Один плюс один, стр. 50

Ее лицо немедленно расслабилось.

– О! Мигрень. Сочувствую. Ужасная штука. У вас есть лекарства?

Эд покачал головой, не доверяя собственному голосу.

– Я так и знала, что дело неладно. – Официантка постояла перед ним. – Сейчас.

Она подошла к стойке, держась за затылок с замысловатым пучком. Наклонилась, нащупала что-то невидимое и медленно вернулась к Эду. Оглянулась и бросила на стол две таблетки в фольге:

– Разумеется, я не должна давать клиентам таблетки, но эти просто отличные. Мне больше ничего не помогает. Только не пейте кофе, от него еще хуже. Я принесу воды. – (Моргая, Эд посмотрел на нее, затем на таблетки.) – Не бойтесь. Ничего противозаконного. Просто таблетки от мигрени.

– Вы очень добры.

– Подействует минут через двадцать. Но потом – о! Какое облегчение!

Официантка улыбнулась, сморщив нос. Эд заметил, что у нее добрые глаза. И милое открытое лицо. Опыт еще не стер с него живые эмоции.

Девушка забрала его кофе, словно чтобы защитить его от самого себя. Эд вспомнил Джесс. Хорошие вещи случаются. Порой когда их меньше всего ждешь.

– Спасибо, – тихо сказал он.

– Пожалуйста.

И в этот миг зазвонил его телефон, взорвав тишину придорожного кафе. Эд поспешно приглушил звук, глядя на экран. Номер незнакомый.

– Мистер Николс?

– Да?

– Это Никки. Никки Томас. Э-э-э. Мне ужасно неловко вас беспокоить. Но нам нужна ваша помощь.

21. Никки

Никки было очевидно, что это плохая идея, с тех пор как они припарковались. Все остальные дети – за исключением, быть может, одного или двух – были мальчиками. Все до единого были как минимум на два года старше Танзи. Большинство, похоже, были не понаслышке знакомы со шкалой Аспергера [14]. У них были шерстяные куртки, неудачные стрижки, скобки, мятые рубашки настоящего среднего класса. Их родители ездили на «вольво».

Томасы были захудалым мини-маркетом, а они – большим дорогим гастрономом, Томасы были кетчупом сомнительной марки, а они – песто. Танзи в розовых брюках и джинсовой куртке с блестками и войлочными цветами, нашитыми Джесс, была настолько неуместна среди них, как будто ее высадили прямиком из открытого космоса.

Никки знал, что сестренке не по себе, еще до того, как Норман сломал ее очки. Она становилась все тише и тише, замыкаясь в крохотном мирке нервозности и тошноты. Никки пытался ее расшевелить – между прочим, потрясающая самоотверженность, учитывая, как от нее воняло, – но, когда они добрались до Абердина, она настолько глубоко замкнулась в себе, что достучаться до нее было невозможно. Джесс так сосредоточилась на дороге, что ничего не замечала. Все ее мысли были о мистере Николсе, очках и гигиенических пакетах. Ей и в голову не приходило, что дети из частных школ могут быть такими же жестокими, как и дети из Макартурз.

Джесс стояла у стола и регистрировала Танзи, чтобы забрать бирку с ее именем и бумаги. Никки изучал телефон мистера Николса, стоя с Норманом в стороне, чтобы пес никому не мешал, и потому не обратил внимания на двух мальчиков, которые подошли к Танзи, пока она пыталась разглядеть схему рассадки у входа в аудиторию. Никки ничего не слышал, потому что «Депеш мод» в наушниках заглушал все вокруг. Внезапно он заметил удрученное лицо Танзи. И вытащил один наушник.

Мальчик со скобками медленно оглядел ее сверху вниз:

– Ты попала по адресу? Съезд фанаток Джастина Бибера дальше по шоссе.

Тощий мальчик засмеялся.

Танзи смотрела на них круглыми глазами.

– Ты уже бывала на олимпиадах?

– Нет, – ответила она.

– Неужели? Насколько я знаю, участники олимпиад редко носят меховые пеналы. Ты захватил свой меховой пенал, Джеймс?

– Кажется, забыл. О боже!

– Его сшила для меня моя мама, – сухо ответила Танзи.

– Его сшила для тебя твоя мама. – Мальчишки переглянулись. – Это твой счастливый пенал?

– Ты что-нибудь знаешь о теории струн?

– Скорее, она в курсе теории стрингов. Или… Слушай, Джеймс, а чем это воняет? Вроде рвотой? Кажется, кто-то немного нервничает?

Танзи опустила голову и метнулась мимо мальчишек в туалет.

– Это мужской! – крикнули они и засмеялись.

Никки пытался привязать ошейник Нормана к батарее. Когда мальчишки направились в главный зал, он выступил вперед и положил руку на затылок мистера Скобки.

– Привет, дружок. ПРИВЕТ.

Мальчик развернулся. Его глаза широко распахнулись. Никки приблизился к нему и понизил голос до шепота. Внезапно он порадовался, что у его кожи нездоровый желтоватый оттенок, а на щеке – шрам.

– Приятель. На пару слов. Еще раз заговоришь с моей сестрой подобным образом – с чьей угодно сестрой, – и я лично вернусь сюда и завяжу тебе ноги комплексным уравнением. Понял?

Тот кивнул, открыв рот.

Никки окинул его своим коронным Взглядом Психопата Фишера. Достаточно, чтобы парень сглотнул, дернув кадыком.

– Что, не нравится нервничать?

Мальчик покачал головой.

Никки похлопал его плечу:

– Хорошо. Рад, что мы прояснили этот вопрос. А теперь иди и считай свои циферки. – Он развернулся и пошел к туалету.

Один из учителей с вопросительным видом заступил ему дорогу, подняв руку:

– Прошу прощения? Мне показалось, что ты…

– …пожелал ему удачи? Да. Чудесный ребенок. Просто замечательный. – Никки покачал головой, как бы в восхищении, и направился в мужской туалет за Танзи.

Когда Джесс и Танзи вышли из женского туалета, блузка Танзи была мокрой – Джесс оттирала ее водой с мылом. Бледное лицо Танзи пошло пятнами.

– Танзи, не обращай внимания на этих мелких говнюков, – сказал Никки, вставая. – Он просто пытался выбить тебя из колеи.

– Кто это был? – с каменным лицом спросила Джесс. – Покажи мне его, Никки.

Ну конечно. Если Джесс сейчас развопится, это будет замечательным началом олимпиады для Танзи.

– Я… э… его не запомнил. В любом случае я с ним разобрался.

Ему понравилось, как это звучит. «Я с ним разобрался».

– Но я ничего не вижу, мама. Что мне делать, если я ничего не увижу?

– Мистер Николс купит тебе новые очки. Не беспокойся.

– А если не купит? Если он вообще не вернется?

«Я бы на его месте не вернулся, – подумал Никки. – Мы едва не уничтожили его прекрасную машину. И он постарел лет на десять за время поездки».

– Он вернется, – сказала Джесс.

– Миссис Томас! Пора начинать. Через тридцать секунд ваша дочь должна занять свое место.

– Послушайте, нельзя ли отложить начало на пару минут? Ей позарез нужны очки. Она ничего не видит без очков.

– Нет, мадам. Если она не займет свое место через тридцать секунд, боюсь, придется начинать без нее.

– Тогда можно я пойду с ней? Я могу читать ей вопросы.

– Но я не могу писать без очков.

– Тогда я буду писать за тебя.

– Мама…

Джесс знала, что проиграла. Она посмотрела на Никки и едва заметно покачала головой, как бы признаваясь: я не знаю, что делать.

Никки присел на корточки рядом с сестрой:

– У тебя все получится, Танзи. Все получится. Ты можешь решать задачки, даже стоя на голове. Просто держи бумагу поближе к глазам и никуда не торопись.

Танзи подслеповато смотрела на аудиторию. Дети рассаживались по местам, выдвигали стулья, раскладывали перед собой карандаши.

– И как только мистер Николс вернется, мы принесем тебе очки.

– Правда. Иди и сделай, что сможешь, а мы подождем тебя здесь. Норман будет ждать тебя за соседней стеной. Все мы будем. А потом мы где-нибудь пообедаем. Волноваться не о чем.

К ним подошла женщина с планшетом для бумаг:

– Ты собираешься участвовать в соревновании, Костанза?

– Ее зовут Танзи, – сказал Никки.

Женщина, похоже, не услышала. Танзи молча кивнула и позволила отвести себя за стол. Она выглядела чертовски маленькой.

– У тебя все получится, Танзи! – внезапно выкрикнул Никки. Его голос заметался между стенами аудитории, так что мужчина в ее глубине зацокал языком. – Мяч в сетке, малявка!