Фрося Коровина, стр. 17

Не ожидавшая ничего подобного старуха бухнулась на сундук, где ее прадед хранил плотницкие инструменты, и обвела долгим взглядом кухню. Все так внимательно следили за хозяйкой дома, что было слышно, как на печке Курица во сне бормочет: «Корошо!».

Хотя кухонная утварь находилась на прежнем месте, цепкий глаз Аглаи Ермолаевны сразу заметил, что стены проконопачены совсем свежим мохом, а на русской печке новая штукатурка.

Старуха медленно повернула голову к праздничному столу и страшным голосом спросила:

— Что случилось с домом?

Напоследок

Если вам доведется побывать летом в Вологодской области, обязательно навестите деревню Папаново. Живописная дорога, бегущая между зеленых полей вдоль реки Тошни, приведет вас к единственной деревенской улице.

На ней вы увидите старый клуб, где по выходным поет местный хор, и красивую деревянную церковь. Но главная достопримечательность Папаново — это трехэтажный дом зажиточного крестьянина Федора Коровина, построенный еще в начале девятнадцатого века.

Если вы очень вежливо попросите, то, возможно, хозяйки дома, крепкая старуха и ее внучка, расскажут вам его удивительную историю. Может быть, они даже позволят вам войти на кухню, чтобы вы своими глазами увидели огромный двухсотлетний сундук, где их предок хранил плотницкий инструмент, и расскажут, чем поветь отличается от подклета. Только, пожалуйста, постарайтесь не упоминать в этом доме ни о каких музеях! Иначе хозяйки попросту выставят вас за ворота. Во всяком случае, крепкая старуха это сделает наверняка!

Небольшое пояснение к пояснению уже довольно большому

Когда рукопись была закончена, я, как и положено, отправил ее в издательство. Через неделю главный редактор позвонил мне и сказал:

— Ваша история мне понравилась. Но боюсь нынешние дети не поймут всех этих подклетей и охлупеней. Не могли бы вы, ну, э-э, написать нечто вроде словарика к книге?

Я пообещал попробовать. Но пообещать это одно, а написать совсем другое. Ведь словари пишут специалисты. А я, хоть и прочитал несколько статей по северной архитектуре, не мог похвастаться обширными знаниями в этом вопросе. Как же я буду писать словарь?

И вдруг меня осенило. Я сел за компьютер и написал письмо Ивану Михайловичу Омельянову с просьбой прислать материалы, где бы в доступной форме объяснялись особенности вологодской архитектуры. Вечером того же дня пришел ответ. К моей радости в письме содержалась большая статья Омельянова. Она называлась «Вологодское зодчество в контексте развития российского государства». Однако когда я начал ее читать, моя радость исчезла. Вот отрывок из статьи.

«Истоки русской народной резьбы, по мнению ряда крупных специалистов, уходят корнями в скандинавскую мифологию и язычество. Например, солярный знак — явный языческий символ. Тоже можно сказать и про резного коня, который завершал крышу дома и именовался охлупенем. Он, очевидно, также происходит из дохристианских обычаев и является протекционной деталью декора».

В новом письме я вежливо попытался объяснить Ивану Михайловичу, что я пишу книгу для младших школьников, а чтобы понять его статью, нужно не только закончить школу, но и желательно получить хотя бы одно высшее образование. Для большей ясности я прикрепил к сообщению свою повесть. В ответ Омельянов прислал письмо, где особенно часто повторялись слова «профанация» и «дискредитация». Короче говоря, он был очень сердит.

Неделю от него не было ни слуху, ни духу. Я уже хотел махнуть рукой на это пояснение и предложить книгу другому издательству, когда вдруг получил от Ивана Михайловича новое послание. На этот раз он написал то, что нужно!

Пояснение к книге Станислава Востокова «Фрося Коровина»

Составлено директором Вологодского музея деревянного зодчества, заслуженным деятелем культуры, Иваном Михайловичем Омельяновым.

Когда-то в нашей стране все постройки были деревянными. Конечно, дома из дерева строят и теперь. Но в наше время их делают на больших заводах и комбинатах, а потом разбирают и развозят по разным городам. Поэтому и на севере и на юге страны нередко попадаются одинаковые дома. А раньше в каждой деревне были свои зодчие. И дома в Архангельске строили не так как Вологде, а в Вологде не так, как в Ярославле. За много столетий каждый край страны создал свою архитектуру, которая лучше всего подходит к его климату.

Зодчий мог построить избу при помощи одного топора. Пилою раньше не пользовались, потому что распиленное дерево впитывает воду, а в разрубленном бревне сосуды и поры перекрываются, и дерево остается сухим. Для строительства использовали ель, сосну или лиственницу. Эти породы хорошо сохраняют тепло дома в зимнее время, а летом создают приятную прохладу. Но не каждое дерево годилось для постройки жилища! Согласно поверьям, нельзя было использовать деревья, растущие на перекрестках и заброшенных дорогах. Считалось, что такие бревна могут выскочить из стены и придавить хозяев дома. Разметив на земле план будущей постройки, зодчий укладывал на камни или песок первый ряд бревен или, иначе говоря, первый венец. При этом, по древнему обычаю, «на счастье» под углы дома прятали монетку, шерсть, зерно и ладан. Перед тем как положить следующий венец, бревна прокладывали мхом, чтобы потом в жилище не попадала влага. Уложенные друг на друга ряды венцов образовывали сруб, нечто вроде комнаты в привычной нам квартире. Нередко первый этаж состоял из двух срубов. Он назывался подклет. Нижняя часть дома редко бывала жилой. Обычно тут располагались кладовые и погреба, гораздо реже, как в доме Федора Коровина, мастерские. В нежилых подклетах устраивались маленькие «волоковые» окна, которые заволакивались, то есть закрывались, специальными досками. Пол был бревенчатым или земляным. На последний венец подклета клалась главная несущая балка — матица, а на нее потолок из колотых пополам бревен.

Потом начиналось строительство второго, жилого этажа. В отличие от первого он был теплым. Здесь находились изба и горница. В избе ставилась большая печь. Она и дала имя этому помещению, которое в древности назвалось «истба» или «истопка» от глагола «топить». Это было главное место в доме. Здесь уже в стенах прорубались большие, «красные», окна. Рядом, на том же этаже находилась горница. Ее название происходит от слова «горний», то есть «верхний». Горница отапливалась печным боком, который входил в нее из соседнего помещения. Тут обычно женщины занимались рукоделием.

Чтобы тепло лучше сохранялось, стены и потолки жилой части дома обивались полотном или войлоком, обшивались тесом, то есть тонкими досками. Для того же окна на ночь закрывались снаружи ставнями, а изнутри втулками — деревянными щитами, обитыми войлоком или сукном. По тому открыты ставни или закрыты, можно было узнать: спят хозяева или уже встали, дома они или уехали по делам. Снаружи стыки между окнами и стенами закрывали накладными досками с резным орнаментом — наличниками. Они не только украшали дом, но и защищали его от потери тепла и проникновения влаги.

В центре избы помещался обеденный стол, а вдоль стен — лавки. Над ними крепились полки для шляп, книг и прочего мелкого имущества. Такая полка называлась «воронец». Одежду и разную утварь хранили в больших сундуках, вроде сундука Федора Коровина, который не раз упоминается автором книги. С 19 века в крестьянских избах стали появляться шкафы и стулья.

Но продолжим строительство нашего воображаемого дома.

Над вторым этажом ставился терем или по-другому светелка. Именно здесь в доме Федора Коровина находится спальня. Обогревались такие помещения дымоходом, который шел из избы на крышу. К светелке пристраивался балкон-выходец с резными перилами и решетками.

Теперь перейдем к крыше.

На треугольные завершения передней и задней стены укрепляли длинные бревна — слеги. Верхняя называлась «князевой», а к нижним крепились деревянные крюки из выкорчеванных с корнем молодых елей. Обычно зодчий придавал этим крюкам вид птичьих голов, поэтому они назывались «курицами». На них укладывались потоки — деревянные желоба для отвода воды. Слеги покрывались трехслойной крышей. Сначала клался тес, затем береста, которая защищала дом от влаги, а поверх дранка — двухметровые колотые дощечки. Чтобы дранку не унесло ветром, она прижималась к скатам легкими бревнами — гнетами. Наконец на верхнюю точку дома, князеву слегу, укладывалось массивное корытообразное бревно, тот самый охлупень о котором так много и не всегда к месту говорит автор произведения. Название этой детали происходит от слова «охлоп», так наши предки называли крышу. Обращенному к улице концу охлупеня зодчий придавал вид головы коня, птицы или оленя. Считалось, что такое изображение защищает хозяев от злых духов, болезней и неурожаев. Поскольку чаще всего охлупень имел вид головы коня, то со временем верхнюю часть кровли стали называть «коньком». Торец крыши украшали длинными резными досками — причелинами, которые шли влево и вправо от охлупеня, словно крылья летучего коня. Стык между ними закрывался «полотенцем». Эта короткая, с красивым орнаментом доска, находилась точно под охлупенем. Свое название она получила за то, что напоминает расшитое узорами крестьянское полотенце.