Вирт, стр. 44

– У него задвиг на теневых девушек. Может быть, потому что он робо. Он любит эту текучую мягкость – против его твердости. Мягкий дым, твердый пластик. Получается хорошо. И, разумеется, теневые девушки его тоже любят. Только робо или пес может сделать счастливой теневую девушку.

Я подумал о Бриджит и о Битле. И вспомнил, как видел Бриджит, как она танцевала с каким-то мужчиной в «Сливи Тув». Кто это был, интересно?

– Ты нашел что-нибудь? – спросила она.

– Что?

– У себя в глазах.

– Нет. Ничего.

– Дай-ка я посмотрю, – сказала она и шагнула ко мне, слишком близко. Она протянула руку и погладила меня по лицу. Люсинда смотрела мне прямо в глаза. А это значит, что мне тоже пришлось смотреть ей прямо в глаза. Они были зеленые, словно яблоки в залитой солнцем оранжерее, какие-то отстраненные. Для меня это был перебор.

– Да не трясись ты. Дай мне посмотреть, – настаивала она.

Люсинда смотрела мне в глаза, а у меня уже встало, причем встало конкретно. Но то, что я видел в ее глазах, было в десять раз хуже.

– Нет. Ничего, – сказала она. – У тебя голубые глаза, красивые голубые глаза. Как летний день, но без намека на солнце. Это странно. Я могла бы поклясться...

– Что во мне есть Вирт?

– Да. По ощущениям вроде бы правильно, но без желтого.

– Зато желтое есть у тебя в глазах.

Я разглядел среди зелени эти крошечные пятнышки. Они вспыхивали, как осколки золота.

– Ты уже был здесь раньше, да? – спросила она.

– Я не знаю, я не могу это объяснить.

– Давай я тебе кое-что покажу.

– Люсинда...

– Что-то не так, малыш?

– Я...

– Что?

– Я не должен этого делать...

Я должен искать Брид и Существо. И Дездемону...

Люсинда взяла меня за руки и ласково повела куда-то.

* * *

Задняя спальня была вся задрапирована в пурпур. Кровать в виде каменной плиты и статуя Девы Марии. Из глаз Марии сочилась кровь, стекая по белому алебастру щек.

У меня голова пошла кругом, и мне стало весьма затруднительно адекватно воспринимать окружающую обстановку.

– Я в Вирте! – пробормотал я. – Я знаю, что в Вирте!

– Нет, – сказала Люсинда. – Ты просто думаешь, что ты в Вирте.

– Но это же Католическая Ебля? Вирт Интерактивной Мадонны?

– Да, все правильно. Неужели ты раньше не понял? Ты же видел гостиную.

– Это было в начале девяностых, да?

– Да.

– Капкан Ностальгии?

– Ну, наконец-то, ты въехал. И комната, где спит Битл? С путами и кнутами?

– Это, должно быть, Госпожа Извравирта. Я все это пробовал!

– Смотри внимательно.

И тут я начал врубаться. У меня вдруг возникло стойкое ощущение, что меня дурачат. Я повнимательнее пригляделся к спальне Католической Ебли. Кровь больше не выглядела реальной. Я обмакнул в нее пальцы, понюхал...

– Это краска?

Люсинда засмеялась.

– Барни сам оформлял эти комнаты. Они – точные копии перьев-бестселлеров. Это забавно, да? И Барни, мне кажется, оторвался на этом по полной программе.

– Он что, не может употреблять Вирт?

– Ну, да. Барни совершенно безперьевой.

– Я так и думал. Этот взгляд...

– Знаешь, это не так уж и плохо. То, что он не потребляет Вирт... он поэтому такой настоящий. Реальный. И такой сильный. В таком, старомодном смысле. Так что вовсе не удивительно, что теневые девушки любят его в постели. Я вот тоже его люблю. И эти комнаты... ну, здесь он славно кончает.

Но я вспомнил взгляд Барни... печаль у него в глазах... это ощущение оторванности от сна. Но не в том смысле, в котором я это понимал. Ему нравилась эта оторванность. Сон был слабым, а Барни – сильным. Теперь мне действительно стало понятно: Барни – безперьевой. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыться от этих воспоминаний.

– У тебя в глазах – Вирт, Люсинда. Кто ты?

– Я – звезда. Да, во мне – Вирт. Я соединяю явь со сном. Там меня называют Синдерс.

Синдерс О"Джунипер.

Теперь я увидел себя в ее объятиях. Мы с ней столько раз занимались любовью в перьях – в бесчисленных мягких и розовых Порновиртах.

– Я – Вирт-актриса, – сказала она. – Это моя работа.

Почему-то мне было больно видеть ее в реале.

– Я знаю, в тебе тоже есть Вирт, – сказала она. – Несмотря на голубые глаза. Возможно, ты еще не готов. Я почувствовала это сразу, с первого взгляда. И чувствую это сейчас.

– А как ты это поняла?

– Потому что я вся горю.

Я не знал, куда деть глаза.

КАРМАХАНИКА

Синдерс свела меня вниз, по тропинкам – к каналу, за ворота Города Игрушек, туда, где работают и отдыхают автомеханики и каучуковые производители. Был ранний вечер; мир был полуосвещен, и на дороге не было никого – только мы двое.

Мы шли по узкому, вымощенному булыжником проходу между каналом и железнодорожным мостом. Мост был оснащен рядом закрытых арок, и хорошо защищенных от ночных воров. И вода в канале была цвета плохого Виртового сна, ну, знаете... когда все чувства обращаются в грязь, и ты не можешь пробиться наружу.

Синдерс была спокойной и отрешенной. Она шла в двух шагах впереди, указывая дорогу, и все ее тело было – восторг и секс-грезы. Это была изумительная любовница из моих постельных фантазий, с которой мы столько раз были вместе, и я шел за ней, как собака. Безвольный, покорный и полностью беззащитный.

Вам знакомо это чувство?

– Почти пришли, Скриббл, – сказала Синдерс. – Ты уже чувствуешь?

Да, я уже чувствовал.

– Мне как-то тревожно, Синдерс.

– Не беспокойся, Скриббл, здесь не водятся змеи.

Она набрала код на двери в одну из арок.

– Ты уверена?

– Да, я уверена.

Я прочел вывеску на двери.

Кармаханика.

Снаружи были припаркованы две старые машины и древний фургон для развозки мороженого.

– Почему? – спросил я, дрожа.

– Мы отловили всех этих гадов давным-давно.

Дверь распахнулась со скрипом, и Синдерс скользнула внутрь. Я последовал за ней в темную красную комнату. Над головой – крыша сводчатого прохода, камни скользкие от сырости. Дым клубился в тесном пространстве, вызывая видения.

Икарус Уинг сидел за микшерным дымовым пультом.

– Ты снова привел собаку? – спросил он.

– Нет, на этот раз – нет, – сказал я.

– А этого мудака?

Он имел в виду Битла.

– Я сегодня один, – сказал я.

– Тогда проходи. Добро пожаловать.

– Вы уже встречались? – спросила Синдерс.

– Встречались – еще мягко сказано, этот парень по-настоящему мне угрожал, – отозвался Икарус. – Но теперь все в порядке. Без обид.

Я уловил в тенях сухие отблески фиолетового и зеленого. И шуршание кожи – кожа по коже, кожа по земле и стеклу; гады, ползущие в ночи. Плохие сны.

Я весь вспотел, отчаянно борясь со страхом. Вдоль одной стены арки стоял тройной ряд старых стеклянных банок для рыбной ловли, и в каждой лежали змеи – либо по одной, либо целый клубок.

– Не бойся, Скриббл, – сказала Синдерс. – Это твои друзья.

– Я не уверен, – пробормотал я, заикаясь.

– У Вирт-мальчика душа в жопу ушла от страха, – засмеялся Икарус.

– Ты продал мне плохой Вирт, Икарус.

– В смысле?

– То перо Вуду было пиратской копией. Просто дешевый сон.

– Эй, да откуда я-то мог знать? Я просто покупаю продукт, ты понимаешь? А ты кидаешься на меня, угрожаешь одной из моих лучших змей своим бешеным рободогом с оскаленной пастью. Чего ты хочел? У меня даже не было времени попробовать этот новый продукт. Так что не парь мне мозги.

– Икарус редактирует утренние закупки, – сказала Синдерс. – Хочешь посмотреть?

Нет. Больше всего я сейчас хочу оказаться за тысячу миль отсюда.

Проход в арку был заставлен стеллажами с серебряными перьями, а использованные кремовые валялись на полу. Сок грезы клубился в пластах цветов; голубой, потом черный, потом серебряный. И в бездне черного потолка несколько комков золотого мерцали на мокрых камнях.