В тесной комнате, стр. 17

Но прежде чем умереть, он взял с меня слово, что если у меня родится дочь, я непременно назову ее Аделью. Он, собственно, настаивал на том, чтобы такое имя было дано ребенку любого пола, но, к счастью, моя Адель родилась девочкой.

— И все же это не объясняет вашего присутствия здесь.

— Ну, это объяснить несколько сложнее. Понимаете ли, я видел Саванну глазами своего дедушки как некое волшебное райское место, полное романтики и чудес, и мне захотелось убедиться в этом собственными глазами. Но одно дело сменяло другое, и мне так и не удавалось осуществить свое намерение. До сих пор.

— А как насчет вашей книги?

— Я подумывал написать роман, основанный на реальных фактах их отношений. Эта история казалась мне такой трогательной и такой печальной. Дедушка Ральф был удивительной личностью, и, похоже, ваша тетушка тоже.

— Да, думаю, и она была необычным человеком.

— Я долго вынашивал замысел книги. И вот после несчастного случая с женой взялся за это, просто чтобы сохранить рассудок. У меня не было ни стимула, ни энергии осуществить какой-нибудь другой, более серьезный проект. В моей преподавательской деятельности мне редко приходилось принимать решения. И только сейчас передо мной встал вопрос — теперь или никогда.

На деревьях щебетали птицы, люди переходили через площадь.

— Не знаю, что сказать, с чего начать, — подала я наконец голос.

— А вам ничего и не требуется говорить. Завтра я возвращаюсь в Чикаго.

— Завтра?

— Да, я должен вернуться к Адели. Она осталась там со своим дядей Майком. Я должен навести порядок и в своей преподавательской деятельности.

— Что вы преподаете?

— Хотите верьте — хотите нет, но только я сказал вам правду: немножко того, немножко другого. Ла Саль — не Гарвард, но мне это вполне подходит. В основном я преподаю теорию и историю американского кино, а несколько лет назад начал читать курс психологии, главным образом — как справиться с горем.

— И среди тех, кому вы преподаете, есть взрослые, — заметила я.

— Да, большинство из них вдовые люди, как и я. Некоторые потеряли детей. Я не могу представить, как справиться с таким несчастьем. Эта работа дает новые силы. Это окупается. Я уже готов для новой жизни.

— В Саванне?

Кристофер кивнул. Потом добавил:

— И я мог бы вернуться к прежней работе, которой занимался до того, как перешел в Ла Саль.

— Правда? И что же это за работа?

В первый раз за весь наш ленч он улыбнулся, и на щеках его обозначились ямочки. Ветер растрепал его волосы, и мне захотелось поцеловать его больше, чем кого бы то ни было за всю мою жизнь. Но я не сделала этого. Я ждала его ответа.

— Моя дорогая Николь, — сказал он со смехом. — Я служил в отделении полиции в Чикаго. Хотите удостовериться? — Кристофер протянул мне бумагу.

— Отдел убийств, — прочитала я, слишком ошеломленная всем сегодняшним днем, чтобы реагировать на это сообщение адекватно. — Значит, вы были детективом по расследованию самых тяжких преступлений?..

И тогда прямо на Оглторп-сквер он поцеловал меня.

Глава 10

Кристофер уезжал на следующий день. Как я ни старалась сосредоточиться на работе, как ни тверда была моя решимость показать боссам свои достоинства, мысли мои возвращались все к тому же. Завтра он уезжает, и, возможно, со стороны престранного дедушки Ральфа это было последним, но не менее жестоким для меня ударом.

Не было ничего особенно жестокого в поведении Кристофера по отношению ко мне. В его стремительном ухаживании не было преднамеренной жестокости. Возможно, это было их семейной чертой, ну как, скажем, куриная слепота или слишком большие уши. Ловетты были неким пробным камнем для Куиннов — вот и все.

Он уезжал, а я оставалась в Саванне. Одна. И возможно, мне предстояло рекламировать по телевидению искусственно выращенный жемчуг и шелковые брючные костюмы. И то если повезет.

Отдавая дань своему здравому смыслу, я тем не менее не исключала и такой возможности, что Кристофер Куинн был всего лишь порождением моей больной фантазии. Да нет же. Он был живым, реальным человеком. Хотя, впрочем, придумать воображаемого друга, казавшегося не менее реальным, чем любой живой, было тоже недурно, но я сделала нечто гораздо худшее и разрушительное. Ведь я придумала целую романтическую историю.

И если она была реальностью, а не плодом моего воображения, то об этом, кроме меня, мог знать еще только один человек. И если между нами возникло некое романтическое притяжение, то он должен был это заметить.

Итак, Кристофер был детективом, занимавшимся раскрытием убийств.

Несмотря на свои уязвленные чувства, я улыбнулась при мысли об этом. По крайней мере хоть в чем-то я не ошиблась. Ничего удивительного не было в том, что он взял отпуск после гибели жены. Но сейчас он уже был готов приняться за прежнюю работу и идти дальше своим путем.

Когда мы расставались сегодня днем, он даже не позаботился сказать, что будет мне звонить. Как ни странно, но я не знала, где он остановился в Саванне. Как-то не было случая спросить.

Мэри Клэр передала мне радиотелефон.

— Николь Ловетт, — ответила я.

— У Бу-Бу Майерса есть самолет.

Прошла секунда, прежде чем я оказалась в силах ответить:

— А Биллу Гейтсу принадлежит целый остров.

— Более того, мистер Бу-Бу был в городе, вы об этом знаете?

Кристофер держал себя так, будто мы с ним не расстались всего несколько часов назад и будто все происходящее здесь имело для него значение.

— Нет, я не знала, что он был в городе. Интересно, почему он не позвонил мне, чтобы сказать «Привет!»?

— Возможно, он был занят другой блестящей представительницей вашего выпускного класса, — заявил Кристофер.

— Да, но мне как-то трудно это представить. Особенно если речь идет о Бу-Бу. Знаете, что имело бы смысл?

— Слушаю внимательно.

— Если бы он был политиком. — Я уже увлеклась темой. — Кстати, нет ли здесь поблизости сенаторов, сшивающихся просто так, без дела? Или парочки конгрессменов?

— Но они не всегда при деньгах, дорогая.

— Не имеет значения. Я все думаю о том, что вы говорили о финансовой поддержке. Марте Кокс не требуется финансовая помощь. Ей нужен человек, способный заменить ей отца, кто-то, кто одобрял бы все ее действия без всяких условий.

— А вы не думаете, что Бу-Бу как раз такой человек?

— Никоим образом. Он может быть богатым и могущественным, но для своих старых знакомых он останется все тем же славным прежним Бу-Бу.

— Так вы говорили о политиках?

— Да, но это всего лишь догадка.

— О'кей. Увидимся.

Кристофер повесил трубку. Что же? Возможно, он и собирался завтра уехать, но все же мне предстояло увидеть его еще раз. И эта простая мысль повергла меня в ужасное волнение, в коем я и пребывала остаток дня.

Когда я добралась до дома, Кристофер поджидал меня на веранде.

— Знаете, сегодня вы похожи на Бланш Суит.

— Благодарю вас. А вы на Бадди Роджерса.

— Должен признать, что вы еще никогда не находили во мне сходства с Бадди Роджерсом.

У него была черная сумка на длинном ремешке. Он был похож на человека, покидающего город.

И конечно, таким он и был с головы до ног. Но я запретила себе думать о будущем. На это у меня будет сколько угодно времени, когда он уедет.

— Я кое-что принес вам.

Кристофер сунул руку в сумку и извлек из нее знакомый пакет, обернутый в коричневую бумагу.

— Господи! Да это фруктовый кекс! Где вам удалось раздобыть его?

— Как я уже говорил, бабушка перехватывала их и отсылала обратно. Но однажды она уехала навестить сестру в Ми-луоки. Вот так и появился последний кекс.

— О Кристофер! Благодарю вас!

— На здоровье!

На коричневой оберточной бумаге быль отчетливо видны адрес и имя — мистеру Ральфу Куинну. Я была в нерешительности — развернуть оберточную бумагу или поставить кекс на стол, оставив его в обертке с адресом?