Лесная смерть, стр. 36
Элен приготовила фрикадельки с картофельным пюре, очень быстро. Виржини — судя по всему, она еще не в курсе происшедшего — играет у себя в комнате. Поль смотрит по телевизору местные новости. Когда он вернулся с работы, Элен тут же бросилась к нему. Похоже, он обнял ее, ибо какое-то время они молчали. Потом он сказал: «Пожалуй, мне стоит пропустить стаканчик; чувствую себя вконец измотанным». Слышно было, как булькает виски, как падают в стакан кусочки льда. Затем — мягкий звук: его тяжелое тело опустилось на диван.
— Ну как, Лиз, можете вы себе такое представить? Вот уж никак не ожидал… Просто невероятно…
Подчас я чуть ли не рада бываю своей неспособности говорить. Ибо она дает мне возможность оставаться бесстрастной. По телевизору идет тот же репортаж, что и днем. Элен хлопочет на кухне.
— Виржини! Пора ужинать!
— Ты рассказала ей? — тихонько спрашивает Поль.
— Нет, храбрости не хватило.
— Нужно все-таки сказать ей об этом.
— Но Поль, если только она узнает, в чем обвиняют Стефана…
— Нельзя скрывать правду от детей.
— О чем это вы тут шепчетесь? А, папа?
Виржини уже тут как тут — прибежала вприпрыжку из своей комнаты.
— Послушай, дорогая, мы должны сообщить тебе кое-что про Стефана.
— Он вернулся?
— Не совсем так. Он… с ним произошел несчастный случай, — произносит Поль тем особым мягким голосом, которым имеет обыкновение разговаривать с дочерью, именно этот голос и пленил меня в самом начале нашего знакомства.
— Он в больнице?
— Он умер, дорогая: теперь он уже на небесах.
— Вместе с Рено? В таком случае, ему здорово повезло!
Воцаряется тишина: родители явно озадачены реакцией ребенка. Когда же наконец они решатся признать тот простой факт, что девочке крайне необходима помощь специалиста-психолога?
— И что за несчастный случай с ним произошел?
— Дорожная авария.
— А ребята в школе говорят, будто это он убивал детей…
— Что? — изумляется Элен.
— Да, но я-то знаю, что это — неправда, поэтому мне наплевать на их болтовню. А что у нас на ужин?
— Пюре с фрикадельками, — машинально отвечает Элен.
— Классно!
И все мы принимаемся лениво жевать фрикадельки — за исключением Виржини, которая отсутствием аппетита явно не страдает.
После ужина она подбирается ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, и тихонько шепчет:
— Сегодня вечером я позову Рено, чтобы узнать, встречался ли он уже со Стефаном. А то, может быть, ему нужно помочь вознестись на небеса… Спокойной ночи!
Если в один прекрасный день я вновь обрету способность двигаться, то первым делом схвачу эту девчонку покрепче и буду трясти ее до тех пор, пока не вытрясу из нее всю правду.
Интересно, который час? Почему-то я вдруг проснулась. Но кажется, сейчас еще отнюдь не утро. Уж слишком тихо вокруг. Что же могло меня разбудить? Я внимательно вслушиваюсь в окружающую тишину.
— Элиза!
Сердце мое на мгновение замирает, однако почти тут же я осознаю, что голос принадлежит Виржини.
— Элиза, если ты проснулась, то подними палец.
Я поднимаю палец.
— Рено говорит, что Стефана убила Лесная Смерть. Чтобы наказать его за то, что он вмешивался в ее дела. Ты меня слышишь?
Я вновь приподнимаю палец.
— Рено сейчас здесь, со мной. Он говорит, что ты очень хорошенькая. А еще говорит, что если бы ты была мертвой, то из тебя получилась бы очень хорошенькая покойница.
Я тут же представляю себе склонившуюся надо мной Виржини, замерший у нее за спиной призрак умершего брата, сама же она — очень бледная, в белой ночной сорочке, сжимает в руках огромный нож, намереваясь вонзить мне его прямо в сердце, приговаривая при этом: «очень хорошенькая покойница»… Нет, эта девчонка определенно сведет меня с ума — вот уже и мурашки по телу побежали.
— Рено проголодался, ему очень хочется того шоколадного торта, что приготовила мама. Сейчас я отведу его к холодильнику.
Вот-вот: уведи его поскорее, убирайся отсюда!
— Все будут говорить, будто детей убивал Стефан, но это неправда. Рено знает это, и ты тоже; только мы трое и знаем об этом. По-моему, это очень даже хорошо, потому что Рено — мертвый, я — живая, а ты — и не совсем мертвая, и не совсем живая; нечто среднее… Ну ладно, мы пошли. Я только хочу сказать тебе еще одну вещь… Не надо бояться умереть: Рено говорит, что это не так уж и плохо…
Спасибо, я просто в восторге. Легкие, почти неслышные детские шаги удаляются. Пытаюсь дышать поглубже. Несчастная девчонка разгуливает ночью по дому в бредовом состоянии. Что ж. Забудем эту ночную интермедию. Нужно немедленно уснуть, иначе все эти мысли опять меня одолеют.
— Виржини, это ты?
Голос Элен.
— Я ходила пописать, мама.
— Быстро ложись в постель!
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дорогая. Это Виржини, — добавляет она тихонько.
— Не нравится мне, что она вот так бродит по ночам… — замечает Поль.
Оба они говорят шепотом, но в ночной тишине до меня отчетливо доносится каждое слово.
— Элен…
— Что?
— Элен, нам нужно поговорить.
— Сейчас слишком поздно для разговоров…
— Элен, ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что Стефан умер?
— Что это на тебя вдруг нашло? Черт, издеваешься ты надо мной, что ли?
— Потише, пожалуйста, иначе Элизу разбудишь.
— Наплевать, мне уже порядком надоело, что она тут болтается; уверен, что она все время за нами шпионит.
— Однако этим летом ты не очень-то был похож на человека, которому она сколько-нибудь надоела…
— Да ты просто дура!
— Ну почему? Или ты хочешь сказать, что на самом деле она тебе не нравится? И полагаешь, будто я в упор не замечала твоих маленьких хитростей — когда ты, к примеру, нежно поглаживал ее затылок или еще что-нибудь в том же духе?
Значит, это был он! Теперь-то я совершенно уверена: тогда, на диване, это был он, грязный извращенец!
— Ради всего святого, Элен: неужели мы не можем поговорить серьезно?
— Мы уже говорим, разве не так?
— Ох, ну ладно; считай, что я вообще ничего не говорил, забудь об этом.
Должно быть, они закрыли дверь, потому что мне ничего больше не слышно. О чем же хотел поговорить с женой наш порочный Поль? Во всяком случае ясно одно: как женщина я ему уже больше не интересна. Конец всем «дружески» ласковым прикосновениям и любезным словам. Чувствую себя этакой навязавшейся в гости престарелой тетушкой: все ждут не дождутся, когда же она наконец изволит свалить из этого дома.
Остается лишь лежать да считать баранов.
10
— Доброе утро, Элиза, надеюсь вы хорошо выспались?
Я резко просыпаюсь. Заснула я, кажется, на три тысячи двести пятьдесят пятом баране, поэтому чувствую себя так, словно только что свалилась с луны.
— Погода сегодня просто чудесная. Прекрасный осенний денек, — продолжает Элен, открывая ставни.
Не понимаю, зачем она попусту тратит время, открывая и закрывая их, — ведь для меня от этого ничего не меняется.
Звонок в дверь.
— Ох, там кто-то пришел. Я скоро вернусь.
Надеюсь, что очень скоро: страшно хочется писать.
Снизу доносится мужской голос, и я невольно прислушиваюсь. Флоран Гассен. Интересно.
— Искренне сожалею, что пришлось побеспокоить вас в такую рань, но мне крайне необходимо задать несколько вопросов — и вам, и вашему мужу.
— Муж уже уехал: прежде, чем отправиться в банк, он отвозит в школу Виржини.
— Вот как; ну что ж. Послушайте, это вовсе не официальный визит; просто мне хотелось бы знать, не доходили ли до вас слухи о том, будто Софи Мигуэн изменяла мужу…
— Хотите кофе?
— Гм… Нет, спасибо.
— Садитесь, прошу вас. И извините, ради Бога: мне нужно отлучиться на минутку; я скоро вернусь.
— Гм… Да, пожалуйста.
Элен вихрем влетает в мою комнату.