Один плюс один, стр. 72

О мистере Николсе Джесс не говорит.

Я не мог поверить, что после того, что между ними было, все может так закончиться. Только что они казались по-настоящему счастливыми и вдруг разбежались. Я думал, у взрослых таких проблем не бывает. Ну и смысл взрослеть?

Я подошел и обнял ее. Возможно, в вашей семье это мало что значит, но не в моей. Глупо, но это единственное, чем я мог ей помочь.

Собственно, вот чего я не понимаю. Я не понимаю, как наша семья может делать все в принципе правильно и при этом вечно оказываться в дерьме. Моя младшая сестра ужасно умная, добрая и вообще чертов гений, но почти все, что она любит, исчезло только потому, что она немного не такая, как все. Я не понимаю, почему она просыпается в слезах, почему ее мучают кошмары, а я вынужден лежать без сна и слушать, как мама бредет по лестничной площадке в четыре утра, пытаясь ее успокоить, и почему она торчит дома весь день, хотя наконец потеплело, и боится выходить на улицу – вдруг Фишеры вернутся за ней. И почему через шесть месяцев она пойдет в школу, главный принцип которой – будь как все, не то получишь по шее, как твой придурковатый брат. Я представляю Танзи без математики, и мне кажется, что Вселенная сошла с ума. Это как… Дживс без Вустера или джин без тоника. Я просто не могу представить, кем станет Танзи, если больше не будет заниматься математикой.

Я не понимаю, почему я только-только научился спать, а теперь лежу без сна, прислушиваясь к несуществующим звукам внизу, и почему, когда мне нужно сходить в магазин за газетой или конфетами, меня подташнивает и приходится бороться с желанием оглянуться.

Я не понимаю, почему большому, бесполезному, сентиментальному псу, никогда не делавшему ничего плохого, разве что пускавшему на всех слюни, пришлось остаться без глаза и с перекрученными внутренностями только потому, что он пытался защитить любимого человека.

Но главное, я не понимаю, почему хулиганы, воры и люди, которые все портят, – подонки – остаются безнаказанными. Мальчишки, которые пинают тебя по почкам, чтобы отобрать деньги на обед, полицейские, которым кажется забавным обращаться с тобой как с идиотом, дети, которые изводят любого, кто хоть немного от них отличается. Или мажоры на соревновании по математике, или тупые невежественные идиоты, не понимающие разницы между логином и паролем. Или папаши, которые бросают семью и начинают новую жизнь, благоухающую освежителем воздуха, с женщиной, которая водит «тойоту», живет в новеньком четырехкомнатном доме и смеется над их дурацкими шутками, как будто они дар Божий, а не сукины дети, вравшие всем, кто их любит, целых два года. Целых два года.

Мама всегда говорила нам, что хорошие вещи происходят с хорошими людьми. Знаете что? Она больше этого не говорит.

Извините, если этот блог стал совсем унылым, но такая уж у нас теперь жизнь. Моя семья – вечные неудачники. На интересную историю не тянет, верно? Скорее, чертов назидательный рассказ.

35. Джесс

Полиция явилась на четвертый день после несчастья с Норманом. Джесс следила через окно гостиной, как сотрудница полиции идет по садовой дорожке, и страшилась, что она явилась сообщить о смерти Нормана. Молодая женщина; рыжие волосы стянуты в аккуратный хвостик. Джесс ее раньше не видела.

Когда Джесс открыла дверь, гостья сказала, что пришла из-за сообщений о ДТП.

– Этого мне только не хватало. – Джесс пошла обратно по коридору на кухню. – Водитель собирается подать на нас в суд за повреждение машины?

Найджел предупредил ее, что это возможно. В ответ она рассмеялась.

Сотрудница полиции заглянула в свой блокнот:

– Пока вроде бы не собирается. Машина почти не пострадала. К тому же, возможно, он превысил скорость. Я, собственно, хочу уточнить, что именно произошло перед несчастным случаем. У нас есть показания свидетелей…

– А смысл? – Джесс повернулась обратно к посуде. – Полиция никогда ничего не предпринимает.

Она знала, на кого сейчас похожа – на половину обитателей района. Враждебная, колючая, обиженная. Ей было уже все равно. Но сотрудница полиции была слишком юной и полной желания изменить мир, чтобы играть в эти игры.

– И все же не могли бы вы рассказать, что случилось? Это отнимет не больше пяти минут.

И Джесс все ей рассказала ровным тоном человека, который больше не надеется, что ему поверят. Рассказала о Фишерах, об истории их отношений, о том, что теперь ее дочь боится играть в собственном саду, хотя Джесс заделала дыру в заборе. Рассказала о своем глупом псе размером с корову, которому ветеринары выписывают счет за счетом – с тем же успехом можно было заказать ему номер-люкс в шикарном отеле. Рассказала, что ее сын мечтает убраться из города, но из-за Фишеров, превративших выпускной год в кошмар, шансы невелики.

Сотрудница полиции не выглядела скучающей. Она стояла, прислонившись к кухонным шкафчикам, и строчила в блокноте. Затем попросила Джесс показать забор. Джесс поленилась выходить на улицу.

– Вон там, – указала она через окно. – Я забила дыру светлыми досками. А несчастный случай, назовем его так, произошел примерно в пятидесяти ярдах правее.

Джесс посмотрела вслед сотруднице полиции и повернулась к раковине. Айлин Трент жизнерадостно помахала Джесс через забор, волоча за собой тележку, но заметила сотрудницу полиции, пригнула голову и торопливо зашагала в обратную сторону.

Констебль Кенворти провела на улице почти десять минут. Джесс практически забыла о ней. Она разгружала стиральную машину, когда сотрудница полиции вернулась в дом.

– Миссис Томас, можно задать вам вопрос? – Она закрыла за собой заднюю дверь.

– Это ваша работа, – ответила Джесс.

– Наверное, вас спрашивали уже много раз. Но ваша камера видеонаблюдения… Нет ли в ней пленки?

Джесс просмотрела запись три раза, когда констебль Кенворти вызвала ее в участок. Они сидели на пластиковых стульях в комнате для допросов номер три. У Джесс кровь стыла в жилах: крошечная фигурка со сверкающими блестками на рукавах медленно идет по краю экрана, останавливается поправить очки на носу. Машина замедляет ход, открывается дверца. Один, двое, трое парней. Язык тела Танзи. Шажок назад, нервный взгляд за спину, на дорогу. Поднятые руки. Парни бросаются на нее, и Джесс закрывает глаза.

– Я бы сказала, что это весьма убедительное доказательство, миссис Томас. И запись хорошего качества. Служба уголовного преследования будет в восторге, – жизнерадостно сообщила констебль Кенворти, и Джесс сперва не поняла, что она говорит серьезно. Что кто-то принимает их всерьез.

Поначалу Фишер, разумеется, все отрицал. Заявил, что они просто «шутили» с Танзи.

– Но у нас есть ее показания. И два свидетеля, которые готовы выступить на суде. И копии страниц аккаунта Джейсона Фишера в «Фейсбуке», на которых он обсуждает, как это сделает.

– Сделает что?

Улыбка констебля поблекла.

– Нечто плохое с вашей дочерью.

Джесс не стала больше ничего спрашивать.

В полицию поступил анонимный донос, что Фишер использует собственное имя в качестве пароля. Вот кретин, сказала констебль Кенворти. Честное слово, прямо так и сказала!

– Между нами, – сказала она, провожая Джесс к выходу, – взлом аккаунта в суде не одобрят. Но это укрепило наши позиции.

Сперва газеты писали о деле в туманных выражениях. «Несколько местных юношей арестованы за нападение на несовершеннолетнюю и попытку похищения». Но на следующей неделе газеты назвали всех поименно. Очевидно, семейству Фишеров велели съехать из муниципального дома. Они изводили не только Томасов. Жилищно-строительная ассоциация заявила, что «этой семье давно было вынесено последнее предупреждение».

Никки прочел статью из местной газеты вслух за чаем. Все мгновение помолчали, не веря собственным ушам.

– Там правда написано, что Фишерам придется уехать?

– Именно так и написано, – подтвердил Никки.

– Но что с ними будет? – спросила Джесс, не донеся вилку до рта.