Долина лошадей, стр. 122

– Я… не такая, как женщины Клана, – проговорила она, не зная, как ему толком объяснить. – Я такая же, как ты, Джондалар. Женщина из племени Других.

Глава 23

Эйла остановила Уинни, соскользнула на землю и протянула Джондалару бурдюк с водой. Он взял его и принялся жадно пить, делая большие глотки. Они находились в конце долины, почти на границе степей, и река осталась далеко позади.

Вокруг них на ветру колыхались золотистые травы. Они собирали зерна метельчатого сорго и дикой ржи, а рядом покачивались колосья двухрядного ячменя и пшеницы, однозернянки и двузернянки. Им приходилось пропускать меж пальцев стебельки сорго, собирая маленькие твердые зернышки. Работа оказалась не из легких, и им обоим стало жарко. Они складывали зерна сорго в одно из отделений подвешенной к шее корзинки. Для того чтобы отделить их от стебля, не требовалось особых усилий, но потом их придется просеивать, в отличие от ржи, которую они ссыпали в другое отделение.

Эйла подняла с земли корзинку и вновь принялась за работу. Вскоре Джондалар последовал ее примеру. Некоторое время они молча собирали зерна, стоя рядом друг с другом, а затем он повернулся к ней.

– Что ты чувствуешь, когда скачешь на лошади, Эйла? – спросил он.

– Мне трудно объяснить, – сказала она и призадумалась. – Когда лошадь быстро мчится, это восхитительно. Но и когда она трусит не спеша, это тоже приятно. Мне очень нравится ездить верхом на Уинни. – Она снова принялась за работу, но вдруг остановилась: – Хочешь попробовать?

– Что попробовать?

– Прокатиться на Уинни.

Джондалар пристально посмотрел на Эйлу, пытаясь угадать, как она к этому отнесется. Ему уже давно хотелось прокатиться верхом, но, судя по всему, между Эйлой и лошадью существовали какие-то особые отношения, и он боялся, как бы его просьба не показалась ей бестактной.

– Да, мне хотелось бы. Но позволит ли мне Уинни сделать это?

– Не знаю. – Эйла взглянула на небо, чтобы определить время по солнцу, а затем закинула корзину за спину. – Мы можем это выяснить.

– Прямо сейчас?

Эйла кивнула, повернулась и отправилась в обратный путь.

– Я думал, ты принесла воды затем, чтобы мы смогли подольше собирать зерно.

– Все верно. Но я не учла, что мы будем работать вдвоем и дело пойдет куда быстрее. Я даже не заглянула к тебе в корзину – я не привыкла полагаться на чью-либо помощь.

Обилие навыков, которыми он обладал, постоянно приводило ее в изумление. Он не только охотно брался за любое дело, но и вполне успешно справлялся с теми видами работ, которые выполняла она сама, а также мог быстро чему-нибудь научиться, проявляя живость ума и любознательность. Все новое вызывало у него наибольший интерес. Наблюдая за ним, Эйла смогла взглянуть на самое себя со стороны и понять, каким необычным существом она казалась членам Клана. И тем не менее они приняли ее в свой круг и постарались найти для нее место в своей жизни.

Закинув корзину за спину, Джондалар зашагал рядом с Эйлой.

– Пожалуй, на сегодня уже хватит. У тебя и так много зерна, Эйла, а ячмень и пшеница еще не поспели. Не понимаю, зачем тебе нужны такие огромные припасы.

– Для Уинни и жеребенка. Им понадобится еще и солома. Уинни выходит зимой попастись, но в те годы, когда выпадает много снега, лошади нередко погибают от голода.

Выслушав ее объяснения, Джондалар понял, что любые возражения окажутся неуместными. Они шли рядом, вокруг колыхались высокие травы, и теперь, когда работа была завершена, тепло солнца показалось им очень приятным. На Джондаларе не было никакой одежды, кроме набедренной повязки, а тело его успело приобрести такой же ровный и густой загар, как и кожа Эйлы. Она сменила зимнюю шкуру на летнюю – кусок кожи, который прикрывал ее тело от талии до бедра и в котором имелись карманы и складки, позволявшие удобно разместить разные орудия, пращу и другие предметы. Помимо этого, она постоянно носила подвешенный к шее маленький кожаный мешочек. Ее красивое стройное тело неизменно вызывало восхищение у Джондалара, но он старался никак не проявлять своих эмоций, и Эйла воспринимала это как нечто само собой разумеющееся.

Ему очень хотелось покататься на лошади, и он задумался над тем, как поведет себя Уинни. Если что-то не заладится, он сможет быстренько уйти подальше от нее. Теперь он лишь слегка прихрамывал при ходьбе, но, судя по всем признакам, со временем ему удастся избавиться от хромоты окончательно. Эйла совершила просто чудо, прекрасно залечив ему ногу, и он испытывал глубочайшую благодарность за все, что она сделала для него. Он начал подумывать о том, что когда-нибудь ему снова придется отправиться в путь – у него уже не было причин для того, чтобы оставаться в долине, – но, казалось, Эйла ничего не имела против его присутствия, и он не спешил собираться в дорогу. Ему хотелось помочь ей подготовиться к грядущей зиме, ведь он считал себя глубоко обязанным ей.

Он даже не подумал, что ей приходится заботиться не только о себе самой, но и о животных.

– Ты тратишь много сил, заготавливая корм для лошадей, верно?

– Да не очень, – ответила она.

– Просто когда ты сказала, что им нужна еще и солома, мне пришла в голову одна мысль. Почему бы нам не насобирать стеблей с колосьями и не отнести их в пещеру? Тогда мы смогли бы обойтись без корзин, ведь заняться отделением зерен можно и сидя в пещере, а стебли пойдут на корм лошадям.

Эйла призадумалась, наморщив лоб.

– Пожалуй, ты прав. Когда стебли и колосья высохнут, зерна можно будет просто вытрясти в корзину. Одни отделяются легче, другие трудней. Там есть еще пшеница и ячмень… надо попробовать. – На лице ее заиграла улыбка. – Джондалар, по-моему, это удачная идея!

Она так искренне обрадовалась, что он тоже заулыбался. Его удивительный, чарующий взгляд ясно говорил о том, что он доволен ею, что она нравится ему. И Эйла тут же откликнулась со всей свойственной ей прямотой и бесхитростностью:

– Джондалар, мне так приятно, когда ты улыбаешься… у тебя при этом меняется даже взгляд.

В ответ на это он разразился веселым, заливистым смехом. «Она на редкость искренна, – подумал он, – я ни разу не заметил за ней попытки притвориться или солгать. Удивительная женщина».

Его смех показался Эйле заразительным, улыбка на ее лице становилась все шире и шире, она тихонько прыснула, а потом громко расхохоталась, не пытаясь сдержаться.

Когда им обоим наконец удалось справиться с приступом смеха, они еще долго сидели, тяжело дыша и утирая выступившие на глазах слезы. Ни Джондалару, ни Эйле не удалось бы объяснить, что именно повергло их в такое веселье и вызвало столь безудержный хохот. На самом деле причиной тому послужила не забавная ситуация, а необходимость дать выход долго нараставшему напряжению.

Они пошли дальше, и Джондалар обнял Эйлу за талию. Они так славно посмеялись вместе, что он сделал это совершенно непроизвольно, но Эйла вздрогнула, и он тут же отдернул руку. Он дал себе зарок не навязываться ей и даже сказал об этом Эйле, хотя в то время она еще не могла понять его слов. Раз она поклялась воздерживаться от Радостей, он постарается избегать ситуаций, когда она будет вынуждена отказать ему. Он прилагал все силы к тому, чтобы не нарушать ее покоя.

Но, вдыхая аромат ее разогретой солнцем кожи, ощутив на миг прикосновение ее крепкой, высокой груди, он внезапно вспомнил о том, сколь долгое время он провел, не вступая в близость с женщинами, и набедренная повязка никак не могла скрыть того, что начало происходить с ним. В надежде, что она не заметит, какое возбуждение его охватило, Джондалар резко отвернулся, ускорил шаг и чуть ли не бегом кинулся вперед. Лишь огромным усилием воли он удержался от того, чтобы не сорвать с нее одежду.

– О Дони! Как желанна эта женщина! – пробормотал он, тяжело дыша.

Когда он устремился вперед, у Эйлы из глаз потекли слезы. «Что я сделала не так? Почему он шарахается от меня? Почему не подаст мне знак? Я же видела, его переполняет желание, почему он не хочет утолить его со мной? Неужели я настолько безобразна?» Она задрожала, вспомнив о том, как его рука обвилась вокруг ее талии, она до сих пор ощущала упоительный запах его тела. Эйла плелась еле-еле, боясь столкнуться с ним лицом к лицу, чувствуя себя как в детстве, когда ей доводилось совершить какой-нибудь проступок, но не зная, в чем она провинилась на этот раз.