Московский зоопарк. Записки служителя, стр. 7
А директор господин Спицын сидит у себя в кабинете и думает, как бы сделать так, чтобы англичане о всех животных заботиться начали? Тогда и зарплату никому платить не надо будет, и сколько добрых дел на освободившиеся деньги для родной столицы сделать можно! Например, детский сад построить. Очень столице детских садов не хватает!
«Фауна Индонезии»
Свозили как-то директора Московского зоопарка друзья в Индонезию. С тех пор Владимир Владимирович, кроме как об этой стране, ни о чем другом и слышать не желает. Нынче к нам звери только из этой страны приходят. Теперь индонезийцам, чтобы полнее свой животный мир изучить, лучше в Москву ехать. Самый интересный павильон зоопарка — «Болотные птицы» в «Фауну Индонезии» переименовали. И на его торжественное открытие индонезийского посла пригласили. Чтобы увидел тот, как Владимир Владимирович его страну любит. А посол приехал в зоопарк, походил, походил и уехал. Ему-то на индонезийских животных смотреть не интересно. Он, ведь, сам — индонезиец. А из других животных в Московском зоопарке остались, кажется, одни вороны. А их и из окна посольства видать.
Ветеринарка
А когда загорелся наш директор Московского зоопарка Владимир Владимирович Спицын большой любовью к Индонезии, стал он все время животных оттуда заказывать. Вот привезли к нам индонезийских птиц — амадин — и поместили в ветеринарную часть. Проследить, чтоб эти индонезийские птицы никаких индонезийских болезней с собой не привезли. А меня с напарником Женей Мимоновым поставили над этой заграничной пернатой фауной наблюдателями. А заодно и над ветеринарными врачами, чтобы они свой долг выполняли и делали все, чтобы индонезийские болезни из птиц не прорвались.
И мы с напарником со строгими лицами каждый день на ветеринарку отправлялись. Наблюдали. Оттого ветеринары свой долг выполняли качественно и с иностранной заразой боролись успешно. Они думали:
— Ага, вон из птичьего отдела с какими строгими лицами ходят. Наверное, наблюдают, как мы с болезнями боремся.
И вот идем мы как-то снова с Женей Мимоновым на ветеринарку. Лица подготавливаем, чтобы на них достаточная строгость была.
Вдруг нас останавливают на проходной и говорят:
— А есть ли у вас пропуска?!
Тогда Женя объяснять стал, что— нету. Оттого, что они нам не нужны. Потому что мы свои и вот даже сейчас идем на ветеринарку за индонезийской птицей наблюдать.
— А вы что, индонезийцы? — смекнули на проходной.
— Нет, — объяснил мой напарник Женя, — мы русские, но птицу наблюдаем из того региона, потому что свободных индонезийцев под рукой не оказалось. Поэтому за них — мы.
— Ладно, господа, — вздохнули в глубине проходной, только запомните: в следующий раз без пропуска и не приходите. А сейчас пропускаем только из уважения к вашей стране.
И мы прошли, как два индонезийца, но с тех пор всегда с пропусками ходим. В России лучше быть россиянином.
Замки
Опустилась на Московский зоопарк зима. Надела на него шапку в полтора метра высотой. И на фазанник мой надела. И замки все на клетках замерзли, то ли зиму пускать не хотят, то ли так. От холода. А вместе с зимой и нас, служителей, снаружи оставили.
Тогда пришлось с замками на другом языке говорить. На языке лома и лопаты. Замки и запоры такой язык лучше всего понимают. Но еще лучше — автоген. У него вон какой язык! Огненный.
Зимой
Зимой в Московском зоопарке всех птиц в зимнее помещение прячут. Кроме водоплавающих, потому что они — особо морозоустойчивые. Градусов до минус тридцати, а потом и их прятать надо будет.
Одни фазаны на холод никакого внимания не обращают. Как суворовские солдаты. По клетками маршируют, ать-два, ать-два! Только иногда одну лапу подожмут под живот, в перья зароют. Погреют, и снова — ать-два, ать-два!
Я все думал:
— Отчего ж так, почему они — как суворовские солдаты? Мороза не боятся?
А потом поглядел на таблички на клетках и узнал, что фазаны живут в Тибете. Выше двух тысяч метров над уровнем моря! А там, знаете, какой холод, над уровнем моря? Ого-го! И сообразил я, что они не на суворовских солдат, а на тибетских монахов похожи. Те вообще могут на снегу годами сидеть и холода не чувствовать. И решил я когда-нибудь в Тибет съездить, чтобы тоже на снегу годами сидеть и холода не чувствовать. Очень это у нас в России пригодится.
Озеленитель
Захотел я как-то в клетке с зелеными павлинами растения посадить.
Во как, думаю, красиво будет! Павлины зеленые и растения зеленые!
Спрашиваю у своего напарника Жени Мимонова:
— Кто в нашем зоопарке может мне растения в клетку к павлинам посадить?
Подумал напарник и отвечает:
— Это тебе к Игорю надо, к Генералову. Он, хотя в оранжерее по должности не главный, но при начальнице роль серого кардинала выполняет, как Ришелье при Людовике.
Если — Генералов, думаю, то он — не серый кардинал, а серый генерал!
И пошел к Игорю. Объяснил ему, какие растения хочу. А он мне рассказал, что такие вовсе и не надо, потому что их павлины поедят, а следует другие сажать. И сказал, что подберет для меня подходящие.
Обрадовался подходящим растениям и стал ждать звонка от серого оранжерейного генерала. Чтобы сразу эти подходящие растения сажать.
Неделю не звонит, другую.
Ничего, утешаю себя, это он подходящие растения подбирает.
Однако через месяц лопнуло мое терпение и стал я в оранжерею звонить.
— Здравствуй, — говорю, — Игорь Генералов, серый оранжерейный кардинал, а где же подходящие растения?
— Знаешь, — отвечает мне серый кардинал, — начальница подходящих не дает, одни неподходящие предлагает.
— Эх ты, — отвечаю, — какой же ты после этого Генералов? Ты Сержантов какой-то или даже Лейтенантов.
И стал его начальнице звонить, чтобы в клетку к зеленым павлинам растения зеленые посадить.
Шрамы
Вот говорят: самый свирепый зверь — тигр или змея-анаконда. Не знаю, у нас самый опасный — павлин. Свирепее не бывает. Легко быть опасным, если имеются когти, лапы, как лопата, и клыки. А попробуй угрожать, если у тебя один зеленый хохол на голове и больше нет ничего. Тут надо характером брать, гонором. Вот таким гонором и берет всех зеленый павлин. Одними нервами. Если к его нервам еще и когти приделать и лапы-лопаты — тогда я просто не знаю, что бы было! Ужас был бы!
Иду я к павлину каждый раз, как шведский полководец Карл XII на Полтавскую битву. Знаю, что проиграю, а иду. Правда, и мне удавалось проводить удачные маневры, но в целом в счете вел хозяин клетки. И с большим, при том, отрывом. Да оно и понятно. Он же тут все время. Территорию изучил лучше, ландшафт. Разве только окопы не вырыл. Наступать-то всегда труднее.
Вот почешу я перед клеткой старые шрамы, полученные от павлина, и захожу внутрь. За новыми иду, получается.
— Ага, — думает павлин, — за новыми пришел!
И давай меня окружать. Слабые места в обороне искать. А я глазами прямо разрываюсь. Одним глазом подметаю, а другим за хозяином клетки слежу — не нападает ли? А тот все со спины норовит зайти. Подлететь и по голове настучать ногами. А на ногах шпоры. И так-то не очень приятно, когда по голове стучат, а когда — шпорами, и вовсе плохо.
И кручусь, как на карусели, чтобы не дать павлину в тыл зайти. А посетители смотрят и говорят друг-другу:
— Смотри, как павлин служителя любит, ни на шаг не отходит! Наверное, человек хороший!
Кто, удивляюсь, человек хороший? Я или павлин? Если я, то это — конечно так, а коли павлин — то это они напрасно. Совсем он не хороший человек. Да и не человек вовсе.
Задумался я, а павлин тут прошмыгнул в тыл, подлетел и давай ногами молотить, едва ведро успел вместо головы подставить. Да так молотил, что звон по всему зоопарку стоял.