер Коллопи рано лег спать, а брат, вернувшийся домой около десяти, тут же снова ушел, чтобы позвать мистера Ханафина, который помог ему доставить ящики в офис. Несомненно, наградой тому были щедрые чаевые, хотя грязный стакан в раковине заставлял предположить, что дополнительное вознаграждение из глиняного кувшина было обнаружено либо самим мистером Ханафином, либо братом. Перед уходом в школу я предупредил последнего об ужасных подозрениях мистера Коллопи относительно книг и угрозах вышвырнуть его из дома. А потом спросил, был ли Сервантес аморальным автором.

– Нет, – мрачно ответил брат, – но в любом случае я здесь больше не останусь. Впрочем, по-моему, я знаю, как перехитрить старого черта. Посмотри на эти книги.

Это были толстые тома форматом в одну восьмую листа, действительно красивые на старомодный манер, с очень отчетливыми иллюстрациями, качественными, как гравюры по дереву. Даже просто как украшения для книжных полок эти книги были, несомненно, очень хороши для шести шиллингов и шести пенсов.

В этот же день, чуть позже, брат коварно написал на каждом из двух томов посвящение мистеру Коллопи и церемонно преподнес их ему прямо на кухне.

– Сначала, – сказал он мне позднее, – мистер Коллопи смягчился, затем он пришел в восторг и сказал, что у меня отменный вкус. Сервантес, добавил он, это Обри де Вере [28] Испании. Его «Дон Кихот» – бессмертный классический щедевр, вдохновленный, совершенно ясно, самим Всемогущим Господом. Коллопи попросил меня ни в коем случае не забыть послать один экземпляр отцу Фарту. Я едва удержался от смеха. А вообще-то все это просто чепуха. Ты не поможешь мне кое-что запаковать? Я купил партию оберточной бумаги.

Я, конечно же, помог.

Характерной чертой моего брата было то, что он никогда не останавливался на достигнутом и никогда не покладал рук. Вскоре он уже снова ушел с головой в работу на своем собственном прииске – в Национальной библиотеке.

Через несколько недель он спросил мое мнение относительно трех манускриптов, которые он составил для публикации издательством «Симплекс Нейчур Пресс» в виде трех маленьких книжек. Первый назывался «Оды и эпос Горация, перевод в прозе на английский доктора Кальвина Кноттерсли, Д. Литт (Оксфордшир)»; второй – «Клинические заметки о переломах» Эрнста Джорджа Мауде, доктора медицины, члена Королевской Хирургической Коллегии; а третий – «Плавание и ныряние. Благородное и мужественное искусство» Лео Патерсона. Было совершенно очевидно, что эти произведения являются всего лишь пересказом работ других людей, но я воздержался от комментариев, хотя и предупредил брата о том, что неразумно делать доктора Мауде членом Королевской Хирургической Коллегии. Списки членов Коллегии были доступны широкой публике, и кто-нибудь мог их проверить.

– А ты уверен, что среди них нет человека по имени Мауде? – спросил брат.

– Если есть, то это еще хуже, – ответил я. Позднее я обнаружил, что доктор утратил свое почетное звание.

10

Была отвратительная ночь. Мы – мистер Коллопи и я – сидели на кухне. Сгорбившись у плиты в своем покореженном кресле, он читал газету. Я сидел за столом, лениво и без должного усердия выполняя домашнее задание, иногда делая паузы, чтобы поразмышлять о перспективах получения работы. Я по-настоящему устал от пустой траты времени, именуемой учебой, от бессмысленного ленивого изучения вещей, которые мне никогда не пригодятся. И я начал довольно сильно завидовать свободной, почти беспутной жизни своего брата. Я видел, как он взрослеет, чувствовал его нацеленность на то, чтобы делать деньги, много денег, чем быстрее, тем лучше, без чрезмерного беспокойства по поводу методов, которыми приходится пользоваться.

Этим вечером брата не было дома, возможно он обсуждал в пабе какую-нибудь новую финансовую операцию. Анни тоже отсутствовала.

Послышался стук в дверь, я открыл и впустил отца Фарта. Мистер Коллопи приветствовал его, не поднимаясь с кресла.

– Добрый вечер, святой отец. Это очень неразумно – ходить в такую погоду!

– Ах да, Коллопи, но у нас было хорошее лето, слава Богу. Как бы то ни было, мы с вами не должны выходить из дому слишком часто.

– Думаю, мы заслужили выпивку, святой отец. К тому же она убережет нас от зимних напастей.

Отец Фарт вынул свою трубку, которая теперь сделалась для него единственным утешением, оберегаемым, как сокровище, мистер Коллопи с трудом поднялся с кресла, достал глиняный кувшин, два стакана и принес кринку воды.

– Давайте, – сказал он.

Мистер Коллопи разлил питье, и они стали его смаковать.

– Я должен рассказать вам кое-что забавное, святой отец, – сказал мистер Коллопи. – Чертовски забавное. Я развеселю вас. В прошлую среду состоялась встреча нашего комитета. Там присутствовала миссис Флаэрти. Она рассказала всем нам о своей дорогой подруге Эмелине Панкхерст [29]. Сейчас это может показаться вам наглостью, но она абсолютно и окончательно права. Она поставит на место этого негодяя Ллойд Джорджа [30]. Я ею восхищаюсь.

– Да, она не лишена смелости, – согласился отец Фарт.

– Но подождите и выслушайте до конца. Когда мы вернулись к нашим собственным делам и стали обсуждать и то, и другое, и третье, снова выступила дерзкая миссис Флаэрти со своим собственным планом. Подложить бомбу под Сити-Холл!

– Спаси нас, Боже!

– Поднять на воздух этих ублюдков. Поубивать их всех к чертовой матери. Разорвать их на мелкие кусочки. Раз уж они отказываются выполнять свой долг по отношению к налогоплательщикам и по отношению к человечеству, они не заслуживают права на жизнь. Если бы они жили в Древнем Риме, их следовало бы распять.