В тесной комнате, стр. 5

Глава 4

— Все снова, как в старые добрые времена. Верно? Как в школе!

Безусловно, это и внушало мне непреодолимый ужас. Кошмар, испытанный мной в школе, грозил повториться, как бывает в плохом кино. Это был бесконечно повторяющийся дурной сон. И единственной утешительной мыслью, промелькнувшей у меня в голове, было: как хорошо, что у меня нет в данный момент друга, которого она могла бы у меня отнять. Сейчас она могла отнять у меня только работу. Марта, сияя улыбкой, отстранилась, чтобы посмотреть на меня.

Ладно уж! Готова согласиться с тем, что она стала красивее, чем прежде. Кожа ее сияла и светилась. Черты стали более изящными и утонченными, и даже ее смешной бесформенный носик, похожий на носик младенца, стал по меньшей мере очаровательным.

Волосы ее стали светлее. Отдельные пряди были искусно подкрашены, но выглядели совершенно естественными. На затылке волосы были собраны в простой, но изящный узел. А несколько прядей, выбившихся из прически, придавали ей еще большее очарование, создавая обманчивое впечатление небрежности, что делало ее мягче и женственнее. Ее косметика была умеренной и только подчеркивала очарование ее черт, но не меняла лица. Ее кремовый льняной костюм с тусклыми медными пуговицами, несомненно, был дорогим. Такой новобрачная могла бы надеть в свадебное путешествие. А впрочем, он подходил и для пользующейся успехом телеведущей, готовящейся к тому, что ее будут интервьюировать, и для премьер-министра великой державы.

— Привет, Марта! — заставила я себя улыбнуться. — Как ты?

Она наконец разомкнула объятия и отступила на шаг. Если бы я не была умудрена жизненным опытом, то сочла бы, что она смущена, но я отлично ее знала, и одна только мысль о том, что Марта Кокс может испытывать смущение, казалась мне смехотворной. Ничто на свете не могло ее смутить.

— У меня все прекрасно, Николь, — сказала она, оглядываясь. — Просто отлично! Так это тот дом, который ты унаследовала?

— Да, мне повезло. Прежде он принадлежал моей тете.

— Знаю. И кажется, она скончалась пару лет назад. Верно?

Такая осведомленность меня удивила. Я подумала, что следует разузнать, откуда ей известно о моей тете, но сочла бестактным прямо спросить у нее об этом.

— Мне нравится эта терраса. Это кованые или литые перила?

— Гм. Думаю, кованые, но не уверена.

— Право же, это фантастика.

Мне показалось, что Марта не спешит уйти. Похоже было, что она настроена на то, чтобы раскинуть лагерь у меня на пороге. Если бы только мне сообщили заранее о ее прибытии!

Но сейчас у меня не было выбора.

— Не хочешь зайти на минутку? — была вынуждена я спросить, вопреки всякой логике надеясь, что она откажется. Молча я молила Бога о том, чтобы у нее нашлось другое место, куда ей захотелось бы наведаться.

— Я была бы в восторге!

Я отступила, пропуская Марту, и заметила, что она носит на щиколотке золотой браслет. Не знаю почему, но ножные браслеты всегда вызывали у меня раздражение. В них есть что-то мрачное. Достаточно вспомнить Барбару Стэнвик в «Двойной страховке». Фред Макмарри находит ее безумно привлекательной. Особенно его волнует ее браслет на щиколотке, а позже она использует его (не браслет, а мужчину), чтобы устранить мужа, и в конце концов убивает и его за компанию. Ножные браслеты носят только скверные женщины. Женщины с браслетами на ногах всегда предвещают большие неприятности.

Марта уже стояла в гостиной и, казалось, охватила одним взглядом всю комнату с ее обстановкой. Было очень странно видеть здесь ее, Марту Кокс.

Я подумала, что мне следует что-нибудь предложить ей, хотя это, конечно, было бы жестокой иронией судьбы, если вспомнить, что она отняла у меня все, чем я дорожила, и продолжала это делать долгие годы. Но куда денешься, если тебя воспитали в лучших традициях? Как быть, если у тебя хорошие манеры? Выхода у меня не было.

— Хочешь чаю со льдом? — Мне хотелось добавить: «В придачу к моей работе» или «Прошу прощения, но сейчас я не могу предоставить тебе своего приятеля, потому что у меня его нет. Но, возможно, тебя заинтересует кто-нибудь из моих бывших поклонников?»

— О, чай со льдом был бы очень кстати!

Конечно, кстати. Особенно для женщины в костюме от Шанель и с прической, обошедшейся не менее чем в три сотни баксов. Да уж, конечно, все это не могло идти в сравнение с ледяным чаем!

— В Саванне всегда так жарко и влажно?

— Ничего! Ты к этому привыкнешь!

Я отправилась на кухню за чаем со льдом и услышала, как Марта крадется в столовую.

— О Николь, дорогая! Это просто чудо! Какая прелесть все эти картины!

Встав на цыпочки, я доставала с верхней полки стаканы для чая со льдом и сдувала пыль, покрывавшую их донышки изнутри, прежде чем бросить в них кубики льда.

— Да, картины и все остальное.

Черт возьми! У меня ведь был даже водопровод!

— Тебе так повезло. А меня поселили в отеле. Я даже не запомнила его названия. Он такой безликий.

Я чуть не уронила кувшин с холодным чаем. Неужели телецентр пошел на то, чтобы снять для нее номер в отеле? Если память мне не изменяет, этого никогда не делали прежде. Никогда!

— Добавить в чай чего-нибудь?

— Да, пожалуйста, — ответила она медовым голосом. — У тебя нет этих синих пакетиков с заменителем сахара?

— Нет. Прошу прощения. У меня только сахар и розовые пакетики с заменителем. (Синие у меня были лишь в тех случаях, когда я брала их домой из ресторана.)

— Не важно, — прочирикала она. — Я захватила несколько из отеля. Я всегда краду их. Сейчас поищу в сумочке. О! Вот они!

Я вошла в столовую и увидела у нее в руке два синих пакетика с заменителем сахара; вид у нее был торжествующий.

— Хочешь один?

По правде говоря, я хотела, но, пересилив себя, улыбнулась и помотала головой:

— Нет, спасибо.

Я протянула ей стакан, и она высыпала туда содержимое пакетика, перед этим встряхнув его несколько раз. С минуту она взирала на фруктовый кекс тети Адели и, похоже, собиралась что-то спросить. Возможно, почему это у меня на столе стоит рождественский фруктовый кекс в середине сентября. Но не спросила.

Мы молча тянули свой чай. Кубики льда позвякивали в стаканах. Часы тикали на каминной полке — тик-так, тик-так, тик-так. Я не могла придумать, что сказать. Во всяком случае, такого, что не привело бы к еще большей неловкости и еще более тягостному молчанию. О чем бы я ни подумала, мысли возвращали меня к нашей школе. А об этом я решилась бы заговорить в последнюю очередь, и особенно с Мартой Кокс. Внезапно она подалась вперед и усмехнулась:

— А ты помнишь Марка, того парня, с которым мы обе встречались в школе?

Ледяной чай попал мне не в то горло, и я закашлялась. Я не могла поверить своим ушам — Марта пришла ко мне в дом и заговорила о нем! Это было то же самое, как если бы Элизабет Тейлор спросила Дебби Рейнольдс note 3, что случилось с тем парнем, ну, с Эдди Фишером.

Но мой судорожный кашель не мог заставить ее замолчать.

— Да, славный старина Марк. Мне было так неловко, когда он пригласил меня на бал.

Хотя в моих глазах все еще стояли слезы, я кивнула.

— Кажется, тогда ставили «Неужели вы правда хотите меня обидеть?». Да? Я помню, мы еще поспорили из-за тебя.

— Из-за меня?

— Да.

Марта глотнула ледяного чаю, прежде чем ответить:

— Он сказал, что я плохой товарищ, потому что попросила его бросить всю эту чепуху. Ну, я имею в виду все эти его штучки, его увлечение Джеком Потрошителем, записочки и то, что он вдруг выпрыгивал из темного угла на меня. Он сказал, что ему это нравится и что он жалеет, что пошел на бал со мной, а не с тобой.

— Правда?

Теперь улыбнулась я, припомнив, что обаяние образа Джека Потрошителя, столь милого сердцу Марка, и на меня со временем стало действовать крайне отрицательно. Я посмотрела на Марту теперь уже с интересом и вниманием.

вернуться

3

Жена музыканта Эдди Фишера, впоследствии ставшего мужем Элизабет Тейлор.