Пятая волшебница, стр. 86
В надежде, что это поможет ей не уснуть, Шайлиха попыталась вспомнить слова Фейли. «Кошмарные сны — наказание за ложные воспоминания, от которых ты никак не можешь избавиться, — говорила первая госпожа Шабаша. — Чтобы избавиться от них, призови на помощь свою „одаренную“ кровь… Если ты не сможешь справиться с ними, кошмары будут посещать тебя снова и снова, с каждым разом все ужаснее, пока, в конце концов, ты не сойдешь с ума».
Прикусив нижнюю губу, принцесса жалобно плакала, умоляя Вечность не дать ей уснуть хотя бы этой ночью, чтобы никакой жуткий сон не нарушил сегодня ее покой. Дрожа, она накинула на голову простыню — словно ребенок, пытающийся таким образом спрятаться от того, что его пугает. Сестры рассказывали, что она всегда поступала так, когда была маленькой. Лежа под простыней в темноте и кажущейся безопасности, Шайлиха начала расслабляться. Не в силах и дальше сопротивляться сну, она закрыла глаза и подчинилась непреодолимой силе его воздействия.
Проснувшись, Шайлиха потянулась чтобы почесать руку, зудевшую от укуса какого-то насекомого. Открыв глаза, она взглянула на место укуса.
И увидела кровоточащий нарыв.
Зуд между тем становился все нестерпимее, и принцесса снова принялась расчесывать укушенное место. Тут она заметила, что язва увеличилась, по руке потекла кровь. Шайлиха решила слезть с постели, чтобы умыться, и только тут заметила, что ее опять окружают каменные стены. Она в ужасе закричала.
Принцесса снова оказалась в комнате своих ночных кошмаров.
Теперь уже зудело все тело. Неудержимо рыдая, Шайлиха подняла край ночной сорочки. То, что она увидел, немедленно вызвало у нее приступ тошноты. Язвы и болячки выглядевшие в первый момент как красные пятна, лопались и начинали кровоточить. Прямо на глазах возникали все новые и новые.
Отчаянно рыдая, принцесса хотела выбраться из постели, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут же в ужасе вспомнила, что в крошечной комнатке нет ни окон, ни дверей.
Она была совсем одна, истекала кровью, и ничто не могло помешать этому.
Подняв руки, Шайлиха в ужасе увидела, что ладони тоже покрыты язвами. Ощупала лицо и убедилась, что и оно испещрено ими. Кровь стала заливать глаза, тошнота неумолимо подступала к горлу, и принцессу вырвало. Содержимое желудка обрызгало ночную сорочку, выступающий живот и смешалось с кровью, покрывающей простыни. Она снова заплакала, но уже жалобно, еле слышно. Теперь все зудящие места нестерпимо болели.
Шайлиха встала на четвереньки, в отчаянии царапая окровавленные простыни.
— Я не заслужила этого! — закричала она, прекрасно понимая, что никто ее не услышит. — Пожалуйста, умоляю, ради спасения моего ребенка, оставьте меня в покое!
И тут кровать начала поворачиваться — словно детский волчок, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре скорость настолько возросла, что принцесса упала на спину, на залитые кровью и рвотной массой простыни, и вцепилась в них, стараясь не упасть. Брызги крови летели в стороны и стекали на пол.
Кровь заливала и вращающийся над ее головой каменный потолок, при взгляде на который у Шайлихи началось головокружение.
Прежде чем провалиться в беспамятство, принцесса подумала о них. Не о себе и даже не о своем будущем ребенке, а именно о них. О тех, кто являлся ей в видениях. «Это они виноваты в том, что происходит со мной». Последним ощущением перед тем, как она погрузилась во тьму, была охватившая ее яростная ненависть к этим людям, неважно настоящие они или нет. Шайлиха хотела, чтобы они умерли, все до одного.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Подложив под голову седло вместо подушки, Тристан лежал у костра на заросшей мягким мхом земле на одной из редко встречающихся в Призрачном лесу полян под сводом одиноко стоявшего в ее центре кряжистого дуба. Доносившиеся со всех сторон звуки ночного леса казались одновременно и знакомыми, и какими-то странными здесь, в этом необычном месте, о существовании которого принц прежде и не подозревал. Он любил проводить время в Оленьем лесу, но этот лес вызывал у него необъяснимое чувство страха.
Пляшущие между окружающими поляну деревьями, похожие на привидения тени напоминали кокетливых девушек в королевском дворце; казалось, они зовут Тристана потанцевать с ними, скрасить их одиночество. Но двора в Таммерланде больше не существовало, некому было устраивать балы и затевать танцы. «Вернется ли все это когда-нибудь снова?» — с грустью спрашивал себя принц.
Он перевел взгляд на спящих у костра спутников. Вспыльчивый старый маг и столь же обидчивый гном. С самого начала эти двое не доверяли друг другу. Их совместное путешествие длилось уже два дня, и Малютка Шеннон пообещал, что завтра они наконец встретятся с Феганом. Каждый вечер он разражался длинной речью о своих якобы прекрасных взаимоотношениях с ним, а потом, перед тем как заснуть, выпивал огромное количество эля. «Для вас он господин Феган», — не уставал напоминать гном. Тристан с улыбкой посмотрел на крошечного человечка, почившего во всем своем одеянии, не сняв даже сапог. Потом принц потер укушенное Шенноном бедро. Рана, теперь полностью зажившая, не помешала ему на протяжении двух последних дней проникаться все большей симпатией к маленькому гному. А вот Виг свой гнев на милость так и не сменил.
Сон все не шел, и Тристан достал из колчана один из своих ножей. Разглядывая его в оранжевом свете костра, он в который раз восхитился искусной работой придворного кузнеца. Он успел сдружиться с этим старым ворчуном и теперь задался вопросом, а что бы тот сказал о дреггане сейчас мирно покоящемся в ножнах рядом с принцем. Но кузнец, скорее всего, не пережил резни в Таммерланде, как многие из тех, кого любил Тристан. «Вот этими самыми ножами я убил нескольких крылатых монстров, — подумал он. — Хоть чем-то можно гордиться — и мне, и кузнецу».
Принц подобрал лежащую рядом с костром ветку и принялся остругивать ее ножом, но при первом же движении лезвие соскользнуло, и он порезал левый указательный палец. Тристан нахмурился. Имея столь длительное время дело с ножами, он, конечно, не обходился без порезов и по привычке собирался сунуть палец в рот, чтобы ранка побыстрее зажила. Но что-то вдруг заставило его внимательно оглядеть в свете костра порезанный палец.
Из ранки вытекали яркие алые капли. Принц растер немного крови между большим и указательным пальцами, ощущая тепло и с любопытством исследуя свою кровь — точно никогда прежде ее не видел. «Как много таится в этой крови, — подумал он. — И смерть, и магия, и безумие». Непонятно зачем, но волшебницы похитили и увезли на далекую чужбину его сестру. Причина, видимо, крылась именно в ее крови. Внезапно до него дошло, что существует четкая граница между теми, кто имеет «одаренную» кровь, и кто лишен ее. Так же как и между обладающими ею людьми, по-разному использующими свое могущество.
Каприз и Закон. Тристан понимал, что «одаренная» кровь могущественнее обычной, что кровь Вига выше по качеству крови «магов резерва», кровь Шайлихи могущественнее крови Вига, и его кровь, по-видимому, сильнее, чем у всех них.
«Моя кровь, — подумал он, недоуменно качая головой. — Удивительный, однако, сосуд избрала судьба для самой высокой по качеству крови. Она течет в жилах человека столь эгоистичного, что он не хотел когда-то становиться королем».
Принц бросил взгляд на неподвижно лежащего старого мага. «Интересно, он и в самом деле спит?» Тристан знал, что в случае необходимости Вигу ничего не стоило на протяжении многих дней обходиться без сна. А ведь ему, в сущности, не так уж много известно о Верховном маге, несмотря на то что принц знал его всю свою жизнь. На протяжении последних дней он не раз пытался представить себе, как старик относится к их путешествию, в конце которого ему предстояло встретиться с Феганом, магом, по-видимому имевшим связи с волшебницами во время войны. Тристану казалось, что Виг должен ненавидеть его, хотя сам маг ни о чем подобном не говорил. У принца возникали и другие вопросы. К примеру — как именно Феган помогал волшебницам, и сколько времени это продолжалось, и, самое главное, почему он перешел на их сторону? Только из страха за дочь или была какая-то другая причина? Как поведет себе Виг при встрече с магом-отступником после столь долгой разлуки? Этого Тристан даже представить себе не мог.