Дверь № 3, стр. 92
33
– Я ушел с ней, потому что любил ее.
Мой двойник подошел к Лоре и обнял ее. Неужели я так хожу – косолапо, ссутулившись, будто привык вечно пригибаться, входя в дверь?
– Уходи, – бросила мне Лора через его плечо. – Ты призрак, ты никто!
– Ты холок, – прошипел я двойнику. – Вес это ложь! Он обернулся.
– Мысль разумная, так вполне могло бы быть, но все-таки… Я – это ты, Джон.
– Докажи!
– Как? – снова улыбнулся двойник.
Подумав с минуту, я понял, что он прав. Будь я на его месте, и то не сумел бы доказать. Так или иначе, думал он так же, как я. Наш обмен репликами вполне мог бы сойти за монолог перед зеркалом. Кроме того, в отличие от Лоры он смотрел мне прямо в глаза, точно зная, где я нахожусь.
Двойник бережно уложил Лору и укрыл одеялом. Легко прикоснулся к ее животу, она накрыла его руку своей.
– Спи, любовь моя, – шепнул он. – Я поговорю с ним.
– Нечего его ублажать! – вскинулась Лора.
– Ш-ш… Не расстраивай ребенка. – Он нежно поцеловал ее в лоб.
Она обвела взглядом комнату, пытаясь определить, где я. Потом гордо выпятила живот, обняв его, словно с боем добытый трофей, и торжествующе произнесла:
– Наш ребенок!
Вся сцена напоминала живописную семейную композицию, написанную художником, в распоряжении которого были лишь различные оттенки зеленого. Такой я в последний раз увидел Лору – лысой, без бровей, с огромным животом. Изумрудные глаза, столь выделявшиеся в моем сереньком рабочем кабинете, совсем терялись в фантастическом подводном царстве среди зеленых стен, пола и потолка. Казалось, я смотрю сквозь очки с зелеными стеклами.
Такое счастливое семейство… Кто бы на моем месте решился погубить их жизнь? Может, просто уйти, оставить все как есть? В конце концов, это ведь только сон. Наверное, Лора права, и я здесь беспомощен. Мне стало все безразлично, на сердце навалилась тяжесть, словно с сильного похмелья. Да, конечно, можно взять пульт и переключить канал. Проснуться в другом мире… Только зачем? Куда мне спешить? Здесь совсем неплохо, можно и задержаться немного, а если станет скучно, поохотиться на «овощей», как называл их Сол… Остальное – его проблемы. Черт побери, он меня втянул в эту историю, пусть теперь сам и решает, как быть… Аймиш? Да пускай смотрит, что мне с того. Пускай федералы делают что хотят: врываются в номер, хватают Сола, Ванду, меня… Подумаешь! Все надоело, все…
Я повернулся и медленно поплыл по коридору, как воздушный шарик, сам не зная куда.
– Эй! – послышался голос за спиной. Опять этот двойник. Я не стал оглядываться.
– Эй, стой! – Он бежал за мной. Догнав, схватил – не спрашивайте как – и поднес к лицу, вглядываясь в меня, словно гадалка в хрустальный шар. – Джон! Джон!
– Чего надо? – раздраженно бросил я.
– Прекрати немедленно! Ты ведешь себя как холок!
– О чем ты? – вздохнул я. – Оставь меня в покое.
– Хватит! – крикнул он.
– Что тебе от меня нужно?
– Только выслушай меня, и все! Пожалуйста!
– Ладно, – вздохнул я.
– Пойдем со мной.
Двойник отпустил меня, прошел несколько шагов и раздвинул стену. Там оказалась крошечная комната снов, такой же куполообразной формы, как и все остальные. Сел, скрестив ноги, прямо на пол и подождал меня. Я остановился перед ним.
– Глупый сон, – вяло проговорил я. – Надоело все…
– Прекрати! – заорал он во весь голос.
– Ты выиграл, подонок! Все кончено, чего тебе еще паю?
– Вот так-то лучше, – улыбнулся двойник. – Я уж думал, ты совсем никакой. – Он огляделся. – Здесь трудно. Приходится все время бороться. Это как сонная болезнь. Я всего месяц здесь, а все еще не привык… Эй!
– Что? – встрепенулся я.
– Следи за собой, а то заснешь, и тогда все пропало!
Я горько рассмеялся. Мне вспомнились университетские сессии, когда мы готовились к экзаменам ночи напролет, засыпая друг друга вопросами. Мой приятель Тимоти, здоровенный бугай из Гросс-Пойнта, то и дело прикладывался к бутылочке, а я не мог. Меня все время клонило ко сну, и…
– Эй!!!
В дверную щель просунулась голова холока, но мой двойник что-то сердито прорычал, и тот исчез.
– Боже мой! Они как официанты – никак не могут оставить в покое. – Он повернулся ко мне. – Джон, я хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно!
– Зачем? Это ведь только сон.
– Да, сон! Только если не выслушаешь, это будет твой последний сон.
Я вздохнул.
– Покурить бы…
– Понимаю, – сочувственно кивнул он. – Я бы полмира отдал за пачку «Салема».
– У меня вопрос… – начал я.
– Да?
– Если все уже закончилось, то к чему тебе было предупреждать Хогана и спасать меня в отеле?
Он улыбнулся.
– Я этого еще не делал. Сделаю или нет, зависит оттого, как ты ответишь на мой вопрос. Трудный вопрос, не спеши отвечать. Думай сколько угодно.
– Ну?
– Ты меня любишь?
– О боже… – До чего же идиотский сон.
– Вопрос не так глуп, как кажется.
Мне хотелось послать его к черту. С другой стороны, кому, как не мне, разгадывать подобные головоломки. Люблю ли я сам себя? М-да…
– Не знаю, – протянул я.
– Зато я знаю, – кивнул он. – Не любишь. Ты никогда не любил себя, потому что разочаровал первого человека в своей жизни, который тебя любил. А потом так себя и не простил.
– Мать? – рассмеялся я. – Еще чего! Это она так и не простила меня!
– Неправда! Она извинилась. Тогда, в больнице, помнишь?
Египетская гробница, светящееся золотом тело, ледяные руки… Тогда она в последний раз назвала меня по имени. «Прости меня, Джон», – эти последние слова, казалось, отняли у нее те последние силы, которые еще оставались.
– Так вот что она имела в виду? То, что держала все это в себе так долго?
– Да. И не только.
Я вздрогнул, вспомнив про колодец.
– Как может мать творить такое с собственным ребенком? Зачем?
Он опустил голову.
– Она была больна.
– Я… я никогда об этом не вспоминал.
– Тем не менее оно осталось в тебе на всю жизнь и сделало тебя тем, кто ты есть. А вот я…
– Что?
– Я все помнил. Я и есть все то, о чем ты забыл, та жизнь, о которой ты не помнишь. И я знаю, как тому ребенку удалось пережить то, что случилось у колодца. Только таким способом он смог переварить тот ужас, боль и ощущение предательства со стороны самого любимого человека. Он обвинил во всем себя.